Станислав Птаха - Красная готика
33
— Нет ли у вас, Николай Павлович — фотографии покойного Дмитрия Алексеевича в последние годы? — прервал монолог ударившегося в философию доктора Мазур. Вообще-то лично у Прошкина портрета Деева не было, зато внимательный Алексей Субботский тут же притащил обтянутый потертым бархатом альбом с семейными снимками из дома фон Штерна. Хотя самые последние фотографии легендарного комдива, сложенные в альбом вместе с газетными вырезками, относились к концу двадцатых годов, общее впечатление о том, как выглядел при жизни Дмитрий Алексеевич, по ним вполне можно было составить.
— Да, вот это действительно Дмитрий, — ностальгически улыбнулся Борменталь, перебирая снимки. Прошкин, тоже заглянув в альбом. Товарищ Деев был мужчиной эффектным и запоминающимся — хотя его вряд ли можно было описать как классического красавца. И все же было в нем нечто необыкновенно притягательное, даже излишняя худоба и отрешенный, совершенно потусторонний взгляд больших светлых глаз, его совершенно не портили, а напротив придавали сходство толи с первохристианским мучеником, толи с вдохновителем средневековых еретиков, замершим в ожидании собственного костра. Делится этими романтическими наблюдениями Прошкин не стал, только довольно формально заметил:
— Вполне здоровым выглядит! А говорили, что он с самого детства тяжело болел, даже не мог из-за состояния здоровья на воинскую службу поступить…
— Да ведь в те времена, к воинской службе допускали только после строжайшего отбора по множеству параметров, из которых здоровье было одним из важнейших! — возмутился Мазур, — Только с возникновением большевизма — карлы, горбатые, паралитики, косые и золотушные — всяк в седло полез и за саблю ухватился! Воинство сирых и убогих… Иметь две руки, две ноги, пару здоровых глаз, ровные зубы и при этом не маяться хотя бы язвой желудка или чахоткой — сущий моветон для комиссара РККА! — то ли в память о собственном прошлом, то ли из уважения к истории знавшей комиссаров иных, чем большевистские, нотариус никогда не использовал прилагательного «красный» для характеристики бывших идейных противников.
— Так что покойный Дмитрий Алексеевич с его жалким плевритом — действительно здоровым на этом фоне выглядит! А если разобраться, — продолжал гуманный экс-ротмистр, постукивая костяшкой породистого пальца по толстенной «Истории болезни…» Деева, — как Господь его в земной юдоли столькими страданиями облек, и раньше не прибрал — можно только дивиться…
— Евгений Аверьянович — будьте добры — избавьте меня от повторного чтения этого шизофренического бреда! — снова принялся возмущаться Борменталь, — Право слова, каждый сейчас читает колонку «В здоровом теле — здоровый дух» журнала «Физкультура и спорт» и мнит себя доктором. А в это время наши самые прогрессивные в мире врачи придумывают диагнозы, которые звучат подлеще неологизмов поэта Маяковского и совершенно не подтверждены ни клинической практикой, ни сколько-нибудь серьезным научным описанием!
— Давайте не будем обобщать, — предложил собеседникам Прошкин, которого совершенно не устаревало ту русло, в которое незаметно перемещалась беседа.
— Хорошо, — согласился доктор, надел очки и принялся перелистывать «Историю болезни…», следующим образом комментируя имеющиеся там записи, — Я не буду присутствующих обременять длинными научными пояснениями, но, знаете ли, есть такие болезни которых у человека просто не может быть одновременно — это одно. Второе — есть, увы, и другие болезни, средств справится с которыми в арсенале современной медицины просто нет, и потому они не минуемо ведут к быстрому летальному исходу. Таковы печальные факты. Так вот, содержание эдакого, с позволения сказать, документа выходит за рамки этих аксиом, которые известны даже студенту — первокурснику! А тут — и малярии, и пневмонии, и саркомы, и склеродермия, и острая сердечная недостаточность, и лимфогранулематоз, и даже пресловутый рассеянный склероз! Если бы все это имело место в организме Дмитрия Алексеевича — он умер бы по крайней мере восемь раз! И, поверьте — произошло бы это еще задолго до нынешней весны…
Тут нотариус Мазур задал вопрос совершенно неожиданный, и глубоко запавший во впечатлительную голову Прошкина, — вместо того, что бы слушать наукообразные пояснения Борменталя, Николай Павлович как раз сейчас усиленно размышлял на тему — каким образом нервному провинциальному нотариусу удалось за неполных двадцать часов заполучить в свое распоряжения два подлинных документа, которые не смог найти ни сам Прошкин, ни его обладающий высокими связями начальник, ни даже любящий пасынок и ловкий интриган Баев.
— Скажите, Георгий Владимирович — сугубо теоретически, существуй человек, действительно страдавший всеми перечисленными тут болезнями в описанной форме — его тело могло бы представлять научную ценность для медицины?
— Сугубо теоретически — вне всякого сомнения. Такое тело позволило бы медицине описать в научных терминах настоящее чудо, подтверждающее возможность бессмертия в физическом теле, не зависящее от неизбежных биологических факторов, таких как болезни и старение организма. Но чудес — как известно не бывает! Зато имеет место начетничество, тяга к дешевым сенсациям и самая банальная профессиональная некомпетентность! За годы существования медицины даны полные описания сотен тысяч заболеваний. В последние годы, безусловно, наблюдается значительный прогресс в области стратегий лечения, разработки новых медицинских препаратов. Но обнаружить и описать совершенно новую болезнь — чрезвычайная удача, в возможность которой, я — как практик — не верю! — Борменталь открыл «Историю болезни…» и стал читать в подтверждение собственного тезиса, — «Температура больного сохранялась на уровне 24 градусов по шкале Цельсия в течении трех суток. По истечении третьих суток на не пораженных ранее участках кожи визуализируются явления в форме связного текста на арабском языке. Запись и перевод текста прилагается. Температура стала постепенно повышаться, общая реактивность организма повысилась»! — Борменталь победно сверкнул очками, — Это что научное описание? Разве что описание шизофренического бреда автора. Настоящая ересь! Поверить в это — все равно, что поверить в существовании вампиров — умирающих и воскресающих единственно по собственному желанию! Вот вы Николай Павлович, как воинствующий атеист — верите в вурдалаков? — возвращаясь к обычной своей иронической манере, спросил Борменталь. Если бы Прошкину пришлось отвечать на такой вопрос только самому себе, он просто сказал бы «Да», но характер беседы требовал продемонстрировать идеологическую стойкость.
— Я лично, как коммунист — нет, но сигналы от населения о подобных явлениях поступают систематически… — скромно сказал он. Леша Субботский убедившись в близости мировоззрения Прошкина к его собственному радостно улыбнулся:
— Знаете, Георгий Владимирович — лично мне приходилась сталкиваться с описанием болезни, точнее — хвори, очень напоминающим то, что вы только что зачитали, в старинной летописи. Оно относится предположительно к 14 веку, и описанный странник… то есть больной — тоже продолжительное время путешествовал по горным массивам Средней Азии — как и покойный Дмитрий Алексеевич… У Странника на коже во время болезни проступили дивные письмена на неведомом наречии, затем кожа покрылась кровавыми струпами, полностью слезла, сменитесь новой и чистой, а сам больной к удивлению наблюдавших его монахов исцелился…
— Я, Алексей Михайлович читал «Бестиарий» Беды Достопочтенного — весьма познавательное и увлекательное чтение — но мало имеет отношения к современной биологии и медицинской науке! — парировал эрудированный доктор.
Пока его гости увлеченно дискутировали, Прошкин пододвинул к себе пухлую «Историю болезни…», намериваясь прочитать — о чем же повествовали арабские письмена сами собой выступившие на коже Деева. В свете новых фактов называть Дмитрия Алексеевича «покойным» с былой уверенностью он уже не мог. Но и сам текст и перевод отсутствовали — страничку с ними попросту вырезали из «Истории болезни…» острым лезвием или канцелярским ножом.
— Когда я волею судеб… Ну общем-то… Да — можно сказать, путешествовал по Туркестану, мне доводилось слышать в некоторых районах Гийсарских гор подобные легенды… Местные племена рассказывают, что в горах есть благословленные дэйвами пещеры, где сами дэйвы любуются горными красотами приняв облик желтых змеек. Избранных путников — в знак особой милости такая змея может ужалить, тогда сам счастливец с мучениями теряет кожу — подобно ползучему гаду, а с новым покровом обретает и радость бессмертной жизни в бренном теле. Более того — наиболее достойным из таких избранников даруется еще одна редкая милость — унести свое обновленное тело в лучший мир, когда пребывание в земной юдоли утратит для посвященного смысл… Дервиши с древних времен прибывают в те места из дальних краев, многие часы проводят в переходах от одной пещеры к другой, постятся и молятся в надежде привлечь к себе подобную благосклонность духов.
