Филип Джолович - Стены молчания
Ошибка. От этого стало только хуже.
Я закричал.
— Успокойся, — сказала мать.
Я нащупал выключатель настольной лампы и посмотрел на кровать.
Она лежала на покрывале, руки скрещены на груди, локоны наполовину закрывают лицо.
— Что ты здесь делаешь?
Она села и откинула волосы назад. Боже, как она постарела. Плотные мешки под глазами, паутинка морщинок на ее лице увеличилась раза в четыре, с тех пор как я видел ее в последний раз.
Она прикрыла рот рукой.
— Боже, что с тобой? — сказала она. Я хотел спросить ее о том же самом.
— Огонь, мам. — Я лег лицом на кровать. Пожар развели шестерки Аскари. Зачем же еще его кабинет был так тщательно вычищен, перед тем как начался пожар?
Мама встала и начала осматривать меня, морщась от вида обгоревшей плоти и одежды. Она аккуратно подняла мою правую руку, пристально посмотрела на нее и затем положила ее на кровать. Она провела рукой по моим волосам.
Глаза закрывались, но я сопротивлялся сну, соблазн был слишком велик. Скоро здесь будут ищейки, люди в костюмах с пистолетами, полицейские, вооруженные дубинками, и с большими собаками.
— Нам надо уходить.
— Не двигайся. — Она пошла в ванную, я услышал, как она сдернула полотенца с держателей и включила воду.
Скоро мама вышла из ванной. В корзине для мусора плескалась вода, от нее поднимался пар. Она стала рыться в своей узорчатой сумке. Это была та самая сумка, которую она постоянно таскала с собой по всей Европе, когда я был ребенком. Мы с отцом постоянно подшучивали над ней. Не из-за сумки, а из-за ее содержимого. В ней было все. Было сложно придумать такую ситуацию, которую не смогла бы спасти мамина сумка.
Она достала из нее маленькую бутылочку дезинфицирующего средства и два тюбика: антисептик и анестезин.
Придерживая меня за плечи, мама помогла мне сесть и стала снимать с меня пиджак. Снимая правый рукав, она задела тыльную сторону ладони, и я чуть не упал в обморок от боли.
Затем рубашка. Я выгнул шею, чтобы посмотреть, что было под ней. Это больше напоминало снятие пластика с кусочков нарезанного копченого лосося.
— Один человек умер, — сказал я.
— Тихо.
У меня перед глазами возник образ Раджа: волоски его бороды прижаты к губам, белые зубы окровавлены, может, оттого, что он прикусил язык, а может, просто лента полиняла. Мог ли я спасти его? Его убили за то, что он не смог сохранить пару кусочков какой-то вшивой бумаги. Ведь это было такое простое задание.
И все же, несмотря на всю нелепость его смерти, в ней было скрытое достоинство, ощущение того, что его жизнь сможет продолжиться в другом облике. Его религия дала ему определенное положение в обществе и подарила надежду на то, что в другой жизни все могло быть гораздо лучше. Или Радж просто был таким человеком, который мог думать о других даже тогда, когда огонь уже начинал лизать его тело. Он беспокоился о своей сестре, лесной нимфе, у которой теперь было имя. И обо мне. Несмотря на то что это я вынес из офиса то чертово соглашение, из-за которого его убили.
Мать наконец-то сняла с меня рубашку и начала намазывать меня кремом. Ей не надо было говорить, что это будет больно. Я выл от боли.
— Вот, — сказала мать, легонько хлопнув меня по плечу.
Я посмотрел на свои грязные носки.
— Там, где-то под грязью, занозы.
Мать махнула рукой.
— Ляг, — она надела очки.
— У нас нет времени, — но я все же лег.
Из сумки появился пинцет. Мама сняла носки, протерла мои ступни теплым и влажным полотенцем и начала искать занозы.
— Ты сказал, что умер один человек, — сказала она.
— Ой! — Казалось, что она вынула из меня стрелу. Она показала мне занозу, зажатую в пинцете, — это была маленькая щепка размером не больше четверти дюйма.
— Да, умер.
Я не мог рассказать ей, что у того человека была сестра, которую я встретил в нашем доме в Хэмптон Корт, что она была одной из игрушек моего отца. И я обещал обеспечить Приити будущее.
— Расскажи мне, что произошло, — попросила мама.
— Просто собери вещи. Нам надо уезжать.
— Но я только что приехала, — возразила она.
Зачем? Почему? Я знал почему — большие расстояния были для нее проклятием, но, несмотря на все, ей надо было приехать и встать лицом к лицу с опасностью.
— Я объясню все позже, — прошипел я. — Просто собери вещи.
Я сполз с кровати и открыл шкаф. Я выгреб оттуда одежду и запихнул ее в чемодан на колесиках. Я срывал с вешалок мои рубашки, брюки и пиджаки и загружал их в чехол для костюма. Я оставил лишь свежую рубашку, чтобы одеться перед уходом.
— Куда мы едем? — спросила мать.
Хороший вопрос. Куда мы собирались? Было уже почти одиннадцать. Машина была заказана на два часа ночи, самолет в Нью-Йорк — в семь десять утра, а лондонский рейс — в пять пятьдесят пять, мама полетит на нем. Первым классом.
Вопрос: взять машину сейчас и поехать куда-нибудь еще или оставаться и ждать?
Решение: заказать еще одну машину. Нет, две машины. Одну мне, а другую маме. Будет лучше, если мы поедем по отдельности.
— Подожди, — сказал я и позвонил консьержу.
Администратор начал принимать мой заказ и внезапно замолчал. Кто-то еще был на линии.
— Извините, сэр, но сейчас очень тяжелое время, все машины заказаны. Мы сможем дать вам машину приблизительно через час.
— Как насчет простого такси?
— Дождь, сэр. Я боюсь, что сейчас все идет кувырком. Вам, скорее всего, придется ждать примерно столько же, может, такси приедет на несколько минут раньше.
Для меня была важна каждая минута.
— Мне надо две машины. Одна для меня и одна для… для миссис Холден.
Я повернулся к матери:
— Тебе не надо было приезжать.
Она сидела на кровати. Сумка лежала у нее на коленях. Лицо было печальным. Слезы струились из глаз.
— Я должна была приехать, — сказала она. — Ты все, что у меня есть. Когда умер твой отец… — Ее лицо сморщилось, и она закрыла его руками. Я подошел к ней и обнял ее.
— Тихо, тихо, — успокаивал я ее. — Я знаю, знаю. Мы соберем вещи, выпишемся из отеля и посидим где-нибудь в кафетерии. Мы посмотрим, кто будет входить в отель, и затем, если все будет чисто, я пойду к такси первым. Ты подождешь пару минут и затем пойдешь за мной. Хорошо?
— Что происходит, Фин? Разве весь этот кошмар не кончился еще пять лет назад? Почему все началось снова?
— По-моему, пять лет назад ничего не кончилось, — сказал я. — Просто это было поблизости, в тени, а я не обращал на это никакого внимания.
Мама начала рыдать.
— Ты все собрала? — Нам нужно было все правильно организовать.
— Я так устала, — сказала она.
— Ты скоро уже сядешь в самолет, там ты поспишь.
Она вытерла слезы и посмотрела на меня:
— Самолет? Куда?
— В Лондон, — тихо ответил я. — Все оплачено. У меня уже есть билет, мы просто перепишем его на твое имя в аэропорту.
— Но я приехала сюда к… — секунду она смотрела куда-то в пустоту, — чтобы решить проблемы. Решить твои проблемы. Нам надо сделать это вместе. Мы никогда не делали ничего вместе. Что привело твоего отца к этому… в это место?
— Была корпорация, которая называлась «Гакстейбл». Сунил Аскари тоже замешан в этом.
— Аскари, — повторила мама едва слышно, в ее глазах загорелся огонь.
— Послушай, — сказал я. — Нам надо убираться отсюда, — я посмотрел на прикроватную тумбочку.
Мама поставила на нее фотографию отца в Корфу. Фотографию меня на том же пляже. Это был хороший отпуск. За две недели мы выиграли в кости в два раза больше денег, чем у нас было.
Еще на тумбочке стояла коричневая бутылочка с таблетками, похожая на те пузырьки, которые мама держала на столике у кровати пять лет назад, и маленький металлический слоник размером с кулак. Внимательно посмотрев на него, я узнал его. Это был Ганеш. Ганеш — божок на значке с формы Приити. Ганеш — божок, изображенный на обложке тетрадки проститутки в борделе Бабы Мамы. С четырьмя руками и двумя белыми бивнями, выглядывающими из-под его хобота. Вокруг его головы был круг с зазубринами, похожими на те лучи солнца, которые рисуют дети.
Я поднял слоника. Он был тяжелый, приятный на ощупь. На его основании было выгравировано: «Наша вечная признательность».
Я положил статуэтку Ганеша, фотографии и таблетки в сумку матери.
— В ванной есть что-нибудь? — Я вошел туда и застыл на месте, увидев себя в зеркале.
Да, мама хорошо постаралась, когда умывала мое лицо. Но волосы! Я выглядел, как псих, сбежавший из сумасшедшего дома. Я повернулся и попытался рассмотреть спину. Красное озерцо неправильной формы начиналось у основания ребер и заканчивалось чуть выше лопаток.
На полке в ванной вперемешку стояли мои туалетные принадлежности и мамины. Я сгреб все без разбора и выключил свет локтем.
