Бернар Миньер - Круг
Марго знала этот голос. Она перекатилась на спину и подняла глаза: подчиненная ее отца — та, со странным лицом, но в клевом прикиде — придавила Давида коленом к земле, заломила руки за спину и надевала на него наручники.
— Ты в порядке? — спросила Самира Чэн, посмотрев на Марго.
Марго кивнула и принялась машинально стряхивать с коленей землю и травинки.
— Я бы этого не сделал, — простонал Давид. — Черт, клянусь, я не хотел! Это было так, для вида!
— Чего бы ты не сделал? — Тон Самиры был угрожающе-опасным, как лезвие бритвы. — Не стал бы ее насиловать? Ты уже это сделал, ублюдок! Технически то, что ты совершил, называется насилием, жалкий кретин!
Плечи Давида содрогнулись от его рыданий.
— Отпустите его, — тихим голосом произнесла Марго.
— ЧТО?!
— Отпустите, он хотел просто напугать меня. Он сказал правду, что… что не собирался меня… насиловать.
— Ты серьезно?
— Отпустите его.
— Марго…
— Я не стану на него заявлять. Вы меня не заставите.
— Марго, именно за таких вот…
— Отстаньте от него! Отпустите!
Она посмотрела на Давида и прочла в его глазах непонимание, удивление и благодарность.
— Ладно, Марго, как скажешь… Но твоему отцу я все расскажу.
Девушка залилась краской стыда и кивнула, встретившись взглядом с разъяренной Самирой. Щелкнули, расстегнувшись, наручники. Самира рывком поставила Давида на ноги и уставилась на него черными, как смола, глазами. Она была в бешенстве.
— Боишься? Правильно делаешь. Ты едва не спустил в унитаз свою жизнь, а заодно и жизнь Марго. Я буду за тобой наблюдать. Доставь мне удовольствие — сделай глупость. Одну. Любую. И я тотчас появлюсь…
Давид посмотрел на Марго.
— Спасибо.
Она не была уверена, чего в этом взгляде было больше — стыда, благодарности или страха. Когда Давид ушел, Чэн повернулась к сидевшей на земле Марго.
— Провожать не стану, — холодно бросила она и пошла прочь.
Марго слышала, как она раздвинула ветки и быстро пошла по аллее вдоль кортов. Девушка сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь унять отчаянно бьющееся сердце. Она не понимала, каким чудом помощница отца оказалась рядом в нужный момент. Неужели он взял ее под наблюдение? Марго дождалась, когда в лес вернулась ночная тишина, легла на спину, подняла глаза к темно-серому небу, вставила в уши наушники, надеясь, что Мэрилин Мэнсон споет ей «Сладких снов», и заплакала. Она рыдала долго, пока совсем не обессилела.
Не зная, что за ней наблюдают.
Сначала он услышал шум двигателя и музыку. Они приближались через лес — очень быстро… Элвис Эльмаз приглушил звук телевизора и повернул голову к окну. Между деревьями мелькал свет. Фары… Он вскочил с дивана и с бешено колотящимся сердцем кинулся за стоявшим в углу ружьем. Никто не наносил ему визитов в подобное время.
Собаки заворчали, потом зашлись истошным лаем, сотрясая лапами прутья клеток.
Он проверил ружье, взвел курок, подошел к окну, и тут слепящий свет фар осветил комнату.
Машина резко затормозила перед верандой. Он поднес ладонь козырьком к глазам, но это мало что дало. Стены дома дрожали от басов звуков гремевшей из машины мелодии.
Элвис распахнул дверь, целясь из ружья в незваных гостей.
— Я знаю, кто вы, банда гребаных педрил! — проорал он, выдвинувшись на веранду. — Я вышибу мозги первому, кто подойдет к дому!
Продолжить он не успел — кто-то приставил к его виску холодное дуло пистолета.
— Это Самира…
Сервас приглушил звук стереосистемы. На улице завыла сирена полицейской машины. Очередное разочарование, снова звонит не Марианна. А он так надеялся… «Почему бы тебе не позвонить самому? — спросил он себя. — Зачем ждать, когда это сделает она?»
— В чем дело?
— Марго… Кое-что случилось. Не слишком приятное. Но с ней все в порядке, — поспешила добавить Самира.
Мартен напрягся. Не слишком приятное… Чертова иносказательность!
Самира описала сцену, свидетельницей которой стала, наблюдая за тылами зданий. Они с Венсаном выдвинулись на позиции в начале вечера. Он сидел в машине, на стоянке, она находилась на опушке леса, увидела, как две девушки вышли из корпуса и пошли вдоль теннисных кортов к лесу, следом появилась Марго. Девицы углубились в лес, Марго чуть поотстала, потом прокралась к поляне, где о чем-то спорили Давид и те девушки. Самира была слишком далеко и не могла разобрать сути разговора, но этот парень, Давид, явно был под кайфом — он порезал себе грудь ножом. Через какое-то время троица направилась к лицею, а Марго продолжала прятаться в кустах. Судя по всему, в момент разговора ее не заметили, но Давид неожиданно вернулся и напал на Марго. Самира кинулась на помощь, но ей пришлось преодолеть метров тридцать по лесу, она споткнулась, подвернула лодыжку, упала и потому вмешалась через две минуты, «не больше, клянусь вам, патрон».
— Я прищучила его на месте преступления, но с Марго все в порядке.
— Ничего не понимаю! О каком преступлении ты говоришь? — закричал Сервас.
Чэн коротко объяснила.
— Я правильно понял — Давид пытался изнасиловать мою дочь?
— Марго уверяет, что нет. Уверяет, будто он не собирался. Но руку ей в… трусы… он все-таки засунул…
— Я еду.
Проклятье, не делайте этого, не делайте, черт бы вас всех побрал!
Он дернулся. Вернее, попытался. Ему связали руки за спиной, ноги — от щиколоток до коленей — обмотали широким коричневым скотчем и прикрутили к ножкам стула, а туловище и шею — к спинке. Стоило ему пошевелиться, и липкая лента больно натягивала кожу, вырывая волоски. Он потел, как поросенок. Исходил литрами пота, даже джинсы промокли, как будто он обмочился. Так оно и случится, если его немедленно не отпустят, он обязательно описается — от страха.
— Банда ублюдков! Мать вашу, говноеды! Я всех вас поимею!
Он оскорблял их, чтобы преодолеть собственный страх, зная, что они убьют его и что смерть легкой не будет. Он помнил, что случилось с той училкой… Садисты… Сам он никогда не был нежен с женщинами, бил их, насиловал, но то, что сделали с той женщиной, превосходило все мыслимые и немыслимые пределы. Он задрожал всем телом — от жалости к себе.
Он чувствовал запах псины, острый кислый запах собственного пота и аромат ночного леса — они привязали его к стулу, стоявшему на веранде. Ему даже показалось, что он ощущает легкое дуновение ветра откуда-то из-под земли. В ярком свете фар танцевали пылинки, кружилась мошкара. У него невыносимо обострилось зрительное восприятие — он видел даже брызги слюны, летящие из собственного рта всякий раз, когда он начинал орать на мучителей. Все вокруг вдруг обрело удесятеренную мощь, все стало жизненно важным.
— Я вас не боюсь, — сказал он. — Убивайте, если хотите, мне плевать.
— Неужели? — с издевкой произнес чей-то голос. — Вот и славно!
На том, кто это сказал, было промокшее от пота худи с капюшоном, прикрывавшим лицо.
— Тебе будет страшно, обещаю, — спокойным голосом пообещал другой голос.
Его снова пробрала дрожь. От их уверенности. Спокойствия. Холодности. Они начали разворачивать на полу рулон прозрачной блестящей пищевой пленки. У него закружилась голова, сердце забилось в груди, как птица, кидающаяся на прутья запертой клетки.
— Что это вы, на хрен, делаете?
— Ух ты, ему вдруг стало интересно!
Он попытался улыбнуться, когда они принялись наматывать пленку вокруг его обнаженных мускулистых рук, заведенных за спинку стула.
— Зачем…
— Что, пленка? — раздались смешки. — А вот зачем: ням-ням, собачки…
Силуэты незваных гостей исчезли из поля его зрения; он слышал, как они вошли в дом, открыли холодильник, что-то достали и тут же вернулись. Руки в резиновых перчатках начали засовывать куски мяса между пленкой и голым телом. Его передернуло от ужаса и отвращения.
— Что за гребаная игра? — завопил он.
Вместо ответа его полоснули по щеке перочинным ножом, и теплая кровь потекла на подбородок, шею, пленку и дешевую говядину, которой он кормил своих собак.
— Ч-ч-черт! Да вы больные на всю голову!
— Тебе известно, что полихлорвинил, из которого сделана эта пленка, на пятьдесят шесть процентов состоит из соли и на сорок четыре — из нефти?
Они продолжали кружить вокруг него, как дикари, пляшущие у тотемного столба, где ждет смерти бедолага-путешественник. Холодная пленка коснулась шеи и разгоряченного затылка; они засунули очередные куски мяса между кожей и пластиком, а последними эскалопами стали натирать ему лицо. От омерзения он резко мотал головой из стороны в сторону.
— Хватит! Прекратите! Проклятые не…
