Серж Брюссоло - Зимняя жатва
Запустив руку в карман брюк, Этансон извлек оттуда какие-то металлические детали, наверное, взрыватели.
— Видишь, — сказал он, сунув их под нос мальчику, — я лишил ее зубов!
Они спустились. Пока мать сновала из комнаты в комнату, не зная, с чего начать, капрал развалился в кресле Адмирала и взял одну из его трубок, которую стал преспокойно набивать табаком. Потом закурил, закрыв глаза и подставив лицо солнцу, щедрым потоком заливавшему комнату.
Клер позвала сына из кухни:
— Надеюсь, ты не собираешься весь день проболтаться? — небрежно бросила она. — Сделай что-нибудь полезное, собери хотя бы бутылки и свали их во дворе.
Больше двух часов мать с сыном, орудуя вениками и щетками, приводили дом в порядок. Клер залезла на скамейку и протерла пыльные безделушки, книги, замочила грязную посуду, освободив ее от остатков пищи, вынесла мусор.
— Заняться спальнями, — перечисляла мать, — проветрить постельные принадлежности и матрасы… Надеюсь, простыни не насквозь пропитались всей этой вонью! Постепенно я их перестираю.
Она говорила сама с собой, объем предстоящих хозяйственных работ опьянял ее своей грандиозностью. С выпачканным пылью носом и блестящими от возбуждения глазами Клер без конца повторяла:
— Ты хоть осознаешь? Мы снова у себя дома!
Этансон покинул кресло лишь для того, чтобы налить стопку сливовой водки, которую он потягивал в перерыве между двумя трубками. Сняв сапоги, капрал расхаживал в одних носках, абсолютно равнодушный к тому, что творилось в доме. Жюльен, раздраженный его бездействием, поднялся на второй этаж и вытащил из чехлов матрасы, чтобы разложить их на подоконниках. От каждого его движения вверх взмывали облака седой пыли. Разобрав постели, мальчик открыл двустворчатый шкаф, чтобы выветрился запах слежавшегося белья. Постепенно в доме стало так же жарко, как на улице, и внутрь устремились полчища насекомых: не только мух и бабочек, но и опасной моли.
Жюльен был очень удивлен, когда, свернув в один из коридоров, попал в детскую, о существовании которой забыл. Там все оставалось нетронутым: альбомы для раскрашивания, цветные карандаши, палитры с высохшими красками, книги и комиксы с утенком Гонтраном: «Гонтран охотится на льва», «Гонтран среди индейцев», «Гонтран на Северном полюсе», «Гонтран — король саванны». Кровать с перильцами показалась ему на удивление маленькой. Яркие краски игрушек поблекли, оловянные солдатики давно исчезнувших армий покрылись пылью веков. Поддавшись внезапному порыву вновь почувствовать себя ребенком, Жюльен растянулся на узеньком матрасе. Ноги его вылезали за край кровати по крайней мере сантиметров на тридцать! Ощущал ли он когда-нибудь здесь себя счастливым? Прошло столько времени, что он успел утратить об этом отчетливые воспоминания.
«Я как собака, которая не может отыскать кость, зарытую когда-то в огороде хозяина!» — пришло ему на ум.
Протянув руку, мальчик достал сундучок, где в пронумерованных коробочках в тесном соседстве обитали сотни оловянных солдатиков, подаренных ему Адмиралом. Что это было — мания человека, вообразившего себя сеньором, владельцем замка, или… прихоть стареющего отца? Ровно тысяча расписанных вручную миниатюрных копий, позволяющих воспроизвести великие сражения прошлого: при Ваграме, Эйлау, Аустерлице… и даже Ватерлоо. Подарок, в свое время возмутивший Клер: «Что за нелепая мысль? Теперь от этих солдатиков ступить будет некуда!» Жюльен приподнял крышку одной из коробочек. Человечки были на месте — верные товарищи его наполовину украденного детства стояли навытяжку в ожидании приказаний.
Закрыв сундучок, Жюльен выпрямился. Настроение отчего-то испортилось, в сердце вошла печаль. Чтобы не думать больше об этом, он решил продолжить уборку. Дойдя до кабинета Адмирала, мальчик заколебался. При мысли, что ему предстоит обрушить потоки солнечного света на мрачное гнездо деда, он испытал внутренний протест: не лучше ли все оставить нетронутым, как в музее?
Он осторожно вошел, и его сразу ослепила темнота. Лишь подойдя к письменному столу, Жюльен заметил, что ящик открыт. Коричневая папка исчезла.
Изумление пригвоздило его к месту. Кто же побывал в комнате и украл документы? Пьер Этансон? Мать? Мальчик попытался вспомнить, видел ли он, как Клер сюда заходила после их возвращения в дом, но это было невозможно — она то и дело перебегала с этажа на этаж. А капрал? Слишком уж долго он оставался в доме один и вполне мог ознакомиться с его имуществом!
«Может, он обезвредил бомбу за десять минут, — думал Жюльен, — а потом обшаривал ящики в надежде что-нибудь стянуть. Вот почему он заставил нас ждать целый час в лесу. Он рылся в шкафах, в бумагах деда… и нашел донесения сыщика — разоблачительный документ о деятельности матери во время войны».
Как досадовал на себя Жюльен, что не позаботился получше припрятать папку. Подобные мелочи являлись лучшим подтверждением того, что он еще ребенок. Он не был способен предвидеть развитие ситуации! За четыре дня отсутствия матери ни разу не вспомнил о коричневой папке! Сотни раз он мог сжечь ее в глубине огорода, а вместо этого только оплакивал свою горькую судьбу! И уж конечно, не задумался о приезде саперов, ибо в глубине души был убежден, что мать вернется несолоно хлебавши. Появление капрала застало его врасплох.
Еще долго стоял Жюльен перед столом, уставившись на пустой ящик, словно компрометирующий документ мог возникнуть там в любую секунду.
Так кто же украл? Мать или капрал? Что, если все-таки капрал, производящий впечатление рубахи-парня, этот верзила-весельчак, любящий праздность, подобно мелкому рантье, загорающий на солнышке и посасывающий трубку?.. Если он — значит, теперь ему все известно о матери и он станет ее шантажировать…
— Жюльен! Что ты там застрял? Спускайся!
Голос Клер заставил его вздрогнуть. На цыпочках, осторожно, выбрался он из кабинета. Мать звала его из гостиной.
— Скорее сюда! Ты только посмотри, что Пьер обнаружил в подвале!
Жюльен спустился, уже зная, о чем она говорит. Этансон просто-напросто нашел дверь в склеп и запасы Адмирала.
— Я и не знала, что там все это хранилось! — Клер размахивала бутылками с шампанским, покрытыми седоватым налетом. — Пьер, вы просто великолепны!
На столе высилась горка консервов и уже хорошо знакомый мальчику окорок.
— Потрясающе! — повторяла Клер, хлопая в ладоши. — Я думала, что твой дед извел все свои запасы, но такое впечатление, что он их даже не касался. Пьер, вы возвращаете нас к жизни! Сначала подарили нам дом, потом пещеру Али-Бабы!
Этансон скромно стоял в дверях, руки у него были покрыты пылью, на лице застенчивая улыбка.
— Устроим-ка мы пир! Но сначала я приведу в порядок посуду. Отпразднуем новоселье как положено. Жюльен, сходи в огород за овощами, а я займусь тарелками, а то ты их перебьешь.
После обеда капрал только раз соизволил вылезти из кресла, чтобы смазать замки и дверные петли. Он работал с беззаботной небрежностью, напевая веселый мотивчик.
«Я знаю, что ты негодяй, — думал Жюльен, уставясь ему в затылок, — и для тебя не секрет, что я это знаю. Одним словом, приятель, поладить нам не удастся».
Больше всего на свете он хотел угадать, где спрятал капрал коричневую папку, но это было трудно. У Этансона была возможность за час, проведенный в доме без свидетелей, подыскать надежный тайник.
Отправившись в огород, Жюльен увидел, как через отдушину подвала из дома удирали зверьки — лисица и барсук, которых вторжение незнакомцев вынудило к немедленному переселению. Он собрал для матери овощи и отнес на кухню. Когда та принялась отчитывать его за грязные следы на только что вымытой плитке пола, мальчик пожалел о времени, проведенном в хижине садовника. Прощай походное житье-бытье, сидение у костра, спанье на соломе и умывание колодезной водой… Жизнь вошла в прежнюю колею, вернув их в ряды серых обывателей.
Но больше всего Жюльена раздражала манера матери бродить по комнатам, легонько дотрагиваясь кончиками пальцев до мебели, и не для того, чтобы проверить, насколько она чиста, а скорее чтобы лишний раз убедиться в ее существовании. Ненавидел он и деланное восхищение, которое Клер демонстрировала по любому поводу, и эту ее мечтательную полуулыбку.
В глубине кухонного шкафа мать нашла банки с мастикой, ветошь для полировки мебели и средство для чистки серебряных изделий. Через несколько дней дом засияет от подвала до чердака, дойдет очередь и до сада, заросли шиповника подстригут, превратив в живую изгородь, и романтика первых месяцев их жизни в усадьбе отойдет в область воспоминаний.
«Не отправит ли меня Клер снова в пансион? — спрашивал себя Жюльен. — Ведь капрал рано или поздно очистит поле, и когда у нее будут деньги, она просто наймет вместо меня батраков». Такая перспектива его ужаснула.
