Монс Каллентофт - Летний ангел
— Моя жена умерла четыре года назад. От рака мозга.
— А ваши две дочери?
— Чего вам от них нужно?
— Отвечайте на вопрос.
— Она далеко. В Австралии.
— Они там живут?
Стюре Фолькман не отвечает.
— Вам что-нибудь известно об убийстве двух девушек в Линчёпинге?
— А что мне об этом может быть известно?
— Как вы думаете, Луиса имеет ко всему этому отношение?
— Луиса? С ней я не общался много десятилетий.
Стюре Фолькман сплетает пальцы, нюхает их, кладет руки на колени.
— На вашей совести есть другие случаи посягательств на юных девочек? — Судя по голосу, Зак готов выйти из себя. — Ну что? Есть?
— Зак!
Стюре Фолькман поднимает руки, его длинные белые пальцы образуют забор, за которым он прячется.
— Чего вам нужно, а? Чего вам от меня нужно?
По пути к машине Малин видит, как Зак пытается стряхнуть с себя ненависть и презрение.
— Теперь ты поведешь. — Он кидает ей ключи от машины.
И Малин сидит за рулем, когда они оставляют позади городишко Финспонг. Вокруг них снова густой лес, когда Зак наконец произносит:
— В одном этот чертов старикашка был прав — какого дьявола мы к нему приперлись?
— Мы проверяли одну из версий. Так часто делают — шагают назад, чтобы продвинуться вперед.
— И все же. Дело настолько давнее — все это просто на грани абсурда.
Малин не отвечает. Смотрит на дорогу, пытаясь представить, что происходит в душе у человека, к которому являются по ночам эти белые пальцы, — в те годы, когда формируется доверие к другим людям.
Настороженность.
Страх.
Убежденность, что все желают тебе зла.
Неспособность привязываться к людям, стремление находить все исковерканное, которое подтвердило бы исковерканность в тебе самом.
Жизнь как одинокое блуждание в темноте.
Все, что называется верой в себя, изгнано этими пальцами.
Черные дыры, готовые в любой момент засосать тебя.
49
Пляж возле Стюрефорса сияет в убийственном свете солнца, от зноя пиджак прилипает к телу Вальдемара Экенберга, когда тот стоит под дубом внутри заграждения.
Пистолет в кобуре кажется теплым, металл даже в тени и под тканью не может сохранить прохладу.
Сулиман Хайиф застыл рядом с ямой, в которой еще недавно покоилась Тереса Эккевед. Он в джинсах и белой футболке: перед поездкой ему разрешили сменить одежду заключенного на обычную, но руки за спиной туго скованы наручниками, чтобы ему не пришло в голову что-либо предпринять.
Купающиеся вновь заполнили это место.
Когда полицейские с задержанным приехали, все поначалу уставились на них сквозь солнцезащитные очки, но теперь вернулись к отдыху, наверняка убежденные, что причина появления полицейских слишком ужасна для такого чудесного летнего дня. Вот там они ее нашли… Это полиция. Это произошло здесь. Сколько ей было? Четырнадцать. Летняя смерть. Под тем дубом…
Лишь два мальчика в одинаковых синих плавках стоят у ленты заграждения и смотрят на приехавших сквозь голубые стекла очков. Киоск с мороженым закрыт, иначе мальчики наверняка наслаждались бы самым большим эскимо.
Любопытные.
— Брысь отсюда, — говорит Пер Сундстен, пытаясь придать своему голосу строгость.
Свен Шёман с сомнением отнесся к их идее: отвезти подозреваемого на место преступления в надежде, что у него не выдержат нервы и он признается.
— Его адвокат должен присутствовать.
— Плевать на адвоката, — возразил Вальдемар, — на это у нас сейчас нет времени. Девочки, Шёман, подумай о девочках.
— Хорошо, но только держись спокойно. Никаких ненужных фокусов.
Лицо Свена еще больше сморщилось: он в сомнениях, прекрасно понимает, что они переходят границы.
— Убирайтесь!
Вальдемар сверлит мальчиков строгим взглядом, пока они не начинают пятиться, смущенно отступают к прибрежной полосе и убегают в воду.
— Значит, здесь ты ее зарыл. А убил ты ее тоже здесь?
Сулиман Хайиф качает головой, шепчет:
— Я требую пригласить моего адвоката.
— Мы пытались до него дозвониться, — отвечает Вальдемар, — но он не берет трубку. Ему плевать на тебя.
— Лучше будет, если ты признаешься, — говорит Пер. — Тебе самому станет легче. Ответ из технического отдела придет в любую минуту, и мы будем знать, что это ты, что это твой вибратор вставляли в этих девчонок.
Сулиман Хайиф снова качает головой.
Вальдемар делает шаг к нему, берет за затылок, крепко, но так, чтобы для купающихся этот жест казался по-отцовски покровительственным.
— Так ты решил отмалчиваться?
Стон.
Ни слова.
— Поехали на следующую точку, — говорит Вальдемар и тащит Сулимана за собой обратно к машине.
Они проезжают поворот на Торнбю, когда у Малин звонит телефон.
Голос Карин Юханнисон звучит возбужденно.
— Краска та же самая. Краска на вибраторе Сулимана Хайифа та же, что и на том, который использовался при совершении преступлений.
— Вибратор тот же?
— Это невозможно установить. Такой же, это точно. Я пыталась проверить, совпадают ли облупившиеся кусочки краски по форме с проплешинами на вибраторе Хайифа, но не получается.
Малин чувствует, как в животе у нее что-то сжимается. Соответствуют ли кусочки — вопрос, без сомнения, важный. Но насколько велика вероятность, что в одном и том же деле будут фигурировать два вибратора одного и того же производителя?
— А еще какие-нибудь следы есть?
— Нет.
— Еще что-нибудь новенькое?
— Увы, Малин. Никаких новых зацепок.
Тот же вибратор.
Совпадение.
Фрейд.
Они едут к Вивеке Крафурд, на сеанс допроса под гипнозом. А нужен ли он?
— Спасибо, Карин. Ты сообщишь Свену Шёману?
— Само собой.
— Так это тот же вибратор? — возбужденным голосом говорит Вальдемар, сидящий за рулем их синего «сааба». — А, только установили, что такой же. Но тогда дело ясное!
Сундстен и Сулиман Хайиф расположились на заднем сиденье. Они только что проехали идиллическое местечко Стюрефорс, рядом по велосипедной дорожке катит на новехоньком тандеме пожилая пара.
— Да, он у нас здесь. Мы поворачиваем обратно. Нет, ничего. Ни звука не проронил.
Вальдемар заканчивает разговор, не выпуская руля, поворачивается к заднему сиденью:
— Ну, теперь ты попался, проклятый похотливый черномазый.
Затем он сворачивает на боковую дорогу, заезжает глубоко в лес. Пер знает, что сейчас будет происходить, не хочет этого, но не сопротивляется.
— Тогда черт с ним, с этим гипнозом, — говорит Зак, услышав новости о вибраторе. — Все практически ясно. Осталось только выдавить из него признание.
— Ничего не ясно, — возражает Малин, не отрывая глаз от дороги. — Мы проведем сеанс, как планировали. Юсефин Давидссон уже, наверное, на месте. Во всяком случае, у нас появится еще один свидетель, и дополнительные сведения нам в любом случае не помешают.
— Мне просто очень хочется, чтобы это наконец закончилось, — кивает Зак. — Чтобы жители города прочли завтра утром в «Корреспондентен», что мы поймали эту нечисть и что они могут снова пускать своих девочек гулять и играть, как им хочется, не боясь за них и ни о чем не беспокоясь.
Туве. Я волнуюсь за нее? Нет. Или да?
— Все будет, — успокаивает Малин. — Дело почти закрыто. Осталось только собрать все воедино.
Вальдемар Экенберг бьет Сулимана Хайифа под ребра, туда, где больнее всего, но никаких следов физического насилия не остается.
Сулиман Хайиф падает на землю.
Пер Сундстен разыгрывает сердобольного помощника, поднимает задержанного, но того тут же настигает новый удар.
Парень по-прежнему молчит.
Ни слова. Только стон, и он опять лежит на земле, закрывая руками глаза, а вокруг неподвижный, молчаливый лес. Мох сухой и желтый, и листья кленов начисто лишены хлорофилла, но где-то за всем этим притаилась жизнь, жаждущая дождя.
— Ты изнасиловал и убил Тересу Эккевед и Софию Фреден. И изнасиловал Юсефин Давидссон. Так? Долбаный извращенец. Я запинаю тебя до смерти, если ты не признаешься.
По голосу Экенберга слышно, что он не шутит.
Сулиман Хайиф пытается подняться, но ноги не слушаются. Он неуклюже покачивается, и Пер видит в его глазах страх.
Вальдемар вынимает из кобуры пистолет. Склоняется над Сулиманом Хайифом, прижимает дуло к его спине.
— Это проще простого. Мы скажем, что ты пытался бежать и нам пришлось выстрелить, чтобы остановить тебя. Насильник, убийца двух человек. Никто не усомнится. Все будут нас благодарить.
Но Пера одолевают сомнения.
— Встать! — кричит Вальдемар, и Сулиман Хайиф извивается на земле, пытаясь подняться, кричит:
