Самый жаркий день лета - Абдулла Киа
— Да толкни ее уже! — крикнула она, и оба с недоумением воззрились на нее. Но в следующую секунду Уилл, вооруженный напутствием жены, столкнул Ясмин с края бассейна, и она нелепо плюхнулась в воду, запищав от неожиданности. Лейла захохотала. Вот она, младшая сестренка.
Эндрю взглянул на свояченицу.
— Думаю, она справится.
Лейла сжала его руку:
— Похоже на то.
Наклонившись, он чмокнул ее в щеку.
— Спасибо тебе. За то, что заботишься о ней.
— Ну что, вас ждать или нет? — прикрикнул Уилл.
Лейла взглянула на Эндрю, вопросительно подняв бровь. Тот картинно закатил глаза. Оба синхронно встали и пошли к бассейну, раздеваясь до нижнего белья. В воде они распили бутылку вина на четверых. Ясмин придвинулась поближе и положила голову на плечо сестре. Этот мимолетный знак доверия придал Лейле уверенности. За шесть недель после оглашения вердикта суда в их отношения вернулась тактильность. Ясмин была фанатом объятий, запросто прикасалась к руке собеседника, чтобы подчеркнуть важную мысль, могла опереться на плечо незнакомца, чтобы поправить туфлю, и обнимала Макса так крепко, что тот начинал вырываться. Отсутствие прикосновений экстравертной младшей сестры ощущалось как пропасть. Теперь, когда та дремала у нее на плече, Лейла снова почувствовала, что они одно целое.
Ясмин встрепенулась и подняла бокал, чтобы произнести тост.
— Макс обожал этот бассейн. Помните? Каждый раз, когда он сюда приходил, вся одежда летела на лужайку, и он тут же оказывался в воде.
Лейла вздрогнула. Они не говорили о Максе с самого окончания суда.
Ясмин убрала прядку с лица. В подсветке, идущей из-под воды, ее кожа обрела призрачно-голубоватый оттенок.
— Что мне больше всего разбивает сердце, так это то, что Макс и Тоби не знали друг друга. Они оба были такой важной частью нашей жизни, однако жили и умерли, не подозревая друг о друге. — Эндрю потянулся, чтобы успокоить жену, но Ясмин отстранилась: — Нет, все в порядке. Я не буду плакать. Просто… я хочу их помнить, понимаешь?
— Да, — кивнул Эндрю. У него блестели глаза — то ли от слез, то ли от мерцания воды.
— Ты помнишь, как Тоби все время жевал правой стороной рта? И Макс делал то же самое. Он унаследовал это? А что еще у них было общего?
— Оба могли заснуть где угодно, — подхватил Эндрю. — Помнишь, я однажды чуть не наступил на Макса, потому что он свернулся калачиком на нижней ступеньке?
— Они постоянно выдумывали совершенно безумные объяснения, — улыбнулась Лейла. — Мне один раз попало что-то в глаз, и Тоби сказал: «Это кость динозавра».
Все рассмеялись. Делясь воспоминаниями, они словно возвращались из пустыни на знакомую территорию семейного счастья, понимая, что малыши будут всегда рядом и не покинут их.
* * *Шепард прислушивался к знакомому звону чашек, которые мыла на кухне Карен, уборщица. Это не входило в ее обязанности, но Шеп уже устал извиняться перед ней за своих коллег. Он мрачно поглядел в собственную чашку. Кофе давно остыл, но детективу совершенно не хотелось мешаться под ногами у Карен ради свежей порции. Они работали молча. Даже приветствия были молчаливыми: оба ограничивались вежливым кивком. Карен не осуждала Кристофера, который надолго задерживался в офисе, когда его коллеги уже давно ушли. Только сейчас, без посторонних глаз, детектив вытащил из нижнего ящика стола увесистую папку с кипой бумаг внутри. Кристофер знал, что пора успокоиться и забыть про это дело — со времени оглашения вердикта минуло шесть недель, жизнь шла своим чередом, — но загадка Лейлы Саид никак не отпускала разум детектива.
Он разное повидал за время службы, но вердикт «невиновна» в отношении Лейлы Саид потряс его до глубины души. Присяжные обычно ненавидели детоубийц. Особенно женщин. Особенно таких женщин, как Лейла, — успешных, умных, профессиональных. Время от времени и самому Кристоферу хотелось дать ей совет: нельзя сидеть с такой идеальной осанкой, нельзя так уверенно поправлять волосы! Нельзя вести себя так спокойно и сдержанно, зарыдай хоть раз, покажи, что ты горюешь! Но оказалось, что все это не имело значения: присяжные в любом случае освободили ее.
Шеп пригубил кофе и поморщился, когда холодная жижа стекла по пищеводу. Откинувшись в кресле, он внимательно посмотрел на папку. «Положи ее обратно в шкафчик. Закрой на замок и забудь», — шептал внутренний голос. Но детектив расслабился в теплом коконе, который окружал его: пустой офис, шебуршание Карен в дальнем конце помещения, приглушенный свет от уличных фонарей и настольной лампы. Он поглядел на открытку на стене: одинокий пастух в поле, давний подарок бывшей девушки. На обороте она написала сентиментальный текст, который он не мог вспомнить. Дотянувшись до открытки, Шепард поднес ее к глазам и перевернул: «Когда я одна, приведи меня домой». В тот день, когда она вручила ему эту открытку, он, помнится, закатил глаза и вздохнул, но теперь на Кристофера накатили теплые воспоминания. Все могло бы сложиться иначе: они поженились бы, завели детей, он забирал бы дочерей с музыкальных занятий или пацанов с футбольного матча, буквально приводя их домой. Интересно, в сорок пять уже поздно заводить семью?
Детектив взглянул на часы. Часовая стрелка переползла через восьмерку. Вздохнув, он углубился в изучение содержимого папки. Крис вновь пересмотрел расшифровки интервью, пытаясь найти отмычку, которая поможет раскрыть тайну. Перечитал медицинское заключение. Прометазин. Единственное лекарственное средство, обнаруженное в крови Макса. Ему нашлось невинное объяснение: родители боролись с приступами аллергии. Шепард просмотрел статьи в интернете, а потом, раздраженный неудобоваримым медицинским жаргоном, набрал номер патологоанатома, который проводил вскрытие ребенка.
— Бо на проводе, — ответил тот веселым голосом, будто его застали врасплох посреди недорассказанного анекдота.
— Бо, привет, это детектив Шепард из столичной службы. Простите, что так поздно звоню. У меня маленький вопрос, на который вы точно сможете мне ответить.
Бо довольно хрюкнул:
— У нас тут восемь вечера — это даже не начало рабочего дня, детектив! Чем могу помочь?
— Я вот пересматриваю заключение по делу Макса Андерсона. Прометазин — это же успокоительное, насколько я знаю. Нормально, что отец дал Максу прометазин с утра перед занятиями?
— В принципе, да. Если у ребенка приступы бывают с утра, имеет смысл бороться с ними таким способом.
Шепард почесал локоть сквозь рубашку.
— По разве ребенок не будет сонным?
— Да. но если выбирать между орущим ребенком и спящим ребенком, родители, как правило, предпочтут второе.
Шепард отметил это про себя.
— А вы уверены, что аллергия не представляла опасность для жизни?
Бо на секунду замолчал.
— Что вы там придумали, детектив? По-вашему, мы что-то упустили?
— Нет, — твердо ответил Шеп. — Я так вовсе не думаю. Но что-то в этом деле не дает мне покоя, и я никак не могу докопаться до причины.
Врач ответил дружеским советом:
— Поймите, его убила не аллергия. И не прометазин. Мальчик погиб, потому что его бросили в машине на солнцепеке. Послушайте меня: идите-ка домой, выпейте пива и забудьте про Макса.
Шеп вздохнул.
— Ладно, так и сделаю. Спасибо.
Он попрощался с патологоанатомом, но вместо того, чтобы последовать его совету, отправился на кухню за свежей порцией кофе и приготовился к долгой ночи.
* * *Роберт Гарднер подошел к столу Лейлы и задумчиво поднял пресс-папье в виде фигурки богини Гестии[4], давний подарок Уилла. «Подходящий талисман для архитектора», — сказал тогда Роберт партнерше.
— Что ж, это были интересные полгода, — заметил он теперь.
— О да, — согласилась Лейла.
— Вы с Уиллом снова вместе?
— Зачем ты спрашиваешь?
— Потому что он чертов мудак.
Лейла с упреком покосилась на бизнес-партнера:
