Хроники несчастных - Дмитрий Галабир
Вот он – наш шанс.
Горло её Аня сжимает зверски, беспощадно, так, что лицо у Аасмы тут же наливается красным и надувается. Она машет руками, дергается, бьет ногами… Только это ничем ей не помогает.
– Аня, да… – непроизвольно вырывается у меня. – Так её! Души! Не отпускай!
– Сука! – процеживает Аня и еще сильнее налегает на Аасму, усиливая захват второй свободной рукой.
Та лихорадочно дергается, пытается ослабить хватку Аниных рук, впиваясь в неё ногтями, царапая, но эти старания ничего ей не приносят кроме расхода сил.
Действует Аня яростно и по всему видно, что она этого не планировала. Просто вот так получилось. Закусив нижнюю губу, взмокнув и посинев, она всё давит, не обращая на потуги Аасмы никакого внимания. Кажется, её темное нутро тоже решило дать о себе знать. Мы оба с ней, вероятно, дошли до точки, когда сдерживать в себе свою животную ярость стало невозможно.
Минута, две и Аасма обмякает. Дернувшись и коротко хрипнув последний раз, она тает в смертоносных объятиях своей бывшей жертвы и, отклеивая свои руки от Ани, роняет их на пол.
Но Аня не останавливается. Давит и давит, не разжимая зубов, шипя как змея. Волосы её разметались и прилипли к мокрому от пота лицу, руки от нечеловеческих усилий побелели.
– Сука! Тварь! Ты за всё заплатишь! Хотела забрать моего ребенка? Получи, уродина! – вопит она.
– Это всё… – выдыхаю я, не сводя глаз с ватного тела Аасмы. – Она умерла…
Аня вспоминает, что я еще здесь.
Бросив на меня растерянный, но не лишенный прежнего гнева взгляд, она отпускает, наконец, Аасму. Тело её обрушивается на пол, а Аня, тяжело дыша и с отвращением отряхивая руки, отползает спиной к стене.
– Я убила её, – шепчет она растерянно. – Господи…
– Аня, ты поступила правильно… – отзываюсь я. – Ты всё сделала как надо!
Рыдает, уткнувшись лицом в подушку, а я смотрю на тело Аасмы и прикидываю, какова вероятность, что она очнется и встанет? Правда ли она мертва? Вроде не дышит, не дергается… Глаза широко раскрыты, зрачки обездвижены. Из приоткрытого рта вывалился кончик языка.
Эта тварь мертва, она не причинит тебе вреда. Мертвые ничего не могут кроме того, что лежать и всё. Хватит терять время, пора уходить отсюда!
Но как?
Мои руки всё еще сжаты в кулаки, я зол, нервы оголены, но внутри зарождается ещё одна пусть и отдаленная надежда на облегчение и спасение.
– Я убила человека, – оглядывая свои руки, повторяет Аня. – Я убийца. Меня посадят…
– Ты не убийца, Аня. Ты ни в чем не виновата. Слышишь?
– Я не знаю, как это случилось… Всё произошло так быстро…
– Да, понимаю, – говорю я и вспоминаю, как сам набросился на Аасму, лишившись всякого самоконтроля. – Это состояние аффекта, понимаешь? И вообще… это была самооборона. За такое не сажают.
– Да… но я… мне… – бормочет Аня, путаясь в словах. – Я совершила убийство! Если мы выберемся, то я…
– Что значит «если»? Никаких «если», Аня! Сейчас мы как никогда близки к победе и выберемся обязательно. У нас нет других вариантов. Мы уйдем отсюда.
– Но ключи… – Аня небрежно отодвигает ногами труп Аасмы подальше от себя и бросает взгляд на гвоздь в стене, с висящей на нем заветной связкой ключей.
Я подползаю поближе (не хочу наступать на ногу), не без труда дотягиваюсь до лампы, оставленной Аасмой, и ставлю её рядом со своим матрасом.
– У нас мало времени. – говорю. – Скоро этот ублюдок хватится её и заявится к нам.
– Как думаешь, у него есть ключи?
– Неважно. Если захочет, он просто выломает нахрен эту дверь и всё. Тогда нам с тобой точно крышка. Не отвертимся. Ляжем рядом с тем полицейским, земля ему пухом.
– Это понятно, – заставляя себя унять разгорающуюся истерику, отвечает Аня. – Но как? Как нам их достать? – нервно трет лицо, всячески избегая визуального контакта с трупом Аасмы. – Кажется, мы совершили ошибку.
– Есть один вариант.
– Какой?
Я прикидываю, не глупо ли это будет звучать, но что мне терять после провала с пяткой?
– Связать что-то типа каната из наших вещей и попробовать им достать до ключей.
– Каната?
– Да. Можно связать наши вещи в длинную веревку, сделать на конце большой узел и бросать его к стене. Если ударить по ключам снизу, они упадут. Шляпки у гвоздика почти нет, так что…
– А потом?
– Подтащим их к себе этим же канатом.
– Ты уверен?
– Нет, Аня, не уверен. Но что еще мы можем? Не избавились от этих цепей за всё это время и сейчас не избавимся… Если у тебя есть другой план, расскажи.
Аня меня поняла. Не задавая больше вопросов, она снимает с себя платье и бросает мне.
– А ты чего ждешь? – спрашивает она. – Давай!
Ничего я не жду. Просто обомлел, увидев её нагой и понял, что сильно скучал по её телу. Вот бы прижаться к ней, поцеловать…
– Руслан, что с тобой? Не спи!
– Да, да…
Я с трудом отрываю глаза от её груди и тоже раздеваюсь. Спешно снимаю с себя майку, штаны, хватаю Анино платье, связываю всё. Дрожащими от волнения руками выбрасываю получившуюся веревку к стене у двери, но её длины не хватает.
Черт тебя дери!
Пока я раздумываю, как решить проблему, Аня уже находит выход. Морщась не то от страха, не от отвращения, она снимает с Аасмы халат и, скомкав его поплотней, запускает в мою сторону.
С халатом и поясом этой уродины канат получается что надо. Другое дело.
Осторожно поднимаюсь, игнорируя спазмы в ноге, и встаю, опираясь на здоровую ступню. Так можно стоять, только вот не знаю, сколько продержусь. Прислушавшись, не идет ли Август, я выбрасываю канат вперед. Узел ударяется о стену и падает на пол.
Еще бросок.
Мимо.
Я кидал его и кидал. Сделал это раз сорок, наверное, но с каждым разом все больше убеждался в том, что затея эта так себе.
Скоро Август начнет искать Аасму и обязательно придет сюда.
И мы умрем.
Меня вновь пронзает страх за то, что Аасма может подняться в любую секунду и помчаться за Августом.
Она мёртвая! Слышишь? Мёртвая! Она не встанет!
Её голое тело напоминает мне древнюю реликвию, извлеченную из-под земли спустя миллионы лет. Мумия, не иначе.
Удивительно, но мне даже становится немного жаль её – у этой девки явно потекла
