Дэвид Галеф - Молчание сонного пригорода
Я помню, как несколько раз мама брала меня на ледовый каток с раздевалкой, где пахло влажным деревом. Чтобы зашнуровать коньки потуже, она пользовалась металлическим крюком и корчила гримасы. Каток моего детства отличался от теперешнего тем, что на нем играл органчик, а не диско, пока катающиеся делали круг за кругом. Иногда они тоже поскальзывались, как и я. У меня были слабые лодыжки или что-то в этом роде. По крайней мере, для этих современных роликов крюк не требовался. Как лыжные ботинки, они защелкивались на три регулируемые пластиковые застежки. Раз, два — щелкал я застежками.
И все-таки, поднявшись и выпрямившись, я ощутил трепет юности. От малейшего движения ролики покатились вперед, и я забарахтался, пытаясь восстановить равновесие. Я схватился за поручни и смотрел, как мимо меня проносятся тела. «Вы готовы?.. Раз-два-три!» — гремела музыка из гигантских усилителей, пристроившихся на потолке и угрожавших свалиться мне на голову. Почему я решился на эту глупость — чтобы быть рядом с Алексом, показать ему, что я не такой уж негодяй. Вокруг суетилось еще несколько взрослых, а одна женщина в черных обтягивающих брюках через каждые три метра отрывисто взвизгивала. Девочка-подросток с большими бедрами двигалась по прямому отрезку, как управляемая ракета. «Я смогу», — сказал я себе, повторив девиз группы психиатрической поддержки, единственной, которую мне доводилось вести в жизни. «Докажи», — огрызнулся Сногз. Я вышел на каток сразу за стайкой детей и храбро оттолкнулся от поручня. Не так уж плохо — правда, когда я попытался развернуться, мои ноги съехались крест-накрест. Мне удалось не упасть, расставив руки в стороны, как будто я собирался взлететь. Я остановился в центре катка в состоянии покоя. Поерзал роликами взад-вперед и снова тронулся с места, в этот раз более уверенно. В опасной близости проезжали другие роллеры, почти подрезая меня, но я еще не падал. «Повторяйте! — дразнила электрическая песня. — Четыре-пять-шесть!»
Я поехал вперед вместе с последней кучкой детей, хотя держался слегка позади. Мигали желтые и зеленые огни, а я высматривал Алекса.
Тед удивился, насколько удобно ему было скользить, едва отталкиваясь ногами. Металлические ролики, которые он помнил, громыхали гораздо громче, и требовалось прикладывать усилия, чтобы они катились. Может быть, дело в том, что он в последнее время много ходит пешком — научился контролировать тело, типа того. Соскользнув на каток у дальнего входа, он присоединился к потоку катающихся и для начала старался просто не отставать. Диско-музыка, «Я хочу найти место для себя… хочу найти того, кто похож на меня», попадала в такт с его шагами. Толчок правой… скольжение… толчок левой… скольжение… Через несколько кругов он, к своему удивлению, догнал цепочку мальчиков, ехавших на широко расставленных ногах, как будто верхом на козлах для пилки дров. Он представил себе, как прогибается назад, запрокинув голову, и проезжает под арками их ног. Или проскальзывает прямо сквозь их тела и появляется наполненный с другой стороны. Пока он медленно проезжал мимо, то разглядел мальчиков по отдельности: глуповатый рыжик, пузатенький блондинчик, жилистый крепыш, яростно размахивавший руками. Он хотел втянуть в себя все их существо, но вместо этого вдохнул запах давнишнего попкорна, доносившийся от буфетной стойки. «НЕ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ!» — предупреждал плакат на дальней стене. Он катился все увереннее, и крашеные шлакобетонные стены начали расплываться.
Раз я катаюсь плохо, не говоря уж о том, что медленно, я решил, пускай лучше Алекс проедет мимо меня, чем я буду пытаться его догнать. Из-за разноцветных огней было плохо видно, но, по-моему, это он в серой рубашке на той стороне катка. Он катается не очень ровно, не так, как некоторые другие мальчики, но у него получается все лучше. Жалко, не могу сказать того же о себе. Каждый раз, как я отталкиваюсь одним роликом, меня кренит в другую сторону. Проклятая музыка нисколько не помогает: «Падаю, падаю, кажется, я падаю… в бездну любви!» Какой-то инстинкт подсказывал детям, как надо объезжать меня.
Я не могу оглянуться, так чтобы не потерять равновесие, поэтому я вижу только серое пятно позади.
— Эй, Алекс! — зову я.
Когда он равняется со мной, я протягиваю руку, чтобы похлопать его по плечу. В конце концов я облокачиваюсь на него, а он пытается стряхнуть меня с плеч.
— Ты меня уронишь.
Он движется быстрее, моя рука уже свисает с его тела, как хвост. Другой мальчик оглядывается и ухмыляется.
— Я решил покататься с тобой.
Я чувствую себя жалким. Он отталкивается, я продолжаю держаться за него. Но из-за его ускорения я теряю равновесие, хватаюсь за воздух, и под руку подворачивается мой сын. «Падаю, падаю» — мы оба летим на пол в путанице ног и рук, Алекс каким-то образом оказывается подо мной. Я разбиваю коленку. Чертов твердый бетонный пол! Я отползаю в сторону, берегу ногу. Прямо какая-то змея на роликах. Девочка-ракета проносится между нами с недовольным видом.
Алекс вскарабкивается на ноги (как это у него получается на роликах?). Кажется, ему не больно, он просто ужасно злится.
— Ты как? — озабоченно спрашиваю я, как любой родитель.
— Отстань от меня.
Не дожидаясь моих оправданий, он укатывает прочь. «Я не знаю, что сделать, я не знаю, что сказать», — подбадривают меня динамики с потолка.
— Подожди!
Но он не ждет, и поэтому жду я и качусь все медленнее и медленнее, пока окончательно не останавливаюсь у поручня. Он скоро поедет мимо — вот в чем прелесть катания по кругу. Если только не решит поехать в другую сторону, и это будет совершенно в его стиле, не правда ли? Мой сын — иллюстрация к определению «идиосинкразия». Так получается, что на следующем круге я пропускаю его, вероятно, потому, что его с обеих сторон закрывают другие мальчики. Так что я наполовину еду, наполовину ковыляю к концу одного из длинных прямых отрезков, за которым начинается овальное закругление. Электрическая вывеска на стене привлекает мое внимание:
«ВСЕ ЕДУТ ПРЯМО, РАЗВОРАЧИВАЮТСЯ, НАПЕРЕГОНКИ ВПЕРЕД, ПАРЫ, ТРОЙКИ ВАЛЬС, ПОВОРОТ, НАЗАД»
Сейчас горит «ВСЕ ЕДУТ ПРЯМО». Я пытаюсь представить себе вальс на роликах, и дело кончается тем, что несколько раз подряд врезаюсь в кого-то.
А вот мой второй шанс: Алекс выходит на прямую, подталкиваемый к бортику центробежной силой. Дело в том, что он плохо умеет поворачивать — в конце концов, ему всего лишь восемь лет. И с координацией у него не все в порядке. Рыжеволосый мальчик из его класса и какой-то светловолосый толстячок катаются так ловко, будто брали уроки. Совсем как на футболе: когда я вижу, как какой-нибудь ровесник Алекса забивает отличный гол, я жалею, что я не из тех пап, кто гоняет с сыном старый футбольный мяч на заднем дворе. Как бы там ни было, я решаю, что пристроюсь рядом и проеду с ним пару кругов. Когда он подъезжает ко мне, я отталкиваюсь, чтобы набрать скорость.
Но вспышка розово-желто-зеленого света сбивает меня. То, что мне казалось пустым местом, оказывается мальчиком в зеленой футболке, и он врезается мне в ноги. Мне удается устоять, но мальчик падает. Я не могу остаться, чтобы ему помочь, — я должен быть со своим сыном.
— Прости, пожалуйста… — говорю я мальчику на полу и отталкиваюсь, чтобы догнать Алекса.
Вот я тащусь вслед за ним, и мы поворачиваем на первый круг. Я машу ему руками, как автомобильными «дворниками», но он мне не отвечает.
— Ты чего?
Я тянусь к нему. Никакой реакции. Я стискиваю зубы, желая того, чего желают все отцы. Я хочу обнять его, хочу врезать ему, хочу, чтобы он обращал на меня внимание. Но когда я подъезжаю вплотную к нему, он поворачивает к середине катка.
— Эй! — Я тянусь к нему, но он уже слишком далеко.
Перед тем как вернуться в круг с другой стороны, он оглядывается.
— Уходи! — кричит он через плечо. — Ты вообще не мой папа!
Когда Тед начал кататься увереннее, он стал больше внимания обращать на окружающую обстановку. Вот на дальней стене старый знак, где написано «ХОККЕЙНАЯ ПЛОЩАДКА», и табло с надписями «ИГРОК, ШТРАФНОЙ БРОСОК, ЗАМЕНА, ДОМОЙ, ПЕРИОД, ГОСТИ». Он никогда не пробовал играть в хоккей. Это игра для настоящих драчунов, которые не боятся потерять половину зубов. Может, кто-то из этих мальчиков такой же? Трудно сказать, хотя один из них, крепенький паренек с копной волос и недобрым взглядом, мчится, наклонившись вперед, как будто с клюшкой наперевес. А другой едет так, будто у него перед носом книга, и всегда опаздывает повернуть. Время от времени он понимает, что далеко отстал, и проезжает поперек овального катка, чтобы догнать приятелей. На нем серая футболка, он кажется знакомым, но, только дважды проехав мимо, Тед узнает его — это тот самый странный мальчик из булочной.
