Джонатан Нэсоу - Двадцать семь костей

Она догнала Коффи, впервые за тридцать лет добровольно вступив в контакт с полицейским, и рассказала все, что ей было известно о дереве и о пещере.

Он наклонился, переходя в зону личного общения.

— Вы ведь Доусон, не так ли?

Она подняла глаза и задержала дыхание — неужели Пандер все рассказал ему?

— Да, сэр.

Одна секунда, другая. Доусон думала, что ее легкие разорвутся.

— А вы еще красивее, чем вас описывал Пандер.

Доусон думала, что ее сердце выпрыгнет из груди от облегчения, а вовсе не от комплимента. Хотя комплимент тоже доставил ей удовольствие — ведь он косвенно исходил от Пандера. «Он не должен погибнуть, — говорила она себе. — Это было бы так несправедливо!»

Но была ли справедлива жизнь к Роберту Фасснахту? Или к его вдове и детям, оставшимся без отца? Неужели это было ее расплатой? После всех лет терпения? В таком случае жизнь была настоящей сукой, как и божество, которому она молилась. Доусон решила снова стать мистерианкой. Гораздо меньше проблем.

Лежа на боку, с туалетной бумагой на затылке, которая стала отваливаться, Пандер успел дочитать рукопись до середины, прежде чем его глаза начали слипаться. «Я не могу спать, — сказал он себе, укладывая голову на руку. — И не буду. Просто отдохну. Нужно дать отдых глазам. Совсем немного».

Эмили открыла глаза и обнаружила, что лежит голая на кресте. Фил, как всегда, ошибался — в комнате с крестом не было веревок, поэтому Бенни использовал свой плащ, чтобы привязать ее лодыжки к длинной части креста, потом порвал ее блузку и привязал ее левую руку. Тяжелые эластичные тесемки ее лифчика он пропустил под доской и закрепил ее правое запястье. Очевидно, он принес зажигалку, так как факел слабо шипел в естественном углублении стены.

Бенни не стал привязывать ее голову. Эмили подняла ее и осмотрелась. Бенни стоял справа, отвернувшись от нее. Со спины казалось, что он трет морковь или что-то точит, делая короткие повторяющиеся движения одной рукой. Он оглянулся через плечо, чтобы проверить, не пришла ли она в себя. Эмили опустила голову и закрыла глаза, а потом слегка приподняла веки. Он отвернулся. Но когда она увидела, что у него в руках, ее мочевой пузырь не выдержал. Он проследил за ее взглядом и заметил, что она уставилась на швейцарский армейский нож у него в руке. Бенни пожал плечами.

— Это все, что у меня было, — сказал он.

Дождь стих ненадолго. К тому времени, когда поисковая экспедиция (то есть все жители Кора, способные держать в руках лопату или фонарик, и все полицейские, пожарные и спелеологи острова) вышла на дорогу, начался такой ливень, что капли, падая на кожу, кололи ее, как градины.

— Однако ветра нет, и это уже хороший знак, — сказал шеф полиции Коффи Доусон.

Они ехали впереди, расположившись на передних сиденьях единственного полноприводного транспортного средства департамента — модифицированного джипа «Чероки» с прожекторами на крыше, рацией и стальной проволочной клеткой между передними сиденьями и задней частью, где находились еще одно сиденье, складные стулья, багажник и прочее.

Холли, Марли и Дон расположились на заднем сиденье. Холли горячо спорила по поводу предложения Коффи взять Дон с собой, чтобы она показала вход в пещеру. Но Коффи не был уверен, что Доусон сможет привести их к этому месту — ведь с ее последнего визита туда прошли месяцы, к тому же она была там при свете дня и в сухую погоду. Если она укажет место приблизительно, то Дон поможет найти оставшийся путь.

В конечном счете Холли убедили не аргументы Коффи, а немая просьба в глазах Доусон. Конечно, конечно, она возьмет ее с собой, но при двух условиях: Дон должна дать на это свое согласие, и они поедут вместе.

Присутствие Марли объяснялось очень просто: если бы они не взяли его с собой, то удержать его дома можно было, лишь заперев в комнате. Более того, Холли наверняка пришлось бы привязать его цепью к кровати.

Острый запах мочи ударил Эмили в ноздри. Она услышала стук капель по песку. Гнев и страх смешивались с чувством стыда: за то, что она обдулась, за то, что была голой, за то, что ее тяжелые, огромные груди свисали с боков, словно плавательные пузыри. Разумеется, она знала, зачем Бенни привязал ее к кресту, но в своем воображении представляла себе мачете — то есть старалась вообще не думать об этом. Быстрый удар, минутная боль. А может, только удар и никакой боли.

Как глупо было с ее стороны! Они же оставили мачете в лаймовой роще, в руке мертвого человека. Но карманный нож? Он собирался отпилить ей руку карманным ножом?

А может, он хочет запугать ее или это просто какая-то глупая шутка?

— Бенни, Бенни, пожалуйста, ты делаешь большую ошибку!

Он попробовал ладонью острие ножа, удовлетворенно кивнул и отбросил кусок камня, о который затачивал лезвие.

— Бенни, мы можем выбраться отсюда. Мы начнем все сначала. Ты и я. Вдвоем. Апгард поможет нам. Я отвезу тебя обратно в Ниас.

Он проверил узел на лифчике, чтобы убедиться в его надежности, понял, что он недостаточно тугой, затянул его сильнее, проверил еще раз.

Эмили снова закрыла глаза.

— Только не отрезай ее. Только не ножом, Бенни, пожалуйста, только не…

За джипом «Чероки» следовал настоящий кортеж: полицейские машины, кареты «скорой помощи», грузовик для перевозки овец Майами Марка, пожарная машина. Все они двигались по Серкл-роуд, сначала на восток, потом на север, затем на запад, сквозь стену дождя. Когда они поравнялись с бухтой Контрабандиста, Доусон велела Коффи включить фары «Чероки» и повернуть налево. Заметив дерево диви-диви, указывающее на поворот, он должен был просто свернуть налево и ехать по глубокой колее, оставленной «лендровером». Просто двигаться вперед.

Полноприводный «Чероки» уже подъехал к концу дороги, когда остальные машины все еще вязли и пробуксовывали по грязи. Пассажиры наиболее увязших машин постарались убрать их с дороги и стали подталкивать транспортные средства, которые еще можно было вытащить из грязи. Они прыгали на крыши, капоты и багажники, задевая свисавшие сверху лианы и ветви, пока не наступала их очередь спрыгивать и толкать снова.

Авангард процессии не стал их ждать. Коффи, Доусон, Холли и Дон направились вверх по холму. Марли остался, чтобы показать дорогу остальным. Большую часть пути Коффи нес Дон на руках. Дорогу легко было найти — она была хорошо утоптана, но идти по ней оказалось трудно. Существовала серьезная угроза грязевых оползней. Шеф отправил Дон назад вместе с Холли, а они с Доусон продолжили восхождение, пока их резиновые сапоги не покрылись толстым слоем грязи.

Джулиан, которому было почти шестьдесят, дважды останавливался посередине дороги, опустив руки на колени. Доусон, бродившая по этим лесам много лет, упорно шла вперед, пока не увидела широкий ствол дерева слоновьи уши, чей угрожающий серый силуэт возвышался над дорогой. Посветив отсюда фонариком в сторону холма, она разглядела резкое очертание обрыва в том месте, где холм был взорван. «Там, — сказала она себе, — он где-то там, под землей».

Как маленькая смелая девочка в кабинете зубного врача, Эмили не стала кричать. Она открыла рот и сделала глубокий свистящий вдох, когда Бенни опустил лезвие армейского ножа ей на запястье и с силой нажал на него, погружая его глубоко внутрь, разрезая кожу, сухожилия, мускулы, артерию, пока кровь не брызнула фонтаном, а лезвие не уперлось в кость. Она открыла глаза и увидела, что он стоит над ней. Она повернула голову вправо. После этого он не станет отпиливать ей руку дальше. Это хорошо, подумала она, когда он крепко схватил ее подбородок одной рукой, повернул ее лицо к своему, а другой рукой зажал ноздри.

Слишком рано, хотела она сказать ему, когда он склонился над ней, его рот стал открываться все шире и шире. По силе и ритму, с которым билось ее сердце, и по тому, как пульсировала кровь в ее руке, Эмили знала, сколько ей еще осталось.

Она закрыла глаза, стараясь сосредоточиться не на боли, а на силе и частоте пульсации крови. Она словно растворилась в своих мыслях, и в этом нашла своего рода облегчение. В последние минуты жизни, пока маленький человек не поглотил последний выдох обнаженной женщины на кресте, сознание, тело и душа Эмили как будто перестали существовать. Остались лишь бьющийся пульс, замирающее сердце и горячая темная кровь.

Пандер очнулся в кромешной тьме. Непроницаемая чернота — он оставил фонарик включенным, и батарейки сели. Он не видел собственного носа. Он не почувствовал бы и своего тела, если бы не кровь, которая текла из его раны на голове.

Пандер с трудом пошевелился, с прилежной неторопливостью заменил батарейки, доказывая себе, что еще способен контролировать… свою нарастающую панику, или какое там чувство он испытывал. Но когда тонкий луч фонаря осветил пещеру, Пандер понял, что теперь уже не в силах что-либо контролировать, и в особенности свою жизнь.