Дэвид Моррелл - Тотем. Проклятый
Мозг прояснился. Дальний темный уголок памяти осветился, и воспоминания полезли наружу.
— И эти письма остались? — спросила Джен.
— Сомневаюсь. Если она сожгла и более невинные вещи, то должна была и это спалить. Но это не имеет значения. Я помню, что она по их поводу говорила. — Возбуждение и ликование нарастало. — Француз писал, что он лично и люди его страны чувствуют себя в долгу перед солдатами, погибшими за свободу их родины. Каждый житель их деревушки выбрал себе могилу и ухаживает за ней. Они подравнивают травку, смотрят за тем, чтобы на каждой всегда были свежие цветы. Каждый погибший солдат для них все равно, что брат или сын.
Джен нахмурилась. Выехав на вершину холма, она все свое внимание сосредоточила на дороге.
— И этот француз выбрал могилу моего отца.
— Не понимаю, каким образом это может помочь в наших поисках.
— Он-то помнит. Помнит могилу. Вот мы его и спросим, где она.
— Это в том случае, если он еще жив. А если нет?.. В общем, я не вижу в твоей идее особого смысла. Мы ведь даже не знаем, кто он и как его зовут.
— Я знаю.
— Но ведь ты не можешь надеяться на то, что я поверю…
— Пьер. Это его имя. Я именно поэтому и запомнил. Пьер де Сен-Лоран.
— Это та деревня, в которой мы остановились. Сен-Лоран. Но как тебе удалось запомнить его имя? — Она внимательно посмотрела на мужа.
— Господи, да ведь это же проще простого. Мать мне всегда говорила: «Питер, если возникнет какая-нибудь нужда, запомни, что человека, ухаживающего за могилой твоего отца во Франции, зовут точно так же, как и тебя. ПЬЕР».
4
Деревушка раскинулась по обеим сторонам темной реки. В полдень сонный солнечный свет освещал крыши жилых домов и магазинчиков, и Хьюстону показалось, что он пришел в нормальное состояние и вернулся к обычной жизни. Он улыбался продавщицам цветов, фруктов, старикам, курящим трубки на приступочках своих домов. Если бы не машины, телеграфные столбы и телефонные провода, Пит бы, наверное, решил, что попал в семнадцатый век.
Джен ехала через старый каменный мост. Под ним лениво качались две лодки. В одной из них сидели мужчина с мальчиком и удили рыбу. Впереди показалась деревенская площадь, на которой высоченные, пышные деревья резко контрастировали со стройным, устремленным ввысь обелиском, посвященным Второй Мировой войне. Пит прошел мимо резвящихся на площади ребятишек прямо к унылой табличке на обелиске — реестру погибших в войну деревенских жителей.
— Ну, что? — спросила его Джен.
Хьюстон только вздохнул. Они подъехали к гостинице, выходящей фасадом на городской парк и реку.
— Я, конечно, могу прочитать меню, — вздохнул Хьюстон. — И отыскать мужской туалет. Но боюсь, что задавать правильно необходимые вопросы да еще и ответы переводить — не для меня.
Они прошли ко входу в гостиницу. Много-много лет назад этот дом был феодальным поместьем. А теперь туристы ели и спали там, где в свое время проживала знать, правящая страной.
— Европа позволяет видеть вещи по-иному, — заметила Дженис, когда они приехали. — Этот дом был поставлен задолго до создания Американского государства.
Войдя в перекрытый балками высоченный холл, они приблизились к стойке портье. Хьюстон, запинаясь, на ломаном французском, спросил управляющего, можно ли здесь нанять переводчика.
Мужчина медленно ответил, что мсье должен воспользоваться этой поездкой для того, чтобы улучшить знание языка. А с переводчиком он начнет лениться. «Прошу прощения за дерзость.» И управляющий заулыбался.
Хьюстон расхохотался. Управляющий вздохнул свободнее.
— Д’аккор. Же сей. Мэ нуа… — Хьюстон замолчал. — Нам необходимо сделать здесь кое-какие важные дела. И мне надо понимать все очень точно. Пресиземен…
— Ну, тогда совсем другое дело. Если мсье соблаговолит подождать…
— Помираю с голода, — пролепетала Джен.
Пит сообщил управляющему, где именно они соблаговолят ждать.
В столовой они сели у окна, выходящего в парк, прямо перед ними стояли огромные деревья. Заказали сухое белое вино, холодного цыпленка и салат.
Пит почувствовал, как на него легла чья-то тень. Подняв глаза вверх, он увидел стоящую рядом с их столом женщину.
— Мистер Хьюстон?
Ей было лет тридцать, может, чуть меньше, но никак не больше. Высокая, стройная, с длинными, темными волосами; красивые глаза, полные, хорошо очерченные губы, глубокий мягкий голос — все в ней привлекало внимание.
— Управляющий этой гостиницей — мой отец. Он сказал, что вам необходим переводчик.
Ее появление оказалось настолько неожиданным, что несколько секунд Пит не мог сообразить, что она говорит по-английски без малейшего намека на акцент.
— Все верно.
— Тогда, быть может, я смогу быть вам полезной.
— Пожалуйста, садитесь. Хотите вина?
— Нет, благодарю. — Садясь, она подоткнула юбку под себя. На ногах у нее были сандалии, а тело прикрывал длинный, желтый, с закатанными рукавами свитер. Скрестив руки на колене, она ждала.
— Это Дженис, — продолжил Хьюстон. — Меня зовут Питер. — Они обменялись рукопожатиями.
— Симона, — ответила женщина.
— У вас превосходный английский.
— Я изучала отельный менеджмент в Беркли. В шестидесятых. Когда начались студенческие беспорядки, вернулась во Францию.
«Значит, все-таки ошибся, — подумал Хьюстон. — Лет тридцать пять, так оно вернее. А ведь ни за что не скажешь». Он объяснил, зачем он сюда приехал, но ничего не сказал о том, что произошло на солдатском кладбище.
— То есть вам бы хотелось отблагодарить этого человека, — сделала вывод и подвела черту под его рассказом Симона. — За то, что он ухаживал за могилой вашего отца.
— Просто мы очутились здесь. И я подумал, что это минимум того, что я могу сделать.
Симона нахмурилась.
— Тридцать семь лет.
— Понимаю. Он мог давным-давно умереть.
— Это не самое главное. Если он жив, то отыскать его будет непросто. В этой деревушке очень много людей из старинных семей, последним именем которых является Сен-Лоран. Потомки тех Сен-Лоранов, что когда-то жили здесь. Это все равно, что в Америке искать Смита или Джонса.
— Но это Пьер де Сен-Лоран. Это значительно сузит круг поисков.
Симона поразмыслила.
— Пожалуйста, подождите минутку. — Она легко, с аристократической грацией встала и вышла из зала.
— Очень привлекательна, — проговорила Дженис.
— Серьезно? А я и не заметил.
— Глупыш, тебе лучше доесть свой ланч, а не то, смотри, попадешь в переделку.
Он ухмыльнулся. К тому времени, как Симона объявилась вновь, они как раз закончили пить кофе.
— Проверила телефонную книгу нашей деревни, — сказала она. — Удивительно, но в ней нет ни единого Сен-Лорана с таким распространенным первым именем. Будь мы в Штатах, можно было бы свериться с местным листом переписи населения. Но у нас в Сен-Лоране такого нет.
— Так что же, нам его никак не найти?
Казалось, Симона чем-то встревожена.
— Так как же? — переспросил Хьюстон.
— Вполне возможно, что один человек сможет нам помочь.
Хьюстон нахмурился, заметив неохоту, с которой она это сказала.
— Он очень стар. И болен. Зато знает все про эту деревню.
Хьюстон поднялся на ноги.
— Давайте-ка сходим к нему.
5
В ноздри Хьюстона ударил сильный запах. Шторы были закрыты. Комната была погружена во мрак: светились лишь сияющие угли от прогоревшего в очаге бревна.
Старый священник сидел в кресле у камина. Звали его отец Деверо. Был он хрупок и морщинист, практически не виден, весь какой-то ссохшийся, а спутанные волосы на голове напоминали Хьюстону паучье гнездо. Кашель вырывался из глубины его груди. Он кашлял очень часто, и всякий раз усилие причиняло ему нестерпимую боль. Он вынимал из-под подоткнутого вокруг его тела одеяла скомканный, но чистый платок, и промокал губы. Силы он находил лишь для коротких, медленных фраз, и голос его был настолько тих и тонок, что Хьюстон — хоть и не понимал ни слова — обнаружил, что невольно подается вперед.
— Столько лет. Столько всего было, — поворачиваясь от священника, Симона вполголоса переводила.
— Скажите, что я ценю его усилия. Скажите, что все, что бы он не вспомнил, будет обращено на пользу нашего дела, — сказал Хьюстон.
Симона заговорила по-французски. Священник ответил.
— Он помнит того человека, которого вы ищете.
Хьюстон взглянул на Дженис, с трудом сдерживая рвущуюся наружу радость.
— Он извиняется. Потому что помочь вам не может.
— Но почему? — удивился Хьюстон. — Если помнит?
— Он извиняется. Тогда тот человек был молод. И он сам был молод. Слишком многое произошло.
