Юрис Юрьевикс - Ледяной ад
Хэнли присоединилась к нему.
— А это, черт возьми, что такое? Замороженная пицца?
— He-а. Фасоль.
— Без банки?
— Естественно. Нет тары — нет мусора. Отламываешь столько, сколько нужно, и разогреваешь в микроволновке или на костре. В качестве горючего мы используем желе из вымоченного в бензине хлопка — оно дает ровное и горячее пламя, вроде топлива «Стерно», или припасенную на крайний случай пачку газогидрата.
Хэнли поморщилась:
— Как бойскауты… Я выросла, считай, на улице. Терпеть не могу походы. Предпочитаю нежиться в помещении.
Нимит прыснул, взглянув на выражение ее лица.
— Меняло сих пор трясет, — сказала она. — Может, все-таки дашь еще брусочки? Полагаю, панацеи доктора Баха.
— Ты поклонница гомеопатии?
— Только не выдавай меня коллегам. Из-за работы я отчасти превратилась в ипохондрика. Каждый день я вижу, что делает с плотью инфекция. Тут поневоле начнешь находить у себя всякие болячки. Я питаю надежду, что здоровый дух оздоровит тело.
— Понимаю. Наши шаманы тоже полагают, что надо воздействовать в первую очередь на разум. Они умеют ставить примочки, однако настоящую работу ведут где-то в другом измерении.
Разложив еду в две маленьких плошки, Джек засунул их в микроволновку. Тем временем температура воздуха в кабине заметно поднялась. Когда Джек вынул тарелки из печки, под потолком образовалось облачко.
— Боже, да мне жарко! — удивилась Хэнли.
— Отпусти пониже слои костюма, — велел Джек.
— Не могу больше сидеть, — пожаловалась Хэнли. — Хочу лечь и вытянуться во всю длину.
— Прошу! — махнул рукой Нимит. — Там туалет и две койки. Они складываются в сиденья, но я всегда держу их раскрытыми.
Хэнли прошла в конец салона и села на край койки. Джек устроился рядом с мисками в руках, в каждой миске торчала ложка.
— Конечно, это не тот обед, который запомнится на всю жизнь, но необходимыми калориями он тебя обеспечит.
Хэнли нежно погладила его по щеке и с благодарностью приняла миску с фасолью, картофельным пюре, макаронами, кубиками вяленого куриного мяса и кукурузой. Она изголодалась и обессилела.
Оба принялись за еду, точно за работу: молча и энергично. Покончив со своей порцией, Хэнли слегка коснулась руки Джека.
— Пожалуй, мне пора прилечь.
— Давай, только не снимай жилет и укройся термопростыней. — Джек вытряхнул остатки еды в ловушку для леммингов, которую Хэнли забрала из малого «Трюдо».
— Спасибо, что спас меня от дяди Миши, — сказала Джесси и сделала большой глоток воды из фляги.
Джек улыбнулся и поцеловал ее.
— Не знаю, сказать ли тебе, что обычно делала моя бабушка, если объявлялся медведь.
— Что?
— Она прогоняла его прочь деревянной вешалкой для одежды.
— Боевая девчонка — твоя бабуля!
— Да уж. Больше никто на такое не осмеливался. Медведи страшно опасны, а бабушка отмахивалась от них, будто от докучливых мух.
— Молодчина! — Хэнли зевнула и забралась в постель.
Крыша над задней частью салона была прозрачной.
Джек прилег рядом.
— Ты сможешь уснуть? — спросила Хэнли.
— Да, немного погодя. Меня ломает. И вообще как-то…
— Бессонница?
— Скорее внутренние часы, доставшиеся от предков. Иннуиты очень поздно ложатся спать — особенно летом. Обычно они бодрствуют ночью и спят до полудня.
— Почему?
— Не знаю. Просто так повелось. Летом мы, дети, столь активно общались, что не ложились спать вообще.
— Но ведь вам нужно было по утрам идти в школу!
— Конечно. Школьные власти просто бесились. Мы или пропускали занятия, или вырубались на уроках. На «Трюдо» я вернулся к прежней привычке путать день с ночью. За зиму я постепенно перестроюсь.
— Не ложиться спать по расписанию!.. Мой сын был бы в восторге. И никто не следил за вами, чтобы вы соблюдали режим дня?
— В общине нас никто никогда не отчитывал и не контролировал. Все уважали в нас взрослых.
— Как это?
— Очень просто. В каждом ребенке живет атик — дух семьи.
— Не понимаю.
— Иннуиты верят, что у человека две души.
— Две?
— Да. Когда человек умирает, одна душа остается при нем, а другая, более добрая, отправляется в путешествие. Она бродит до тех пор, пока в семье не народится новый человек. В него-то она и вселяется.
— Значит, у тебя душа предка?
— Именно.
— Неудивительно, что ты кажешься старше своих лет, — с улыбкой заметила Хэнли. — В честь кого тебя назвали?
— В честь брата моего деда по материнской линии. Отличный охотник. И бабушка и мама время от времени называли меня Старым Дядюшкой.
— Ты знал всех своих бабушек и дедушек?
— Да, но лучше всех — мамину маму, ту, что пугала медведя вешалкой. И ее мужа Быстрого Камня — он учил меня охотиться. Крепкий был иннуит. Бил зверя до последних дней. Когда кончились силы ходить на охоту в зимнее время, продолжал охотиться летом. И всегда ловил рыбу. Почувствовав, что больше не может ни охотиться, ни рыбачить, собрал пожитки и уплыл на лодке. Насовсем. Я видел, как он уплывал.
— И не попытался его остановить?
Джек покачал головой:
— Нет. Я не имел права.
— А жена?
— Она к тому времени умерла. Мама очень разозлилась на него.
— За то, что он не попрощался?
— Нет. Вместе с ним уплыл его чек на оплату социальных нужд. — Джек обреченно пожал плечами. — Все семьи стремились как можно дольше не отпускать от себя стариков. Мы вечно голодали, пособия бабушки и дедушки были для нас манной небесной. Так что времена, когда старые люди считались обузой, канули в прошлое.
Хэнли зевнула:
— Извини, дело не в твоем рассказе. Просто я очень устала.
— Тогда постарайся заснуть.
— Не могу. Шаман умер так же, как твои товарищи. Значит, зараза таится где-то здесь, но это «где-то» — такое большое…
Хэнли сомкнула веки.
— Понятно, почему у тебя проблемы со сном. — Джек сел и порылся в рюкзаке. — Вот, держи.
Хэнли открыла глаза.
— Опа! — Она понюхала самокрутку. — Травка! Откуда?
Джек усмехнулся, щелкнул зажигалкой и поднес к косяку.
— Парень называет ее «Арктическая высота» и выращивает гидропонным способом в садоводческой лаборатории. Он работает в столовой. Наверняка ты его встречала — алеут в футболке, на которой написано «Реабилитация — для трусов».
Хэнли глубоко затянулась и задержала дыхание, раздув щеки.
— Похоже, у тебя определенно была веселая юность, — сказала она, выдохнув, и убрала с глаз прядь волос. — Ого! О-го-го!
— Что, не хуже калифорнийской? — улыбнулся Нимит и погасил свет.
Хэнли почувствовала, как у нее расслабляются мышцы. Она еще раз затянулась и передала косячок Джеку. Над их головами висели звезды, раскаленные добела, и окрашивали кабину в серебристый цвет. Нимит затянулся, серебро слегка покраснело.
Расскажи еще, — попросила Хэнли, закрывая глаза.
— О чем?
— О твоем народе.
Нимит поправил у нее на плече одеяло.
— Иннуиты считают, что есть душа и что души умеют разговаривать.
— Правда?
— Они думают, что животные произошли от нас. Вот, например, сегодняшний тюлень — это отрубленные руки девушки.
— Бог мой! — Хэнли оторвала голову от подушки. — Кто же ее изувечил и зачем?
— Она не захотела выйти замуж по воле отца, и он ее за это наказал. По другой версии, казнь растянулась на несколько этапов. В сильный шторм отец бросил дочь за борт. Строптивая, она начала цепляться за край лодки. Тогда отец отрезал ей пальцы, и те превратились в тюленей; потом запястья — они обернулись моржами; и наконец, предплечья, которые перекинулись в китов. В результате несчастная опустилась на дно океана и стала нашей морской богиней Седной. Если ты не уважаешь преследуемого зверя, то его душа в виде чудовища будет мучить тебя до тех пор, пока ты не умрешь от испытания. А голод тебе обеспечен, потому что Седна прекратит посылать тюленей в твою сторону.
— А если уважаешь животное?
— Его дух соглашается на перевоплощение. Ты как бы всю жизнь имеешь дело с одной сущностью, меняющей тела. Наш шаман всегда говорил, что мы питаемся оболочками души.
— Довольно запутанная теория. — Хэнли зевнула. — А что еще?
— Раньше мы думали, что на свете существует всего несколько белых людей. — Джек свернулся калачиком рядом с Хэнли и обнял ее. — Мы считали, что земля — неподвижный диск, а звезды — летучие духи. Мы называли душу «анерка», то есть «дыхание жизни», и так же обозначали поэзию. Мы не запоминали песен, не хранили письмена, не составляли карт, не имели постоянного адреса…
Дыхание Хэнли сделалось ровным и глубоким. Джек убрал с ее лица прядь волос и заправил ей за ухо.
— Мы думали, что буран — это поминки по ушедшему человеку, дождь — месть и что Пьер Трюдо — порядочная сволочь.
