Нелсон Демилл - Ночная катастрофа
Все это время мистер Розенталь стоял очень тихо — должно быть, ждал, когда комната со мной заговорит, и я уже было хотел приставить к уху ладонь, но потом передумал: как-никак этот парень, если не считать последних десяти минут, вел себя на редкость примерно, и мне не хотелось еще больше его расстраивать.
— Скажите, ключ находился в номере? — спросил я.
— Да, — ответил он. — Я запомнил это потому, что федералы хотели снять с него отпечатки пальцев и даже поначалу спрятали его в пластиковый пакетик, но потом выяснилось, что он уже успел побывать в руках у Роксанны Скарангелло, Кристофера, а возможно, и некоторых других людей. Впрочем, они все равно его забрали и даже выдали мне расписку.
— У вас осталась эта расписка?
— Нет. Ключ мне через несколько дней вернули, а я соответственно отдал федералам расписку.
— Ясно. Скажите, кто-нибудь останавливался в этом номере в период между исчезновением известной вам пары и заселением федералов?
— Нет. Он, правда, был забронирован, но нам пришлось отменить заказ.
Потом я попросил мистера Розенталя показать мне, как пишется имя Роксанны Скарангелло, и он написал его на клочке бумаги, сделав это вполне уверенно. Можно было не сомневаться, что эта девушка ему нравилась.
— Сколько ей было? — спросил я.
— Двадцать один-двадцать два, не больше.
— Вы помните, когда у нее день рождения?
— М-м… Похоже, в июне. Числа не помню, но то, что прислуга устраивала по этому поводу каждый июнь маленькую вечеринку, знаю наверняка. Поверьте, эту девушку все очень любили.
— Понятно. А «Брок», значит, как читается, так и пишется «Б-р-о-к»?
— Совершенно верно.
— Не было ли у мистера Брока какого-нибудь прозвища?
— Насколько мне известно, нет. — Посмотрев на меня, он спросил: — Неужели всего того, о чем вы меня спрашиваете, нет в ваших файлах?
— Все у нас есть. Если помните, я обещал даже переслать вам копии ваших пропавших анкет.
— Да, конечно. И я заранее вам благодарен.
— Не стоит благодарности.
Я окинул комнату прощальным взглядом, вышел из номера и двинулся по террасе к лестнице. Мистер Розенталь последовал за мной.
Отойдя от комнаты футов на тридцать, я остановился. Примерно с этого места горничная Люсита видела, как из номера выходила интересовавшая меня пара. Дама была в темных очках и широкополой шляпе, а мужчина нес под мышкой гостиничное покрывало. Если разобраться, не так уж и важно, узнала ли Люсита мужчину по сделанному художником ФБР наброску или запомнила его сама. Главное, она видела, что мужчина и женщина выходили именно из номера 203, а мужчина нес с собой покрывало.
Парковка находилась отсюда на расстоянии не более пятидесяти футов, поэтому не было ничего удивительного в том, что Люсита заметила, как эти двое уселись в бежевую машину с открывающейся вверх задней дверью.
Я решил оставить у мистера Розенталя самые лучшие воспоминания о своем визите, поэтому, улыбнувшись, сказал:
— Ну вот и все. Позвольте еще раз поблагодарить вас за помощь. Надеюсь, что отнял у вас не слишком много времени.
— Был счастлив вновь оказаться полезным, — ответил мистер Розенталь и добавил: — И не забудьте, пожалуйста, переслать мне копии изъятых документов.
— Сразу же займусь их поисками, как только вернусь в свое учреждение. Вас же попрошу никому не говорить о моем визите.
Неожиданно мистер Розенталь спросил:
— Скажите, за эти пять лет расследование хоть как-то приблизилось к установлению истинной причины катастрофы?
— Причина общеизвестна. Случайный взрыв паров горючего в центральном топливном баке.
— Ничего подобного, — сказал мистер Розенталь.
— Нет, все именно так и было. Дело закрыто, мистер Розенталь. Как я уже говорил, мой визит сюда был вызван обыкновенной бюрократической процедурой, на нашем языке именуемой «сверкой документов».
— Как скажете…
Поскольку хозяин отеля опять начал демонстрировать свой норов, я счел нужным напомнить ему о необходимости содержать в порядке документы иностранных работников и вовремя копировать их грин-карты и карточки социального обеспечения. Мистер Розенталь ничего на это не ответил.
Я отдал ему ключ от номера 203 и сказал:
— Мне очень нравится ваш галстук.
Оставив Розенталя на террасе, я спустился по лестнице и направился к центральной парковочной площадке, где стоял мой джип. Стронув машину с места, я выехал за пределы владений отеля и покатил на юг — к заливу. Проехав мост, я свернул на Дьюн-роуд и через десять минут уже въезжал на автостоянку национального парка Капсог-Бич, которая в этот час была заставлена машинами отдыхающих. У шлагбаума находилась маленькая будка, в которой сидел охранник.
Помахав у него перед носом своим удостоверением, я сказал:
— Мне нужно проехать на пляж по пешеходной дороге.
— Вообще-то это не полагается…
— Большое спасибо.
Я объехал шлагбаум и, не обращая внимания на протесты охранника, покатил по песчаной тропе, подключив второй ведущий мост. Впереди шли люди, стремившиеся хоть ненадолго слиться с природой, но стоило им увидеть мой джип, как они поспешно прижались к обочине, освободив мне дорогу.
Пешеходная тропа все больше сужалась. Я повернул там, где почти сходились две песчаные дюны, — возможно, на том самом месте, где пять лет назад сделали поворот, чтобы проехать к пляжу, наш донжуан и его дама.
Я остановился примерно в том же месте, где мы с Кейт вышли из машины два дня назад. Посмотрев на часы, я отметил, что на дорогу от «Бейвью-отеля» до пляжа у меня ушло не более двадцати минут. Значит, если Люсита говорила правду и наш донжуан и его дама вышли из номера около семи вечера, на пляже они могли оказаться уже в семь двадцать.
Потом они нашли между дюнами уединенное местечко, расстелили покрывало, поставили рядом портативный холодильник, установили видеокамеру — или по крайней мере сняли с объектива крышку — и занялись приготовлениями к пикнику: достали бокалы и откупорили бутылку белого французского вина. Это должно было занять у них еще минут двадцать-двадцать пять. Таким образом, часы в это время показывали примерно без пятнадцати восемь.
Выпив вина, повалявшись на покрывале, а может быть, и позанимавшись любовью, они, вполне вероятно, направились по пляжу к воде. Одетые или голые — этого я пока не знал.
Я снял мягкие замшевые мокасины и пошел по пляжу, где сотни отдыхающих сидели и лежали на покрывалах, понарошку боролись, играли в пляжный волейбол или плескались в океанских волнах.
Я задался вопросом, одетыми или обнаженными направились к воде наш донжуан и его дама. Очень может быть, что и обнаженными. Ведь солнце уже заходило, а люди, изменяющие своим супругам, обычно довольно беспечны. Я остановился у кромки прибоя и бросил взгляд на высокую песчаную дюну, на которой два дня назад стояли мы с Кейт.
Если любовники, направившиеся к океану в час заката, решили снять этот романтический момент на пленку, можно предположить, что их видеокамера зафиксировала именно тот сектор небосвода, где произошел взрыв самолета «Боинг-747» авиакомпании «Транс уорлд эйрлайнз».
Я стоял у самой воды, смотрел на океан и на небо и размышлял обо всем этом.
Снова включив мобильник, я немного подождал, но звонков, как и прежде, не последовало. Номер моего мобильного телефона известен не многим людям, и я не могу похвастаться, что пользуюсь расположением этих людей. Тем не менее они мне обязательно звонят два-три раза в день.
Затем я включил пейджер. Номер моего пейджера знает куда больше народу: информаторы, свидетели, подозреваемые, коллеги по работе и даже обслуживающий персонал дома, в котором я обитаю. Худо-бедно, но сотня наберется. Однако и на пейджере сообщений не оказалось.
Такое молчание могло не означать ничего, а могло иметь и некий зловещий смысл. Мой личный опыт показывает, что тишина чаще всего есть просто тишина, — если, конечно, над вами не начинают сгущаться тучи. Тогда это тишина предгрозовая. Впрочем, на сегодня философии вполне достаточно.
В последний момент я решил позвонить Кейт, но, вспомнив, скольких мужчин удалось засечь именно в тот момент, когда они звонили женщинам, вновь отключил и мобильник, и пейджер.
Потом я посмотрел на часы — было около четырех дня, и люди постепенно покидали пляж.
Я неторопливо направился к своей машине, на ходу размышляя о том, что сумел узнать в «Бейвью-отеле». Мне казалось, я сделал все, что было в моих силах. Но в таких случаях всегда кажется, что можно было сделать намного больше и что упущено что-то очень важное.
По правде говоря, я знал, что́ упустил: некий временной промежуток, которому прежде не придавал значения. Но именно в такие моменты часто и происходит самое главное.