Юхан Теорин - Санкта-Психо
— И правильно, — одобрил Ян.
Мария-Луиза опять посмотрела на Стену и продолжила — очень тихо, будто сама с собой разговаривала:
— Все так ужасно стало… какие опасные люди есть на земле.
— А мы… мы своего рода спасатели.
Ян сказал это очень тихо, и начальница, похоже, его слов не услышала.
В тот же вечер Ян делает еще одну попытку наладить контакт с Рами. Притворяется, что идет домой после смены, но на полпути сворачивает, гуляет в квартале вилл — ждет, пока в больнице угаснет дневная суета. Потом, опять не прямым путем, добирается до знакомого валуна над ручьем.
Снимает рюкзак, достает Ангела и включает, не сводя глаз с каменной громады клиники. Четвертый этаж, седьмое окно справа. Оно светится, как и в тот раз, но людей не видно.
— Белка, Белка, — шепчет он в передатчик.
Ничего не происходит. Свет горит, как горел.
Он пробует еще раз. Если Рами нет в палате или она спит, то почему включен свет? Или он всегда включен?
В конце концов он прекращает свои попытки, кладет Ангела в рюкзак и уходит. В этот четверг, в этот первый по-настоящему зимний день, он чувствует себя глубоко несчастным. Мало того — отверженным. Всеми отверженным. Ну, может быть, не всеми — дети его очень любят, но если играть с ними слишком много… тоже, наверное, подозрительно.
Подозрения ему ни к чему. Тогда Мария-Луиза не будет спускать с него глаз, так же как она не спускает глаз с Лилиан.
О чем они говорили там, Лилиан и Ханна, на заснеженном газоне «Полянки»? О чем они вообще все время шепчутся? И почему замолкают, когда он появляется?
Домой он не идет. У него назначена встреча с Лилиан. Они должны поговорить об Иване Рёсселе.
48
Он поднимается на крыльцо таунхауса, звонит в дверь и ждет. Ждет и прислушивается. В доме слышны голоса — похоже, работает телевизор.
Открыла не Лилиан, а ее старший брат. Ян так и не знал его имени. Он кивнул Яну и крикнул через плечо:
— Минти!
Звук телевизора стих. Лилиан ответила что-то неразборчивое.
— Минти! Твой приятель по работе пришел.
Повернулся и ушел, даже не посмотрев на Яна. Через минуту в прихожей появилась Лилиан.
— Тебя зовут Минти?
— Иногда.
— Почему?
— Все время сосу мятные таблетки. — Она еле заметно усмехнулась. — Для свежести дыхания.
И голос тоже какой-то безжизненный. Но на этот раз Лилиан трезва. Она провела его в кухню и открыла холодильник. Ян успел заметить какие-то темные бутылки, но на столе появилось молоко.
— Хочешь горячего шоколада?
— С удовольствием.
Она ставит кастрюльку с молоком на плиту.
Садятся за стол. Где же веселая, разбитная Лилиан из бара «У Билла»? С кокетливой змейкой на щеке? Ее нет. Ян никогда не видел ее такой усталой, такой погасшей. Она ставит на стол две кружки с шоколадом:
— Значит, Ханна рассказала про Ивана Рёсселя.
— Рассказала.
— Что он сидит в Санкта-Психо?
— Да. Я много читал о нем.
— Еще бы не читал! Он же знаменитость. Суперзвезда… А жертвы преступления остаются никому не известными… Кому охота говорить с человеком, который все время плачет… Так что мы горюем в тишине, а убийцы становятся кумирами.
Ян не возражает.
— А с Марией-Луизой ты тоже говорил на эту тему?
— Нет. Только с Ханной.
— Слава богу… — Лилиан шумно выдохнула и, как показалось Яну, немного оживилась. — Это хорошо. Мария-Луиза тут же передала бы руководству.
Они помолчали.
— А что передавать? — осторожно спросил Ян.
Лилиан ответила не сразу — очевидно, обдумывала, что говорить, а что — нет.
— Встреча… Мы хотим организовать встречу с Рёсселем. Ханна все организовала, ей помог один из охранников.
— Встречу? На какой предмет?
— Мы хотим получить ответ… попытаться заставить Рёсселя заговорить.
— О чем?
— О Йоне Даниеле.
— О твоем брате?
Она печально кивает.
— Его уже нет.
— Я знаю… я о нем читал.
Она вздыхает.
— Я должна узнать, почему и как все произошло. — Она не поднимает глаз. — А ответа нет. Все… все во мраке. Все время кажется, что это все не на самом деле, что ты спишь. У меня несколько месяцев было такое ощущение. А потом поняла, что не сплю… что его и в самом деле нет. Думала, пройдет, ан нет. Не проходит. Грызет и грызет. А с отцом еще хуже. Он уверен, что Йон Даниель жив. Сидит и ждет у телефона… Каждый день.
Ян не перебивает. Он чувствует себя, как психолог. Как Тони.
— Но ведь Рёссель не давал признательных показаний? — тихо спросил он, когда Лилиан надолго замолчала.
— Рёссель — психопат. Он неспособен чувствовать вину, поэтому и не признается. Рассказывает полуправду, потом отказывается от своих слов. Единственное, что ему нужно, — всеобщее внимание. Для него это игра.
— Ты его ненавидишь?
Она посмотрела на Яна с внезапной злостью:
— Йон Даниель погиб, ему было отпущено всего девятнадцать лет жизни. А Рёссель даже не наказан. О нем позаботились. У него бесплатное жилье, бесплатное питание… он здесь неплохо устроился, в Патриции.
Ян вспоминает бесконечные пустынные коридоры:
— Ты уверена, что там все так уж хорошо?..
Она кивает:
— Особенно для таких «звезд», как Рёссель. Он получает лечение, лекарства, ходит на психотерапевтические сеансы… врачи греются в лучах его славы. А Йон Даниель… он лежит где-то, мертвый и всеми забытый. И моя жизнь катится под откос. Горе, ненависть… человек иссыхает. День за днем.
Поэтому ты и пьешь так много? — чуть не спросил Ян, но удержался. Ему очень хорошо понятно, какие чувства вызывает Рёссель в душе Лилиан. Он и сам испытал когда-то нечто похожее — к Торгни Фридману и Банде четырех.
— Так, значит, ты устроилась в подготовительную школу из-за Йона Даниеля?
— Думала, сама смогу разыскать Рёсселя… но не вышло. Наконец решилась и попросила Ханну. У нее что-то получается.
— А ты за нее не беспокоишься?
— Что она ходит в клинику? Нет… она же лично не встречается с Рёсселем. Обменивается записками. Никакого риска.
Ян не возражает.
— Никто, кроме Ханны, даже не знает, что я сестра Йона Даниеля. В газетах мое имя, как мне кажется, даже не упоминали, никаких интервью я не давала. Все это досталось родителям. Они держали его школьное фото и рыдали прямо в камеру. Умоляли: если кто хоть что-нибудь знает, сообщите! Сообщите! Никто ничего не сообщил… и нас постепенно забыли.
Она глубоко, с всхлипом, вздохнула.
Ян постарался быстро осмыслить ее рассказ. Ханна обменивается записками с Рёсселем…
— И что хочет сам Рёссель? Выйти на свободу?
Лилиан яростно поджимает губы. Она уже не такая безвольная, как в начале разговора.
— Рёссель не выйдет на свободу. Он на это рассчитывает, но на свободу он не выйдет. Он только поговорит с нами.
— Когда?
— В следующую пятницу. Вечером. В больнице будут пожарные учения.
Ян кивает.
— Будут репетировать экстренную эвакуацию. Все пациенты должны покинуть палаты. Так что в коридорах будет давка.
Ян вспомнил пустые взгляды больных в подвале. Больных из открытого отделения, которых он в полутьме принял за мешки.
— И что будет с Рёсселем?
— Охранник, с которым Ханна знакома… Карл пропустит Рёсселя в комнату свиданий.
— Где вы его будете ждать?
— Мы встретим его там и поговорим. Пусть расскажет, куда дел тело Йона Даниеля.
— Ты и вправду на это надеешься?
— Я не надеюсь, я знаю. Он обещал Ханне.
Ян сомневается:
— А если все пойдет наперекосяк?
— Все может быть… но мы постарались исключить всякий риск. Нас четверо, я, брат и двое друзей. Предусмотрели все. Я несколько раз приводила брата в «Полянку». Для, так сказать, рекогносцировки.
— Вечером?
— Да.
— Дети его видели.
— Ну да?
— Мира видела мужчину, он стоял около ее кроватки. Так что вы не так уж осторожны, как вам кажется.
— Достаточно осторожны. — Она внимательно смотрит на Яна. — Теперь ты все знаешь. Ты с нами?
— Я? В каком смысле?
— Можешь помочь? Скажем, тому, кто будет стоять на стрёме?
— Не знаю… надо подумать.
Пациенты покидают палаты. Давка в коридорах. И Рами, конечно, тоже выпустят из палаты, как и всех остальных.
На следующее утро у Яна заказано время в домовой прачечной. Он спускается в подвал, раскладывает белье на столе — светлое отдельно, темное отдельно — и загружает две машины. Включает обе и поднимается к себе. По пути ему попадается табличка «ЛЕГЕН», и он останавливается. Не стоит, наверное, больше его беспокоить. Но вдруг он осознает, что Леген ему симпатичен. Сам по себе.
И звонит в дверь.
