Гэвин Лайл - Успеть к полуночи

Я сделал два одиночных выстрела и пригнулся, отчаянно бранясь. Вслед за выстрелами у меня за спиной послышались возбужденные крики полицейских, пробиравшихся по траншеям от приграничного шоссе.

Но, черт побери, Ален, ты же не должен там находиться. Ты все забыл. Когда обстоятельства складываются против тебя, ни за что нельзя оставаться в замкнутом пространстве — это может тебя погубить. И погубит — потому что теперь мы не отступимся.

В кульверте позади меня послышались быстрые шаги, и несколько мгновений спустя Харви прошептал:

— Я принес канистру — куда ее бросать?

— Бросать буду я. Прикройте меня, когда я буду огибать угол; из дота этот участок хорошо просматривается.

Не выпуская из рук канистру, он бесстрастно произнес:

— В чем дело? Одной медали вам мало?

— Я с ним разделаюсь. Давайте сюда бензин.

— Послушайте, герой, — мягко сказал он. — Вы что, хотите отважно прохромать туда и геройски погибнуть, получив пулю промеж глаз? У нас слишком мало времени. Прикройте меня.

Что и говорить, заварил эту кашу я, а он теперь вынужден нас вытаскивать.

Я кивнул.

— Пока он не выстрелит в меня, ничего не предпринимайте.

— О'кей. А куда мне бросать эту штуку — на крышу, чтобы бензин потек вниз и залил амбразуру?

— Алена это не остановит. Бросайте внутрь. Он отвел взгляд, потом снова повернулся ко мне и спросил:

— Вы действительно можете выстрелом поджечь бензин?

— Да.

Он осторожно прошел по стрелковой ступени до угла. Дождавшись, пока он туда доберется, я поднял голову и принялся методично обстреливать амбразуру одиночными выстрелами. Первая пуля подняла под ней облачко пыли, а вторая попала прямиком внутрь дота. С расстояния в восемь ярдов из «маузера» можно палить с такой же уверенностью, с какой нейрохирург орудует скальпелем в мозгах. Третья пуля тоже угодила в амбразуру.

Тут загрохотал «стэн», и вокруг меня застучали пули разбрасывая комья сырого песка. В этот момент Харви, сделав стремительный бросок, выскочил из-за угла.

Ален забыл и еще один урок — он позволил отвлечь себя. Я переключил «маузер» на автоматическую стрельбу и выпустил очередь, которая подняла облако пыли вокруг амбразуры и задела крышу дота. «Стэн» замолчал.

Харви не мешкая взлетел по ступенькам; мне были видны его голова и плечи, возвышавшиеся над бруствером; здоровенную канистру он держал кверху дном, оставляя за собой дорожку из бензина.

И угодил прямиком в объятия выскочившего из дота Алена.

Какое-то мгновение они стояли друг против друга, причем так близко, что Ален не мог воспользоваться «стэном», — а Харви не успел выхватить револьвер. Затем они отскочили в разные стороны. Харви бросил канистру и вцепился ему в запястье; Ален ударил его прикладом «стэна» и столкнул со ступенек.

Я выпрямился и, выбросив вперед руку с «маузером», нажал на спусковой крючок. Он выстрелил всего один раз — и патроны кончились. Ален пригнулся, затем хладнокровно навел свой «стэн» и прицелился вниз, в траншею.

Но Харви опередил его.

Я увидел отблеск вспышки — и Ален заполыхал ярким пламенем.

Я и прежде видал, как горит бензин, но почему-то забывается, как стремительно он вспыхивает. Ален, должно быть, запачкался в бензине, наткнувшись на канистру; ступеньки тоже были залиты горючим. В долю секунды он обратился в пылающий факел.

Он не стал стрелять в Харви. Он повернулся — фигура, объятая пламенем, — попытался сбить огонь с глаз горящей рукой, а затем принялся выпускать прицельные очереди поверх моей головы в сторону «роллса». Он очень многое подзабыл, но только не то, зачем он здесь.

Харви снова выстрелил. Пылающий силуэт зашатался на ступеньках, не выпуская из рук строчащего «стэна», и с шипением рухнул на дно траншеи.

Я опустил голову на мокрый песок; к горлу подступила неудержимая тошнота.

Харви встретил меня возле рокадной дороги; обожженный, весь в грязи и насквозь промокший, он шел медленно и устало. Позади него, в траншее, все еще плясали языки пламени, а позади меня, всего в нескольких сотнях ярдов, мелькали фонарики полицейских. Но почему-то теперь они казались чем-то несущественным.

— Похоже, мы выиграли эту войну, — сказал Харви. Голос его прозвучал уныло и безжизненно, безо всякого выражения.

— Да, — отозвался я и приготовился выслушать дифирамбы в честь моих блестящих идей. Однако вместо этого услышал:

— Мне бы выпить.

— И мне тоже.

Мы медленно направились к «роллсу», который переехал кульверт и остановился возле траншей передовой линии. Подойдя к машине, я сказал:

— Возьмите у меня из кейса кусачки. Возможно, впереди нам встретится колючая проволока.

Он забрал их и зашагал перед автомобилем, но вдруг остановился и тихо произнес:

— Бернар. А теперь еще и Ален. — Но голос его звучал все так же безжизненно. Он не испытывал никаких эмоций по этому поводу. Во всяком случае — пока.

Глава 32

Пять минут спустя мы уже были в Лихтенштейне и вырулили на автостраду, с которой съехали за три километра до границы. «Роллсу» изрядно досталось, но на то они и рассчитаны, а пятьдесят ярдов, да еще в темноте — слишком большое расстояние для «стэна». Тем не менее одна фара была разбита, пулевые отверстия усеивали ветровое стекло и обе левые дверцы, а еще одна пуля пробила решетку радиатора. Неизвестно было, поврежден ли сам радиатор — впрочем, это мы, безусловно, выясним на горной дороге, ведущей в Штег.

Я сидел сзади рядом с Маганхардом, морщась при каждом толчке и проливая коньяк на рубашку. Харви расположился впереди, рядом с мисс Джармен.

Маганхард не произнес ни единого слова, но выглядел столь же бесстрастным, как и прежде.

Через несколько миль Харви обернулся и, опустив перегородку, спросил: — Может, остановиться где-нибудь, не доезжая Вадуца, и поискать доктора?

Маганхард встрепенулся и посмотрел на меня.

— Вы ранены?

— Во всяком случае, не смертельно. И вряд ли у вас есть знакомый доктор, который с готовностью назовет дырку от пули комариным укусом. Кроме того, не стоит забывать о Галлероне.

— Думаете, нас ждут неприятности? — спросил Харви.

— Не слишком большие. Не мог же он заключить контракты со всеми наемными убийцами Европы. А если даже и заключил, то наверняка расставил их в укрепрайоне.

Немного погодя Маганхард промолвил:

— Мистер Кейн, когда я говорил вам, что хочу прорваться через границу, я не думал, что для этого будет необходимо сжигать человека заживо, как вы только что проделали.

— Никто не думал, что это будет необходимо, мистер Маганхард, — устало отозвался я. — Так уж вышло. При такого рода профессии люди не всегда погибают с бесстрашной улыбкой на устах и с теплыми словами, обращенными к матери.

— Мне казалось, вы с ним были знакомы!

— Был. И мне жаль, что он сгорел, если от этого кому-нибудь легче. Но никто не принуждал его сидеть там со «стэном» в руках.

Несколько секунд он размышлял, потом сказал:

— Наверное, они пришли туда, чтобы убить или быть убитыми. Возможно, это было честной игрой.

— Вы приписываете им излишнюю сентиментальность. Они пришли, чтобы убить — и точка. Если бы они считали, что есть шанс погибнуть, то не взялись бы за эту работу. — Я покачал головой. — Оттого что Ален умер столь ужасной смертью, он не сделался Святым Франциском.

— Во всех остальных случаях у вас не было выбора — стрелять или нет, заметила мисс Джармен. — Первыми начинали они. Но на сей раз все устроили вы сами. Вы заварили эту кашу.

— Я, конечно, мог высунуть голову из траншеи, — огрызнулся я, — и предоставить им возможность открыть огонь первыми — если бы это сделало меня более добродетельным в ваших глазах. Только, черт побери, тогда я наверняка лишился бы головы.

— Я не это имела в виду. — Голос ее звучал холодно и едва заметно дрожал — и отнюдь не из-за ветра, проникавшего сквозь пулевые отверстия. Она тоже видела, как сгорел Ален. — Я хочу сказать, что, наверное, мы могли бы поступить как-то иначе, чтобы…

— Наверное, могли, — мрачно отозвался я, стараясь не думать, что именно мы могли бы сделать.

У Тризена мы повернули направо и по извилистой дороге стали подниматься к Тризенбергу и расположенному за ним Штегу. Вот теперь нам предстояло выяснить, как обстоит дело с радиатором.

— Мотор перегревается, — заметила мисс Джармен.

— Продолжайте ехать дальше. Не снижайте скорость.

Что она и сделала. Мы вписались в серию поворотов столь же стремительно, как это проделал бы Морган, — и имея в наличии всего одну фару. Задачу облегчало то обстоятельство, что путь был свободен: жители Лихтенштейна придерживаются мнения, что, за исключением часов, отведенных на делание денег, все оставшееся время разумнее всего потратить на сон. С тех пор как мы пересекли границу, нам встретились лишь один велосипедист да туристический автобус.