Максим Павлов - Серафим и его братва
Если бы над ухом Лысого не просвистело еще несколько пуль, он бы наверняка схватил оппонента за жабры.
— Я приношу извинения, — опомнился Лысый, — за некоторые выражения. Но и вы должны меня просечь. Мне горько… мне обидно… Товарищ генерал, уважаемые солдаты. Мне досадно, что подчас такие глубокоуважаемые… особы, как Большой Патрон, ни с того ни с сего обзывают меня вонючим засранцем и разворачивают боевые действия.
Чуть скосив глаза в сторону смотревшего в висок автомата, тщательно выбирая выражения и не возбухая, Большой Патрон ответил:
— Многоуважаемый Лысый, достопочтенная сходка, любезный генерал, дорогие солдаты, я не понимаю, о чём бакланит этот человек. Я не припомню, чтобы когда-нибудь обзывал его вонючим засранцем.
— Ах ты, дерьмо такое!!! — вспылил Лысый, но после порции необходимых выстрелов смирил прыть и перекрестился. — Вот те крест, генерал! Лажу гонит, сука!
— Мой адвокат может это подтвердить. Если угодно, я и сам, положив руку на любую кулинарную книгу, легко подтвержу, что не обзывал вас, многоуважаемый Лысый, вонючим засранцем. — С точки зрения лексики Большой Патрон был безупречен.
На сцену пришлось выйти адвокатам обеих сторон. Адвокат Патрона Хапов плавно (дабы резким движением головы не спровоцировать стоявшего над ним пехотинца), но низко (дабы все прочли в его маневре утвердительный ответ) кивнул. На что адвокат Лысого Невзяткин заявил:
— Имею честь заметить: моим клиентом допущена небольшая неточность. Действительно, Большой Патрон никогда не обзывал Лысого вонючим засранцем. Этот титул Василий Исидорович присвоил себе сам. Однако Большим Патроном было сделано другое безответственное заявление. Глубокоуважаемый авторитет обвинил моего клиента и ряд его глубокоуважаемых друзей в том, что все они якобы являются вонючими пердунами и должны понести за это суровую ответственность. Имею также честь напомнить: вскоре после данного заявления банды Большого Патрона под прикрытием милиции вероломно вторглись в зоны влияния моего клиента, на что мой клиент ответил адекватными мерами, в результате чего сегодня мы имеем честь наблюдать необратимый процесс развала экономики, культуры, исчезновения уровня жизни, самой жизни как таковой, хаос и деградацию.
— Ну чё, слышал?! — Лысый остался доволен речью адвоката, но все же с трудом сдерживался, чтобы не сказать острое словцо по адресу Большого.
— Слышал, — ответил Патрон.
— Так было?
— Так.
— Ну чё ты в бутылку лез, глубокоуважаемый?!
— Откуда я знал, чем все закончится?
— Козлодой! — не сдержался Лысый.
Очередной предупредительный залп нормализовал обстановку. Лысый сел отдохнуть. Но отдохнуть ему не дали. Слово взял авторитет Подсудный:
— Слышь, Лысый, кто заказал опустить Булыжника?
— Да, кто заказал? — спросил Патрон.
— Мне это было надо?! — опешил Бляха. — На кой мне сдался твой Булыжник? Я чё — педераст Дрочилло?!!
— Если не тебе, то кому это было выгодно? — напирал Подсудный.
— Нет, вы, верняк, двинулись, фраера! — Лысый истерично заржал. — Ха-ха-ха-ха! Чё, братки, опупели?! За пидора меня приняли?! Ха-ха-ха-ха! Нет, я такого ещё не слышал: я опустил говенного Булыжника! — Он вдруг прекратил смеяться, почернел лицом до цвета Эммануэли и проскрежетал: — Угандошу, суки!!! — За что и получил от близстоящего солдата пехоты прикладом по зубам.
— Ну-с… — подвел черту Большой Патрон. — Допустим, Булыжник стал жертвой необузданной похоти педераста Дрочилло. Допустим, ты педерасту не платил. Но какой смысл ему вводить меня в заблуждение? — Патрон взглянул на Подсудного. — Дрочилло утверждал, что получил от Лысого пятьдесят косых за свадьбу с Булыжником?
— Утверждал, — подтвердил Подсудный, очень близко знавший педераста Дрочилло ещё с эпохи тюремных нар. — Но я забыл тебя предупредить, Патрон: чудовищное сладострастие Дрочилло таково, что он с равной охотой вводит людей в заблуждение и вводит в людей…
— Засохни, Подсудный, тут всем хорошо известно, что вводит в людей педераст Дрочилло, — перебил Патрон. — Я хочу знать, почему какому-то педерасту Дрочилло удастся безнаказанного вводить в меня заблуждение?
Подсудный виновато промолчал.
— Я хочу, чтобы завтра же ты лично загасил педераста Дрочилло, — распорядился Патрон. — Вечером слышу от тебя доклад. Ну-с… Вроде одной проблемой меньше.
— А какие ещё проблемы? — не понял Лысый.
— А ещё я хочу знать, кто отымел мою хату на Зеленом острове. Господа, это уже не шутки: в свой особняк я вложил кровный миллион баксов. — Большой грозно оглядел публику. — И желаю знать, чьи грязные, вонючие отморозки…
— А чё ты на меня вылупился?! — возмутился Лысый. — Понятия не имею, кому понадобился твой гадюшник! Блин, Большой, меня от твоего пробитого дебилизма вот-вот горячка хватит. Ну на кой конец мне сдалась твоя хата?! А Булыжник?! Ты чё? Ухерачился?! Я фигею! Фильтруй базар!
Солдат-пехотинец снял напряжение с возбужденного авторитета прикладом АК-74, на некоторое время профильтровав ему мозги, так как мочил в основном по балде.
— Патрон, похоже, Лысый чист, — заметил Подсудный, подозрительно озираясь.
— Когда тебе дадут слово, я скажу, — прошипел Большой. Он сам уже понимал, что от Лысого ничего полезного не добиться, и, пока не поздно, решил перевести стрелку в другом направлении: — Ядреный, мать твою!
— А?
— Я хочу знать, кто дал мне наколку на Лысого.
— Не я, Патрон, — признался авторитет.
— И не я, — поспешил заверить Подсудный.
— Подсудный, я сказал: засохни… — Патрон тяжёлым взглядом смерил начальника ГУВД. — Я знаю, что не ты.
— Господа! — Генерал милиции Законный энергично поднялся из-за стола и уверенно направился к генералу Мамедову. — Мы все оказались жертвами беспрецедентного мошенничества. Господин Мамедов, прикажите солдатам опустить оружие — оно нам больше не понадобится.
Мамедов махнул рукой, и около трехсот стволов, оцепивших участников сходки, были моментально переведены в походное положение.
— В бытность участковым инспектором, а позже — оперуполномоченным, хм-хм, — продолжал Вячеслав Законный, — я приобрел бесценный детективный опыт. Кажется, в эти минуты он понадобится нам как никогда. Хм… Выводы, которые мне удалось сделать в последние дни, парадоксальны, но, к сожалению, правдоподобны. Кроме того, это результат долгой, кропотливой работы всех подразделений ГУВД, Интерпола, ФБР, ФСБ и других уважаемых служб. Выводы, должен признать, неутешительные, поэтому умоляю вас, господа, приготовьтесь к худшему и поберегите нервную систему.
— В чём проблемы, мент?
— Чё ты хочешь сказать?
— Чё за дела?! — забеспокоились люди.
— Баклань в тему, — попросил Большой Патрон.
— Давайте посмотрим правде в глаза, — призвал Вячеслав Иванович. — Нас кинули, господа. Кинули самым безжалостным и противоестественным способом.
Разумеется, одинокий голос генерала утонул в вопле обезумевших глоток. Ибо ничто так было не способно потрясти воображения местных авторитетов, как посмотреть правде в глаза (правду здесь на дух не переносили). А новость о том, что их кинули, привела сходку в панический ужас. Кто-то встал на уши, кто-то метнулся за большой. Подсудный извлек блестящую заточку. Для оперативного наведения порядка Мамедову снова пришлось брать братву на поголовный прицел. Дула автомата избежала разве что фуражка генерала Законного — Вячеслав Иванович повидал жизнь без прикрас, великолепно владел эмоциями и при необходимости умел вести речь о том, как его кинули, со спокойствием буддийского монаха.
— Третий день на просторах Отвязного Края гремят взрывы, строчат пулеметы, поют «Катюши», — поэтично начал излагать генерал Законный свое видение событий, как только улеглись волнения в зале. — Во многих районах по земле стелется едкая дымка перламутрового цвета — «эхо» взрывов доселе неслыханного химического оружия, способного убить на своем пути все живое. Повсеместно регистрируются случаи мародёрства, людоедства, первобытного варварства. Десятки и сотни тысяч разлагающихся трупов. Оторванные и выброшенные на съедение псам члены преступных группировок. Вонь. Смрад. Стоны. Крики о помощи. Жалобы…
— А кому щас легко? — как всегда вовремя вставил Подсудный, наколов на заточку кусок мяса.
— Когда тебе дадут слово, я скажу! — Большой Патрон в бешенстве отобрал у него нож, бросил мясо Подсудного в угол и, смахнув с правой щеки слезу умиления, попросил Вячеслава Ивановича: — Продолжайте, генерал, не обращайте внимания. Все, что вы сказали… Ну это… это потрясает… — Он потрясенно огляделся по сторонам. — Это… безумно трогательно, генерал… Да, да, господа, это трагедия. Давайте, генерал! Что у вас? Вы попадаете в самое яблочко.
