Максим Павлов - Серафим и его братва
(Безнадежно пробуя улыбнуться, Патрон глубоко оседает в кресле.)
ЛЫСЫЙ (выдержав садистскую паузу): Ну чё, Патрон, херово тебе?
ПАТРОН: Пока не знаю.
ЛЫСЫЙ: А по-моему, херово. Чё делать-то будем? Сколько ты собираешься торчать в моей студии пробитым веником?
ПАТРОН: Может… перемирие, Лысый?
ЛЫСЫЙ: Нет, ты круглый кретин, я в тебе не ошибся. Я?! Тебе?! Перемирие?! Го-го-го! Обломись, говнюк, я тя скорее в салат покрошу, без соли зарубаю!
ПАТРОН (совсем скис): Мое дело — предложить.
ЛЫСЫЙ: Небось от стрема в штаны накидал, тухляк? Ха-ха…
ПАТРОН (пристыженно помалкивает).
ЛЫСЫЙ (торжествуя): Застремался, падла?! Ха-ха-ха-ха-ха! Не фигово я тебя продинамил? В гипсовых черепках! Га-га-га-га! Испекли, твою задницу! Ха-ха-ха-ха! А ты и повелся! Го-го… Ой, я не могу — го-го-го-го! Прости, Патрон, я не могу… Го-го-го-го-го-го!
ПАТРОН (ведущему): Он что, шутит?
ВЕДУЩИЙ (улыбаясь, пожимает плечами): Сами все слышите.
ПАТРОН: Лысый!
ЛЫСЫЙ: Ну че? Га-га-га… чего тебе?
ПАТРОН: Я хочу забить стрелку.
ЛЫСЫЙ: Забивай, веник, забивай, в чем проблемы?
ПАТРОН: Ты согласен?
ЛЫСЫЙ: Мне не впадлу.
ПАТРОН: Значит, Законный и Ядреный живы?
ЛЫСЫЙ: Живы, живы, все б так жили.
ПАТРОН (с облегчением выдыхает): Это не пурга?
ЛЫСЫЙ: Да хватит с тебя пурги… Короче, стрелку забиваем у чернушки Эммануэль. Слышал такую?
ПАТРОН: Конечно.
ЛЫСЫЙ: Выгребай из моей студии и кати в кабак, базар есть.
ПАТРОН: Ну договорились. Что с Мамедовым-то порешили?
ЛЫСЫЙ: А вот подгребешь, и побазарим.
ПАТРОН (к телезрителям): Ну-с, извините, меня ждут безотлагательные дела… (Поднимается, покидает студию.)
ВЕДУЩИЙ: Дорогие друзья, мы на этом не прощаемся. Не исключено, что в ближайшие часы выяснится новый расклад сил в криминальном мире Отвязного. Мы постараемся держать вас в курсе событий. Я Александр Стукач, оставайтесь «В мире криминала».
СХОДКА
Эммануэль принимала гостей чрезвычайной важности. Помимо двух важных олигархов, Лысого и Большого Патрона, места за грандиозным столом в Первом банкетном зале заняли судьи и авторитеты, чиновники и бандиты, убийцы и крупные мошенники — сливки Отвязного общества. Вчерашние конкуренты в бизнесе и непримиримые враги на пространстве голубого эфира вдруг сели плечом к плечу за общую трапезу на расстоянии обыкновенного плевка и с первых же минут стрелки продемонстрировали завидную покладистость. Никто не стрелял, не угрожал соседу финкой, не хамил. Что же случилось? Неужели нравы правящей элиты за несколько дней претерпели столь сильную мутацию, что взбитые сливки превратились в кислый кефир? Нет, нет. Во всем виновата эта черная бестия Эммануэль. Озабоченная более чувством собственной безопасности, чем безопасностью важных гостей, хозяйка «Каннибала» заблаговременно вышла на связь с генералом Мамедовым и практически застучала ему как своих противников, так и верных, хороших друзей. Она сдала ему время и место сходки, обеспечив тем самым образцовое поведение враждующих партий в процессе их исторической встречи за общим столом. После ее звонка генералу в ресторан были введены федеральные войска. За столами двенадцати залов заняли огневые позиции солдаты и офицеры вооруженных сил, а события в Первом банкетном контролировал лично генерал Мамедов. Что из этого вышло, можно представить.
Во избежание эксцессов всяк сюда входящий брался под пристальный прицел двух-трех автоматов Калашникова и мирился с этим вплоть до выхода из кабака. Условие, выдвинутое Мамедовым важным гостям, отличалось строгой лаконичностью: «Не возбухать». Любому, кто сумеет его выполнить, гарантировалась жизнь. Остальных ждали щедрые очереди автоматных пуль, штык-ножи, саперные лопаты и съедание на месте по законам полевой кухни генерала Мамедова.
Прессу на сходку не допустили. Промелькнувшую было в зале Раису Добронравову без объяснений вытолкали на улицу. Когда она проявила журналистскую смекалку, попытавшись просочиться через задний проход «Каннибала» в его желудок — кухню, с тем чтобы оттуда пролезть в самое сердце мероприятия, ее окатили такой автоматной очередью, что она еле унесла ноги и видеокамеру.
А в целом, надо сказать, выстрелы звучали нечасто. Возбухать никто не хотел, сходка протекала более-менее умиротворенно; если кто и срывался, то его быстренько осаждали, не прибегая к высшей мере наказания. Отцы города, паханы и отморозки спокойно выпили за встречу, культурно закусили и дипломатично приступили к решению вопросов.
Первым слово взял Василий Исидорович Бляха по кличке Лысый. Чувствовал он себя явно зажато, говорил скованно, соображал туго: четыре ствола АК-74, под прицелом которых потела его блестящая голова, не позволяли авторитету широко развернуться.
— Господа, — сказал он. — Мы все стали жертвами какого-то гнусного недоразумения. Сейчас, как никогда, следует обратиться к истории. Вспомним, в каком чудесном, прибыльном городе мы жили всего три дня назад: цветущие парки, сады, зеленые насаждения, кирпичные и блочные здания по праву украшали город Отвязный. Как патриот, я с особой гордостью хочу напомнить о банках и библиотеках, заводах и музеях, фирмах и игорных аттракционах, которыми мы заслуженно располагали. Мне ли вам говорить о тех бесчисленных магазинах и универсамах, которые мы потеряли? Анархия и беспредел, повсеместный убыток и отсутствие четкой законодательной базы — вот что нам удалось сохранить из прошлого. Остального мы лишены. Но не следует впадать в крайность, заниматься самобичеванием и угрызениями совести. Время покаяния еще далеко. Заверяю вас, даже в самой дерьмовой жизни остается место позитивным моментам, и о них умолчать невозможно. Существуют и подвиги, и герои, которых следует выделять, всячески поощрять, освещать средствами массовой информации. Одного из них я пригласил на сегодняшнюю сходку. Приветствуйте! Герой нашего времени Иван Обушинский!
Под сдержанные, но искренние аплодисменты, под дулами трех автоматов, Иван Обушинский поднялся из-за стола и направился к боссу за деньгами. Однако, прежде чем совершить взаиморасчет, Лысый крепко обнял отморозка и по дипломатическому обычаю поцеловал в губы.
— Вот он, герой нашего страшного времени! — отстранившись, объявил Лысый. — Не корысти ради, не ради идеи, не ради бабы, а просто так Иван в одиночку загасил вчера целый жилой квартал, за что я выражаю ему особую признательность и, пользуясь случаем, вручаю заслуженную премию в размере двухсот двадцати тысяч долларов.
Пока Иван пересчитывал деньги, сходка одобрительно гудела: одни удивлялись безразмерному кошельку Лысого, другие выражали уважение Ивану Обушинскому. Но и тех и других переполняла белая, в лучшем смысле слова, зависть.
— Классный ты парень! — добавил Лысый, напоследок хлопнув убийцу по плечу. — Так держать!
Обушинский вернулся на место, а Лысый, немного освоившись с обстановкой, обратился к сходке и ее вооруженному конвою:
— Кто сейчас помнит о злодеяниях Серафима?
Зал ответил тишиной.
— Кому какое дело до засранца? — самодовольно продолжал авторитет. — Никому! — объявил оратор. — Пусть теперь так и будет. Все видели нового героя времени, все знают, что он натворил. Прошу любить и жаловать. Иван Обушинский, убийца, сатана в шкуре человека, чугунная репа, остальные грабли, армоцементные кегли, железобетонный шнобель — пожалуйста! Я объявляю моду на Ивана Обушинского, господа! С этого момента ни одна живая душа, ни одно средство массовой информации не должны упоминать имя Серафима. Кто это сделает, будет иметь дело со мной.
Вспышке ораторского вдохновения быстро положил предел автоматный залп. Лысый осекся, его движения вновь сковала осторожность. В воцарившейся тишине страшный своим демоническим спокойствием генерал Мамедов произнес:
— Не возбухать!
— Да, господа, — согласился перепуганный Лысый, с трудом обретая драгоценный дар речи. — Впадлу нам возбухать. Да и было бы из-за чего. Итак, я уже говорил: за трое суток цветущий город здорово изменился. Не видать зеленых насаждений, до неузнаваемости преобразились жилые дома, учреждения, куда-то пропали банки, заводы, магазины и магазинчики. Что я этим хотел сказать? — Лысый растерянно оглядел сходку, было очевидно, что автоматной очередью у него отшибло память. Взгляд авторитета вдруг застыл на главном противнике, Большом Патроне: — А?! Где, сука, банки, заводы и учреждения?!
Если бы над ухом Лысого не просвистело еще несколько пуль, он бы наверняка схватил оппонента за жабры.
— Я приношу извинения, — опомнился Лысый, — за некоторые выражения. Но и вы должны меня просечь. Мне горько… мне обидно… Товарищ генерал, уважаемые солдаты. Мне досадно, что подчас такие глубокоуважаемые… особы, как Большой Патрон, ни с того ни с сего обзывают меня вонючим засранцем и разворачивают боевые действия.
