Деон Мейер - Кобра
— Хорошо. Прошу вас, продолжайте.
— Ладно. Итак, тот парень начал приставать ко мне, и на минуту мне показалось, что он и есть тот самый тип, которому нужно отдать карту… Потом оказалось, что все не так. Еще я подумала: Дэвид запретил разговаривать с другими, это как-то… По-моему, в моем положении все бы так себя вели… Послушайте, я не дура, но, может быть, немножко заигралась в шпионку, знаете, рыцаря плаща и кинжала, и подумала, что тот парень, например, враг, террорист… И я слегка испугалась и попыталась поскорее отделаться от него. А он, оказывается, вытащил из сумки кошелек. Я даже ничего не заметила… Когда он ушел, я побежала вперед. Я опаздывала, но уже видела амфитеатр, искала ступеньки, ведущие на сцену. Когда я была шагах в десяти от них, передо мной вдруг появился тип в бейсболке и темных очках, он преградил мне путь и спросил: «Карта у вас?» Представляете, я ведь еще не подошла к лестнице, он подошел ко мне сразу после того парня с заколкой. Наверное, я не совсем хорошо соображала… Итак, он спросил: «Карта у вас?» Я встревожилась и ответила: «Но ведь я не здесь должна была вам ее передать». Я была… Пожалуйста, поймите, я всю ночь провела в самолете, думая о том, что сказал Дэ… профессор Эдер, я была на взводе и ждала… Нет, я не расистка, мой прадед с отцовской стороны приехал из Мексики, так что, пожалуйста, поймите меня правильно… Итак, я рассчитывала, что ко мне подойдет белый, англичанин…
— Мисс Альварес, — перебил ее Купидон.
— Да?
— Пожалуйста, отдышитесь.
Она посмотрела на него в упор, не понимая. Потом глубоко вздохнула:
— Я слишком быстро говорю, да?
— Вот теперь хорошо.
— Не волнуйтесь, мы вас понимаем, — улыбнулся Скелет. — Ну да, вы рассчитывали, что к вам подойдет белый.
— Спасибо. — Она отпила еще виски, смущенно улыбнулась и глубоко вздохнула. — И потом, сразу после этого, все стало по-настоящему странно. Представьте, тот тип стоит, преграждая мне путь, и говорит с таким странным акцентом… А когда я сказала: «Но я не здесь должна была вам ее передать», тип в бейсболке достал из кармана пистолет с таким черным глушителем, ткнул меня в бок, и тут сзади начинается суматоха, все кричат, мне хочется посмотреть и…
Лиллиан поняла, что снова заспешила и говорит слишком взволнованно, и постаралась взять себя в руки.
— Извините. — Она отпила еще виски, отдышалась и продолжила: — Я совершенно ничего не поняла и испугалась. Тогда тип в бейсболке сказал: «Сейчас к вам подходил парень… Он что-то у вас украл. Карта на месте? Смотрите! Быстро!» А сам смотрит не на меня, а куда-то поверх моего плеча. Когда я тоже невольно обернулась, чтобы взглянуть, он снова ткнул меня пистолетом в ребра и велел: «Смотрите на меня». Меня как будто парализовало. Он схватил меня за руку, тряхнул, снова спросил, при мне ли карта, я сунула руку в сумку, и оказалось, что кошелек пропал. Мне показалось, я упаду в обморок — так испугалась. Он спросил: «Она у вас?» И я ответила: «Пропал мой кошелек». А он спросил: «Она была в кошельке?» Я ответила: «Да», а он спросил: «Вы уверены?» Я еще порылась в сумке, кивнула и разревелась, как девчонка, а он убежал. Меня обступили люди, и никто из них не понимал, что произошло…
Тейроне лгал.
Свою легенду он сочинил в поезде, обдумал все, что он должен сказать, — на всякий случай.
В мини-отель в районе Де-Ватеркант он вошел в новом твидовом пиджаке, с новым небольшим чемоданом. Выглядел он вполне нормально, перед тем как поселяться в гостинице, он посмотрелся в зеркало в мужском туалете на кейптаунском вокзале. Он умылся, причесался… и пусть пахнет от него не розами, он же путешественник!
Администраторше гостиницы, доброй пожилой женщине, которая держалась подчеркнуто дружелюбно и виновато, что свойственно некоторым белым, он сказал:
— Здрасте. Меня зовут Джереми Аполлис. — Он старался говорить по-английски, как белые. — Мне хотелось бы снять номер на ночь… Ничего, если я внесу аванс наличными?
Дядя Солли и тут оказался прав: пиджак послужил ему пропуском, да и наличные в виде аванса не вызвали подозрений. Администраторша заулыбалась:
— Конечно-конечно! Откуда вы приехали?
Ответ на этот вопрос он тоже продумал заранее.
— Из Йоханнесбурга, но вообще-то я родом отсюда. Раньше я жил на Скотсе-Клоф. — Он произнес «Скотс-Клуф», как выговаривали англичане.
— Вы к нам по делам? — спросила тетка.
Такой вопрос он тоже предусмотрел, решил, что лучше не вдаваться в подробности, чтобы не запутаться, поэтому ответил:
— Нет, решил навестить сестру. Завтра вечером я улетаю обратно.
Он расписался в журнале, заплатил шестьсот пятьдесят рандов и подумал: за такие деньжищи пусть только попробуют ему не угодить с постелью и особенно с завтраком! Тетка отвела его в номер. Как только она ушла, Тейроне заперся и положил чемодан на кровать. Достал пистолет с глушителем и три мобильных телефона. Положил их на кровать в ряд. Снял пиджак, повесил его в платяной шкаф. Подошел к кровати, посмотрел на сотовые телефоны. И подумал: главное — не перепутать. Пользоваться ими по очереди. И не забывать, с какого номера и когда он звонит.
Он разделся, пошел в душ, включил воду на полную мощность — горячую, бодрящую, чудесную воду. Под душем он стоял очень долго, вода смывала все его беды, усмиряла боль в спине.
Но ей не все удалось смыть.
Гриссел понял, что должен подбодрить Мбали. Ему хотелось сказать, что в их деле есть хоть что-то хорошее — они с Воном Купидоном в каком-то смысле поняли друг друга, их взаимная враждебность улетучилась. Ему хотелось сказать, что жизнь и вообще весь мир похожи на колеса. Колесо сделает оборот, и все как-то образуется. Так было всегда.
Правда, колесо частенько застопоривалось, но отчаиваться не стоит.
Но он ничего не сказал, потому что подумал: с какой стати ей верить пожилому белому пьянице, пережитку эпохи апартеида?
Ему нет доверия.
И еще он подумал, что нужно позвонить Радебе в Йоханнесбург. Вдруг им еще что-то удалось выяснить в аэропорту? Чем больше у них будет имен, тем легче будет арестовать «кобр» на пограничном пропускном пункте. Но он не мог звонить Улинде, потому что в ГАБ прослушивали и его сотовый телефон.
«К черту сотовые! — подумал он. — Обходились же без них столько лет, а преступников арестовывали не меньше. Если не больше. Можно действовать и старыми, испытанными методами. Думать. Подбирать кусочки головоломки, не гнушаться черной работы. Раньше они больше работали головой, думали, спорили, обсуждали, проверяли версии, подлавливали подозреваемых на противоречиях, умело расставляли им ловушки. Они научились угадывать ложь, просто наблюдая и все замечая.
А что теперь? Теперь получается, что основную работу делает техника. А если техника ломается или отказывает, молодые детективы опускают руки: нет, дело раскрыть невозможно!»
Ему не нравилось, что с мобильным телефоном его могут найти в любом месте в любое время. Он морщился, вводя текст на крошечной клавиатуре. Собственные пальцы казались ему слишком толстыми и неуклюжими. Все посылают друг другу эсэмэски и пишут в них любую хрень, которая приходит им в головы, даже изобрели особый дурацкий язык, который не сразу расшифруешь. И попробуй не ответить — сразу последует вопрос: что с тобой?
И ГАБ может тебя подслушивать, они знают, где ты находишься. С новыми технологиями все взаимно: ты получил возможность следить за преступником — за тобой тоже можно следить.
Гриссел вздохнул и приказал себе думать о чем-нибудь другом, но в голову лезли мысли об Алексе и о его беде.
А об этом он никак не мог говорить с Мбали, как и с кем-то другим, каким бы неловким ни казалось повисшее за их столом молчание.
Увидев сестру Абигайль Малгас, он вздохнул с облегчением.
Медсестра несла на плече большую сумку Нади.
— Девушку уже перевели в палату, — сообщила сестра. — Врач считает, что она может побеседовать с вами. Но только полчаса, к тому же если она не будет против.
Он не сказал Абигайль Малгас, что у Нади нет другого выхода. Они пошли за сестрой Малгас в больничное крыло. В лифте она сказала:
— Врачи так и не установили, чем именно накачали ее те люди, но на что-то серьезное не похоже.
Она велела им подождать за дверью палаты и скрылась за кремовой ширмой, закрывавшей кровать.
Глава 45
— И что же вы делали потом? — спросил Купидон.
— Я пыталась дозвониться до профессора Эдера, но он не отвечал. И я оставила ему сообщение, послала эсэмэску…
— Что было в эсэмэске?
— Я просто сообщала… что все вышло не так, как я ожидала, и я прошу прощения…
— Можно взглянуть на то сообщение?
— Я… извините, я его удалила.
— Ну а что вы сделали потом?
— Пошла дальше… Ну а что еще мне оставалось? Обратиться в полицию я не могла. Речь шла о работе профессора, связанной с безопасностью, он просил меня ни с кем о ней не говорить. То есть я же не могла прийти в участок и сказать: слушайте, у меня неприятности… Понимаете, я не могла рассказать им все, а тогда какой смысл рассказывать хоть что-то?
