Один лишний - Дмитрий Олегович Борисенко
Кружки опустели. На этот раз я решил не экспериментировать и заказал себе обычное нефильтрованное.
– Знаешь, – начала Аня, – я принесла кое-что.
Она полезла в свою сумку и достала цветастый альбом.
– Наши с ней детские фотографии. Хочешь посмотреть?
– Конечно!
Я переместился на стул рядом с девушкой, она открыла альбом.
– Это мы на Черном море, мне здесь восемь, Кате семь.
На снимке две загорелые девчушки стоят по колено в воде. У Кати на ладони огромная медуза. Такие забавные, улыбаются во все зубы.
– Я никогда не видел ее такой счастливой.
– Да, хорошее было время, в эту поездку мы даже почти не ссорились.
Аня с любовью посмотрела на фото и перевернула страницу. На следующем снимке Катя сидела верхом на пони и махала рукой. Следом фотка на вершине горы, Катя на огромном валуне, в руке у нее надкусанный пирожок, она улыбается с набитым ртом. Аня открывала фотографию за фотографией, и чем старше на снимках становилась ее сестра, тем реже на ее лице появлялась улыбка.
Я перевел взгляд на Аню.
– Почему вы не были близки? Столько фотографий…
– Хороший вопрос. Сама не знаю. Ее лучшими друзьями всегда были книги. Она могла проснуться утром, открыть новый роман и просидеть за ним до темноты, ничего не ев весь день, лишь иногда отрываясь на чашку кофе… Несмотря на это, в детстве мы часто гуляли вместе, бегали от мальчишек во дворе, в деревню ездили, на речку ходили… Однажды – это был класс восьмой-девятый, не помню точно – мы поздно вечером возвращались с речки. Дело было в деревне у бабушки, мы туда частенько летом приезжали. Неожиданно нас нагнал парень, Катин «жених» – так мы в шутку его называли. Я знала, что он Кате нравится. Он все лето за ней гонялся, чуть ли не под окнами у нас ночевал. Так вот, в тот день он был пьян и начал лезть к ней целоваться, руки распускать. Она дала ему пощечину, он ударил в ответ. Сильно ударил, Катя чуть не упала. Я присутствовала при этом, но никак не защитила сестренку, испугалась ужасно и убежала. Когда дед с лопатой пришел к речке, Катя лежала в траве. Помню, что у нее был порван сарафан… Она не плакала, просто молча лежала. Мне так страшно стало, я подумала, что она умерла. Утром ее забрали родители в город, а я осталась. После этого все и началось – мы стали отдаляться, перестали делиться секретами, гулять вместе больше не ходили. Я так и не спросила ее, что же произошло, когда я убежала.
Девушка замолчала.
– Наверное, ты заметил, что она не была общительным человеком, – продолжила после паузы Аня. – В школе у нее подруг почти не было. В старших классах ее замкнутость – даже дикарство какое-то – меня очень бесила. Не знаю почему, может быть, я просто не понимала сестру. Мы ругались из-за всяких пустяков. В какой-то момент вообще перестали разговаривать. Год назад я поступила в универ и переехала в Питер. С этого времени мы с ней виделись всего один раз – прошлым летом, когда я приезжала навестить родителей.
Глаза Ани наполнились слезами. Она замолчала и закрыла лицо руками. Тяжело смотреть на плачущую девушку, понимая, что нет никакой возможности ее утешить. Я мог бы выдавить из себя банальное «все будет хорошо», но ведь это ложь. Хорошо уже никогда не будет. Катю не вернуть, и никакие слова сейчас не помогут.
«Но ты знаешь, как все исправить», – пронеслось у меня в голове.
Мы сидели молча. На какое-то время мир вокруг нас остановился. Мы не слышали ни музыки, ни пьяных возгласов, ни смеха. Девушка была в своем горе, я – в своем.
В горе, которое заставило меня окончательно прозреть.
В горе, которое начало разжигать во мне ненависть.
Ненависть, которая теперь останется во мне навсегда.
Ненависть, которая жаждет выплеснуться и сожрать всех виновных.
«Ты знаешь, как все исправить».
Аня взяла салфетку и вытерла слезы со щек.
– Прости, я отойду ненадолго. Можешь заказать еще выпить?
Я кивнул и пошел к бару. Аня уже снова сидела за столом, когда я вернулся с двумя кружками пива. Она улыбнулась мне. Эта мимолетная улыбка – в ней что-то было. Облегчение? Она выговорилась и выплакала накопившиеся слезы – наверное, это ей и требовалось.
– Ты обещал рассказать, как вы познакомились с сестрой, – сделав глоток, напомнила Аня.
Алкоголь уже начал действовать, поэтому я без стеснений рассказал обо всем. Как боялся подойти к ней в универе, как мы впервые заговорили, про поход на Останкинскую башню, катание на коньках и первый поцелуй. Аня постоянно смеялась. А ее улыбка… Как же она напоминала Катю!
Официант принес нам сет закусок к пиву. Хрустя луковыми кольцами, я рассказывал о своих чувствах, наверное, впервые в жизни. Потянувшись за очередным кольцом, мои пальцы случайно коснулись Аниных. Девушка не обратила на это никакого внимания, но по моему телу пробежал озноб. Мне стало не по себе. Я посмотрел в лицо Ане, но ее уже здесь не было. Передо мной сидела Катя.
«Мы ее вернем. Скоро все встанет на свои места».
Я закрыл глаза и усилием воли выбросил непрошеный голос из своей головы.
– Саша? С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросила Аня.
– Да. Это из-за аварии – у меня небольшое сотрясение, поэтому иногда голова кружится. Не беспокойся, все в порядке.
Я отпил пива. Мне стало неприятно смотреть на девушку. Страшно. Будто я схожу с ума. Мертвая сидит рядом со мной, и она живее всех живых.
«Мы будем вместе».
– Нет…
– Ты что-то сказал?
Голос девушки снова вернул меня к реальности.
– Нет, просто… Не очень хорошо себя чувствую.
– Ты побледнел. После такой аварии нужно больше отдыхать. Хочешь уйдем?
– Пиво-то надо допить.
Я постарался улыбнуться, но вышло не очень.
Мы просидели в баре еще около получаса, я расплатился, и мы вышли на улицу. Сразу стало зябко, все еще шел снег. Желания час толкаться в метро не было, поэтому каждый вызвал себе такси. Мы по-дружески обнялись на прощание и поехали по домам.
Машина медленно двигалась по заснеженным улицам. Вокруг мерцали огни ночного города. Они меня раздражали. Я откинулся на спинку сиденья. Сейчас я ничего не хотел видеть. Стать слепцом – вот было мое желание. Но я не мог. Я еще не был готов. У меня остались незаконченные дела. «Да, у нас остались дела». Еще немного, и вся боль уйдет, сгорит вместе с ненавистью.
Водитель посмотрел в зеркало заднего вида и сразу же отвел взгляд. Мое лицо растянулось в ухмылке. В безумной застывшей гримасе.
8
Холодный ветер завывал в подворотнях. Я шел по темному переулку. Вокруг ни души. Меня окружали лишь спящие дома пятиэтажек. Где-то вдалеке залаяла собака.
Последние две недели я выходил из дома на бесцельные ночные прогулки. Шел, куда несли ноги, полностью погруженный в свои мысли. Каждый день я пытался набраться смелости, чтобы рассказать полиции о том, что совершил. Рассказать о бункере, где лежит тело Юли. «Ты не можешь все бросить! Мы должны все исправить», – нашептывал голос в моей голове. Я боялся его, боялся, что он полностью овладеет мной, и тогда…
Первое время мне нравилось гулять по ночному городу. Я просыпался в середине дня, делал себе бутерброд, открывал книжку – да, я снова начал читать, – а когда смеркалось, выбирался на улицу. Сначала по несколько часов ходил по спальным районам.
