Грег Лумис - Секрет Юлиана Отступника

— Мы выйдем отсюда через Ватиканский грог, — объявил гид.

Сипло вздохнув, открылась последняя дверь, и они оказались в просторном помещении с низким потолком. Здесь ровными рядами располагались саркофаги, на каждом из которых был изображен покоившийся в нем Римский папа. А еще через несколько минут экскурсанты вышли на яркий солнечный свет. Лэнг хорошо видел оттуда вход в некрополь.

Он мысленно прикинул, что ему понадобится приобрести.

Глава 31

Ним, Франция, больница,в то же время

В ее палату вошел, широко улыбаясь, доктор в белом одеянии. Вместо того чтобы, как обычно, помочь ей подняться из постели и прогуляться по палате, он включил телевизор, висевший на прикрепленном к стене подвижном кронштейне, и повернул аппарат так, чтобы ей было видно. Она с интересом смотрела, как появившийся на экране мужчина шевелил губами, а внизу неторопливо тянулась строчка титров. Она поняла, что смотрит программу новостей, но не могла сказать, видела ли она прежде такую передачу.

Прошло не меньше минуты, прежде чем она поняла, что звуки, которые она слышала, раздавались не у нее в голове, а снаружи, что это был голос мужчины, выступавшего по телевидению. Слух вернулся к ней так же внезапно, как и пропал.

Она уставилась на экран. Ей стало известно, что мужчина просил всех, кто сможет ее опознать, обратиться в Нимскую префектуру полиции. Она ничего не понимала, кроме того, что услышанный ею язык явно был не ее родным, хотя какой ее родной язык, она пока что не знала.

Внезапно с экрана на нее посмотрело ее собственное испуганное и растерянное лицо. Она совершенно не помнила, когда и как ее фотографировали, но понимала, что за то время, которое она никак не могла восстановить в памяти, с ней могло случиться много чего. Из того же самого источника, откуда часто всплывали какие-то бессвязные сведения и факты, к ней пришла мысль, что ее портрет показывают в надежде на то, что кто-то сможет ее узнать.

Эта мысль испугала ее. По каким-то причинам, затерявшимся в черноте ее беспамятства, опознание означало для нее опасность. Она понятия не имела, почему, но откуда-то ей было это известно. Пока доктор рассматривал ее изображение на экране, ее глаза шарили по палате в поисках какого-нибудь оружия и наткнулись на занавеску, делящую помещение пополам. Эта занавеска, прикрепленная к металлическому карнизу под потолком, была сейчас сдвинута к стене, но ее можно было в любой момент раздвинуть и обеспечить необходимую приватность. Правда, необходимости в этом не возникало, так как в палате она была одна.

Как только ее лицо исчезло с экрана, доктор выключил телевизор и помог ей слезть с кровати для очередной прогулки. Она безропотно подчинилась, но мысли ее были заняты все тем же металлическим карнизом.

И лишь тогда она догадалась произнести на том же языке, на каком говорил диктор телевидения:

— Я снова слышу.

Доктор пришел в совершенно искренний восторг, к которому, правда, примешивалось изумление от столь внезапного возвращения слуха. Он пожелал немедленно осмотреть ее уши и привлек на помощь своего коллегу-отоларинголога, молодого человека с редкими белокурыми волосами, который, сделав несколько звонков по сотовому телефону, назначил ей на завтра целую кучу анализов и процедур.

Отоларинголог, тоже облаченный в длинный белый халат, низко поклонился, отчего сразу стал похож на гуся, вытягивающего шею, и сказал:

— Мадам, пусть я не знаю, как вас зовут, но уверен, что вы чувствуете себя достаточно хорошо для того, чтобы составить нам за ужином компанию в столовой для врачей, а не ужинать здесь в одиночестве.

Придерживая одной рукой больничную рубаху на груди, она изобразила самый изящный реверанс, на какой была способна.

— Я буду очень рада, если только вы сможете найти для меня какую-нибудь одежду.

Она действительно была бы очень рада. И тому, что к ней вернулся слух, и тому, что окажется рядом с людьми, хотя и знала откуда-то, что ей грозит опасность, не понимая, от кого и почему. И еще она радостно предвкушала возможность съесть что-то другое, а не ту безвкусную и бесцветную, хотя, вероятно, очень полезную диетическую пищу, приносимую ей трижды в день в палату.

Несмотря на границы, больничная еда во всех странах была одинаковой.

Столовая для врачей вряд ли заслуживала столь громкого названия. Исцарапанный стол и шесть стульев занимали почти всю комнатушку. Судя по запахам и грохоту кастрюль, она предположила, что помещение примыкает к кухне. За столом сидели доктор Филипп — так звали седого врача, она только что это узнала, — молодой отоларинголог и еще двое медиков. Перед ними на бамбуковых салфетках стояли металлические тарелки. Один из докторов пространно рассказывал о проблемах с печенью у некоей мадам Мадеклер. Она слушала это пространное и не особенно способствующее повышению аппетита повествование только потому, что возможность слышать после долгого перерыва все еще была для нее в новинку.

— Конечно, если образования злокачественны, это будет проблематично, ведь ясно…

Из кухни вошел мужчина с подносом, на котором стоял графин с красным вином и несколько стаканов. Все сразу стихли. Повар (если это был повар) поставил поднос на стол и вышел. Доктор Филипп, как старший по возрасту и положению, налил немного, покрутил стакан, понюхал и в конце концов пригубил.

О мадам Мадеклер и ее печени на время забыли.

— Снова из второго сбора, — объявил доктор.

Врачи разочарованно застонали.

— Мы можем позволить себе и что-нибудь получше, — заявил отоларинголог.

— Ну, кто готов пожертвовать своим погребом ради товарищей? — спросил один из незнакомых ей докторов.

Ответом ему послужило молчание, а затем беседа вернулась к печени мадам Мадеклер.

— И что, действительно, без операции никак не обойтись? — поинтересовался самый младший.

На сей раз она отвлеклась от разговора и не сразу поняла, что один из врачей обращается к ней.

— Вы не могли бы сказать, какое самое раннее воспоминание у вас сохранилось?

— Это доктор Роже, наш психиатр, — сказал доктор Филипп. — Он и попросил пригласить вас на наше неофициальное собрание, когда к вам вернется слух. — Он улыбнулся и окинул взглядом стол. — Трудно найти менее официальное собрание, чем это.

Присутствующие засмеялись.

— И пусть вас не смущает то, что он так вас разглядывает. Он так воспринимает всех симпатичных девушек, все равно, больных или здоровых.

Снова смех.

— Самое раннее, — повторила она, мысленно навалившись на белую стену, каковой являлась ее память. — Пожалуй, склон, где меня нашли.

— Вы говорите с легким акцентом. Вы сознаете, что…

Из кухни снова появился тот же самый мужчина. На сей раз в руках у него была большая сковорода, пахнущая пряным жареным мясом.

— Баранина, — заметил отоларинголог.

— С розмарином, — добавил другой молодой врач.

— Будем надеяться, что его немного, — высказался доктор Филипп.

О состоянии ее памяти забыли так же быстро, как и о печени мадам Мадеклер. Разговор переключился на баранину. Не лучше ли жарить ее на вертеле? А вот как ее готовят в одном парижском заведении…

И снова она перестала вслушиваться в слова.

Ее воображению вдруг представился Наполеон, сидящий за столом перед своей палаткой под Ватерлоо. Он видел вдали тучу ныли, которая могла означать лишь то, что пруссаки придут вовремя и успеют присоединиться к Веллингтону. Но он говорил с приближенными о том, какой сыр бри вкуснее — из цельного молока или из снятого.

Она улыбнулась. У какого-то человека, какого-то определенного человека всегда вертелись на языке шутки по поводу французов. Если бы только она могла вспомнить…

Через час она благополучно добрела до своей палаты мимо дежурившей в коридоре медсестры.

Там она огляделась. Она была уверена, что, уходя, оставила дверь шкафа закрытой. Возможно, служительница что-то искала…

Но она так не думала.

И снова ощущение неопределенной опасности.

Она позволила медсестре помочь ей забраться в постель, прикинулась спящей и делала вид, что спит, пока чавкающий звук резиновых подошв не удалился за дверь. Откинув простыни, она встала, забралась на другую кровать и, с трудом удерживаясь на пляшущих пружинах, за считаные секунды открутила карниз, вернее, кусок трубы с кольцами для занавеси.

Сейчас, не так, как было со всеми предыдущими ее поступками, она понимала, что необходимо спешить. Потому она за обедом лишь крутила стакан в руках, но не пила. Ей не хотелось усложнять борьбу со сном еще и действием алкоголя.

Тем более что вино было из винограда второго сбора.

Глава 32

Рим, мост Святого Ангела,через несколько минут

Под Лэнгом вяло текли мутно-зеленые воды Тибра. Справа располагался Ватикан; купол собора Святого Петра темным силуэтом вырисовывался на фоне безоблачного неба, с которого светило яркое солнце. Мост был закрыт для всякого автотранспорта, и его заполонили уличные торговцы-африканцы, продающие все — от дешевых сумочек, грубо повторяющих модели известных дизайнеров, до резных деревянных фигурок с огромными грудями или членами, грубо имитирующих поделки примитивного африканского искусства. За его спиной возвышался тяжелый замок Святого Ангела, словно углубившийся в минувшие века; со времени своей постройки монументальная цилиндрическая башня, замкнутая в кольце стен, успела не по одному разу поменять роли, являясь и усыпальницей императора Адриана, и укрепленным оплотом римских пап, и дворцом, и тюрьмой. Центральная часть моста была идеальным местом для туристов, желающих сфотографироваться на одном из самых внушительных пейзажей. Вездесущие японцы суетились, увековечивая на пленке свои изображения перед памятниками истории, столь же чуждые их родной культуре, сколь театр Но или Кабуки чужд жителям Запада. Именно в тот момент, когда они расступились, словно Красное море, чтобы пропустить Лэнга, он увидел этого человека.