Режи Дескотт - Обскура
— Но… почему? — спросил Жерар как можно более нейтральным тоном, стараясь не выдать волнения, которое вызвало у него это известие.
Нелли ничего не сказала. Она словно окаменела.
— Он хотел прикончить лошадь, потому что она была ранена?
Нелли покачала головой. В коридоре послышались чьи-то мягкие шаги. Скорее всего, сосед Нелли, который считает себя призраком…
— В порыве гнева, — наконец произнесла она.
— Гнева? — удивленно переспросил Жерар, внезапно ощутив неловкость: в конце концов, имеет ли он право выслушивать такие щекотливые сведения о богатом и влиятельном человеке?..
Нелли закрыла глаза. Губы ее дрожали. Пальцы нервно теребили вышивку, сминая крылья бабочек.
— Он считал, что это негодная лошадь, — произнесла она, по-прежнему не открывая глаз. — Он сказал, что она стала причиной его величайшего унижения… А может быть, он убил ее, чтобы меня наказать… О, какое ужасное воспоминание!..
— Наказать вас? — проговорил Жерар, все более беспокоясь из-за того, что услышал. Он понимал, что ступил на очень опасную почву.
Вышивка соскользнула на ковер, и Нелли закрыла лицо руками, чтобы заглушить рыдания. Жерар побледнел и подался вперед, стул под ним заскрипел. Начинающий психиатр уже готовился стать свидетелем нового приступа, но Нелли довольно быстро успокоилась и осушила слезы. Еще не слишком привычный к подобным ситуациям, он наблюдал за пациенткой с волнением. После довольно долгого молчания Жерар решил, что сегодня больше ничего не добьется, и поднялся:
— Хотите, я позову кого-нибудь, чтобы уложить вас в постель?
Ее красивые темные глаза пристально смотрели на него сквозь раздвинутые пальцы, которые она все еще прижимала к лицу. Затем она кивнула. Жерар вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.
Глава 28
Дом номер «6» по улице Сухого дерева, третий этаж… После небольшого колебания Жан взялся за ручку дверного молотка — небольшого, сделанного из бронзы, с верхушкой в виде сжатого кулачка с изящными пальчиками — и трижды постучал. Раздался резкий, пронзительный крик — явно не человеческий, — затем послышались торопливые легкие шаги. Дверь приоткрылась.
Лицо Обскуры, показавшееся в проеме, на мгновение застыло от изумления. Такое же выражение она продемонстрировала недавно на бульваре, перед тем как разразилась смехом. Затем она попыталась снова закрыть дверь, но Жан быстро просунул ногу в сужающийся проем.
— Нам нужно поговорить, — сказал он и улыбнулся, чтобы смягчить резкость своего жеста. — Я могу войти?
Паника на долю секунды отразилась на лице Обскуры, но она взяла себя в руки и наконец нехотя открыла дверь. Затем, впустив Жана, снова закрыла.
— Уи-и-ииик! — донеслось из комнаты.
— Это Эктор, — объяснила Обскура с нервным смешком. — Вы… вы можете оставить сумку в прихожей… Если только не собираетесь меня осматривать, — добавила она с некоторой игривостью.
Уже вполне оправившись от первоначального испуга, она вновь держалась в своей обычной, вызывающей и слегка дразнящей манере. К тому же она снова принялась называть его на «вы», хотя в первое совместное посещение «Фоли-Бержер» они от этого отказались. Но Жан никак не отреагировал на ее слова и приподнятое настроение.
— Не стойте в дверях, раз уж пришли, проходите, — произнесла она с прежней беззаботностью.
На ней было утреннее домашнее платье бледно-розового цвета с открытым воротом и откидными рукавами, позволяющими увидеть тонкую кружевную оторочку нижней рубашки. Волосы были собраны в узел на затылке, удерживаемый широкой синей лентой. От молодой женщины исходил легкий аромат жасмина. Жан молча прошел за ней в комнату, обстановку которой составляла мебель из черного дерева: стол, несколько стульев, банкетка и кресло-качалка, а также несколько предметов, как будто привезенных из зоомагазина. Но самым примечательным был, конечно, большой серый габонский попугай, сидевший на жердочке, к которой был прикован за лапу тонкой цепочкой. Он с жадностью посматривал на вазу с фруктами, до которых не мог дотянуться. Полуоткрытая дверь вела в смежную комнату — очевидно, спальню.
— Хотите вишен?
Жан отрицательно покачал головой.
— Так о чем вы хотели поговорить?
Она в упор смотрела на него золотистыми бесстыдными глазами, и ему казалось, что взгляд ее проходит сквозь него. Эта новая манера Жана слегка смутила.
— О человеке, которому вы позировали для репродукции «Олимпии», — ответил Жан более нервным тоном, чем собирался.
Обскура слегка подалась назад — почти незаметным движением:
— Но я его после этого ни разу не видела! Что я могу вам рассказать, кроме того, что уже говорила раньше?
— Сделайте усилие.
— Чтоб я еще их всех помнила… один из тех грязных типов, каких в любом борделе пруд пруди… Мне нечего добавить, — отрезала она.
Теперь она вела себя в манере публичных женщин, привыкших к трудностям своего существования и облаченных в непробиваемую броню агрессивности пополам с презрением. Такой манере вполне соответствовал и тот смех, который хлестнул его на бульваре, точно кнут. Жан проглотил эту неожиданную резкость, примерно так же, как изображенный на скатерти уж с трудом заглатывал саламандру — ее задние лапки и хвост, желтые в черных пятнах, еще виднелись изо рта змеи. Но он не мог позволить себе отступить.
— Вы назвали его Фланель… это его настоящая фамилия? Или вы дали ему такое прозвище, с намеком на импотенцию?[15]
Обскура взглянула на него с заметным испугом.
— Я не понимаю, к чему вы клоните, — нервно сказала она.
— Не рассказывайте мне сказки! Я помню, как вы его назвали!
Жан едва сдерживался. Речь шла о жизни Сибиллы, а эта избалованная потаскушка, живущая в своей квартирке-бонбоньерке вместе с экзотическим пернатым, продолжала разыгрывать непонимание! После того, как Жан силой вырвал признание у Миньоны, он был готов на все.
— Он всегда обслуживал себя сам, — неожиданно произнесла Обскура, уже тише, как будто боялась, что ее подслушают.
Жан приблизился к ней; на лице его по-прежнему сохранялось угрожающее выражение.
— Ну… то есть… сунув руку в карман, — прибавила она, изобразив соответствующий жест. — Чтобы доставить ему такое сомнительное удовольствие, многого не требовалось.
Сейчас она держалась уже совершенно как шлюха, и Жан с трудом мог поверить в такую метаморфозу. Как он мог оказаться настолько слепым, что позволил себе увлечься ею? Получив очередную порцию сведений, он продолжал смотреть на Обскуру с подозрением. Сама нынешняя ситуация была ему отвратительна. Он чувствовал себя смешным — и однако часы шли, смертельный обратный отсчет не останавливался. Все его подозрения основывались лишь на интуиции, не подкрепленные никакими фактами, но, несмотря ни на что, он понимал, что эта женщина — его единственная путеводная нить. При этом она явно что-то от него утаивала, замкнувшись в молчании. Почему? И что именно она скрывает? Он не должен отступать — другой такой возможности, как сегодня, у него уже не будет.
— Это не он забрал вас у мамаши Брабант, чтобы поселить здесь? — спросил Жан, быстрым жестом обведя комнату.
— Жюль? — сказала она с нервным смешком. — Да вы что? У Жюля нет ничего общего с этим человеком!..
— Речь идет о жизни и смерти, — резко оборвал ее Жан, чувствуя, что им овладевает отчаяние. — Уже две женщины найдены мертвыми, тело каждой послужило созданию мизансцен, в точности повторяющих «Завтрак на траве» Мане! И я убежден, что убийца — тот самый человек, который заставлял вас позировать! Я должен его найти!
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — безучастным тоном произнесла Обскура, пожав плечами.
Она взяла из вазы с фруктами вишню и протянула попугаю, который с жадностью ее схватил. Затем мощным кривым когтем ловко выковырнул косточку, и она упала на ковер.
— Ах ты, неряха! — сказала Обскура и уже хотела наклониться, чтобы ее подобрать.
Жан рывком бросился к молодой женщине, схватил ее за руки и с силой встряхнул. Она успела лишь слегка вскрикнуть, но, увидев непривычный жестокий блеск в его глазах, тут же замолчала. Теперь они стояли лицом к лицу. Жан чувствовал запах ее духов, аромат ее дыхания. Ее грудь прижималась к его груди. Он мог различить мельчайшие поры на ее коже. Никогда прежде он и Обскура не были так близко друг к другу. Но этот возбуждающий эротический контакт лишь подогрел его ярость.
— Это вопрос жизни и смерти, вы меня слышите? — прорычал он, усиливая хватку. — Моя жена похищена этим человеком, и, если его не найдут, через несколько дней она умрет! Вы с ней похожи. И у двух убитых женщин был тот же самый тип внешности! Вы все похожи на натурщицу Мане!.. Понимаете, что это значит? — крикнул он и потряс ее изо всех сил.
