Николай Станишевский - Цветы к сентябрю
— Я принесла вам Распятие, — сказала она. — Здравствуйте, мистер Николас.
— Что? Ах, да… Спасибо. Здравствуйте, Милли.
— Скучаете?
— Наверное, нет. Просто вспоминаю. Если хотите, присаживайтесь рядом.
— Немного посижу, — покряхтывая, она опустилась в соседнее кресло. — Если не секрет, что вспоминаете, мистер Николас?
— Ну, что я могу вспоминать? Точнее, не что, а кого… Конечно же, Дженни…
— Вы часто о Ней думаете?
— Признаться честно, да. Всё-таки мы прожили двенадцать лет.
— И все было хорошо?
— Если брать в целом. Конечно, не обходилось без каких-либо нюансов. Так они бывают у всех.
— Без этого никак… — кивнула домработница.
На какое-то время воцарилась тишина.
— Вы, конечно, извините, мистер Николас, — Милли разгладила фартук на коленях. — Возможно, я лезу не в своё дело… Но мне кажется…
— Что? — Николас вскинул голову и пристально на неё посмотрел. — Что вам кажется?
— Мне кажется, что воспоминания вас тяготят.
Николас облегчённо вздохнул.
— Наверное, вы правы.
— Думаю, вам стоит облегчить душу. Поверьте, мистер Николас, постоянно носить в себе одно и то же крайне тяжело. А вы всё время один, особенно в последние дни. Как вы считаете?
— Наверное, вы правы, — Николас снова вздохнул.
— Тогда давайте поговорим! — затараторила Милли, обрадованная, что ей удалось найти тему для разговора. — Поверьте, всё умрет, как в могиле. Да и зачем мне кому-то об этом рассказывать? Не в моих это правилах! Тем более, вы сами недавно говорили, что я — почти член вашей семьи.
— Наверное, вы правы, — рассеянно повторил Николас в третий раз.
— Как всё-таки вы жили?
— Хорошо, — Николас откинулся в кресле и вытянул ноги. — Порой мне казалось это неестественным. Всё было замечательно.
— Теперь понятно…
— Что понятно?
— Понятно, почему вы до сих пор один. Вы, наверное, Её сильно любили?
— Я и сейчас Её люблю, — Николас достал сигарету и закурил. — Много раз я задавал себе вопрос — так ли это на самом деле? Возможно ли любить человека, который тебя предал?
— Это вы о ком? О супруге?
— Да.
— Но мы совсем недавно с вами обсуждали, что с Её стороны ничего подобного не было! Выражение «единожды предав» к Ней не относится…
— Тогда я слукавил. В нашей жизни все было хорошо до определённого момента. Пока не прошло двенадцать лет. Правда, имел место один инцидент — Дженни приревновала меня к коллеге по работе и решила отравиться, выпив большую дозу снотворного. Благо, что я приехал домой вовремя. Её удалось спасти.
— Очень нехороший случай, — Милли покачала головой. — Но, с другой стороны, это лишний раз доказывает, что Она вас любила. Иначе, откуда взяться такому чувству, как ревность?
— В том-то и дело, — Николас стряхнул в камин горстку пепла. — После этой трагедии мы много разговаривали. Необходимо было выяснить все отношения до конца. Казалось, тогда мы обсудили всё. А потом произошло то, чего я никак не ожидал.
— Что же произошло?
— Мы поссорились. Хотя мы выяснили моё отношение к другим женщинам и Её отношение к жизни, в нашей семье все равно периодически вспыхивали ссоры. Впрочем, это уже не важно. Короче говоря, мы разругались, и я уехал. В этот Дом. Здесь я многое обдумал, многое понял, собирался вернуться, но… Дженни решила разыграть комедию. Не знаю, как ей это удалось, но она изменилась. Внешне помолодела, приехала сюда и, представившись девушкой по имени Джина, рассказала нелепую сказку. Будто живёт в будущем, путешествует во времени, преодолела тысячу лет и оказалась здесь… Что самое удивительное — я поверил. Мало того, я снова в Неё влюбился. Хм, было бы абсурдно не влюбиться в собственную жену… Скорее всего, это произошло на подсознательном уровне…
Он немного помолчал и сделал несколько затяжек. Тишина в гостиной нарушалась лишь редким потрескиванием горящих в камине дров.
— В общем, что случилось, то случилось. Я попытался сделать выбор между двумя женщинами, у меня не получилось. Да и как такое возможно, когда женщина на самом деле была одна? Потом Она пропала. Просто исчезла — и всё. Я начал переживать. Она добилась того, чего хотела — заставила полюбить Её новым, ещё неиспорченным чувством. Видимо, решила поиздеваться. Бросила меня одного, я чуть не сошёл с ума. Перестал выходить из Дома, принимать пищу, целыми днями напролёт только и делал, что ждал Её. Вы не представляете, Милли, насколько это ужасно — находиться в тёмном холодном Доме, постоянно сидеть у окна и ждать, ждать, ждать… Я до сих пор удивляюсь, как выдержал тогда мой рассудок… Периодически Она подкидывала мне всевозможные страшные игрушки — чёрную кошку, таких же котят… Она все правильно рассчитала. Зная о том, что у меня богатое воображение, Она полагала, что они покажутся мне живыми. Так и получилось…
И вот, восьмого сентября, в канун Её дня рождения, я понял, что умираю. Силы окончательно покинули меня, я кое-как дописал дневник, в котором признавался Ей в любви и просил прощения. И тут я услышал звук подъезжающего автомобиля. Насилу добравшись до окна, я увидел, как Дженни выходит из него с большим букетом цветов. Моё сердце чуть не лопнуло от радости — я так долго ждал Её! Я уже хотел броситься Ей навстречу, но в голову пришла глупая мысль — а что, если и в самом деле прикинуться умершим? Возможно, Она хотела именно этого?
Пусть меня ещё раз пожалеют…
Так я и сделал. Сел за стол, положил голову на руки и притворился мёртвым. Сердце колотилось в груди так, что я еле сдерживался. Но, как выяснилось, правильно сделал. То, что я услышал, перевернуло мир в моих глазах.
— Что же вы такое услышали? — Милли осторожно перевела дыхание.
— Я услышал то, чего боялся услышать больше всего на свете. Дженни жила со мной ради денег. Не было никакой любви, я до сих пор не понимаю, зачем Она пыталась отравиться? Зная, что у меня слабое сердце, Она специально это придумала, чтобы довести меня до сумасшествия или сердечного приступа.
— Ужас, какой! — прошептала Милли.
— Весь ужас впереди, — Николас невесело усмехнулся. — Когда Дженни закончила, так сказать, свою прощальную речь, Она подожгла дом. Видимо, решила, что я действительно умер. Или, чтобы я умер наверняка. Не знаю. Скорее всего, второе.
— И как вы спаслись? — глаза Милли напоминали два огромных земляных ореха.
— Выпрыгнул в окно. Чтобы не выдать себя, мне пришлось подождать, пока Она уедет, к этому моменту пламя уже охватило прихожую. Да что там говорить, пылал весь дом! Такое впечатление, что он только и ждал этого пожара! Кое-как я пробился к окну и разбил стекло. Правда, выпрыгнул не совсем удачно…
— Теперь я понимаю, откуда этот ужасный шрам, — перекрестившись, прошептала Милли. Николас снова усмехнулся и потрогал рубец.
— Я запомнил тот прыжок на всю оставшуюся жизнь. Сначала разрезал щеку, а когда очутился на земле, мне прямо на лицо упал обломок горящей рамы. Хм-м, неотложная дезинфекция, огонь сразу прижёг порез, заражения не будет… С другой стороны, поэтому шрам такого жуткого вида…
— Да… — задумчиво произнесла домработница, — никак не могу свыкнуться с мыслью, что миссис Дженни смогла так поступить. Если действительно была любовь…
— Вот такая и была любовь, — Николас развёл руками.
— Я, наверное, своими расспросами причиняю вам боль? — сердечно осведомилась Милли.
— Нет, — Николас вздохнул. — Боль уже ушла. Я просто заставил её это сделать. Последние два года я много работал над собой.
— Послушайте, мистер Николас, — Милли подалась вперёд, оглянулась и перешла на шёпот. — А вдруг это была и не Дженни вовсе?
— А кто? — фыркнул он. — Вы хотите сказать, что призрак существовал уже тогда?
— Нет, я не хотела этого сказать, не поймите меня превратно. Вдруг это был кто-то, очень похожий на Дженни?
— Двойник?
— Нет, двойнику пришлось бы намного сложнее. Этот человек должен был знать ваш жизненный уклад, мельчайшие подробности. Может быть, какая-то близкая родственница, сестра, например?
— У Неё никого не было, — Николас посмотрел на окурок, который уже потух и бросил его в камин. — Она говорила, что Её родители давно умерли, а в семье Она была единственным ребёнком. Это — правда. На протяжении двенадцати лет никто из Её родных так и не объявился.
— Значит, вы всё-таки считаете, что все это устроила Она?
— Ну, а кто же ещё? Моя маленькая, любимая Дженни решила слегка позабавиться. Одного не могу понять — чего Ей не хватало? Неужели нельзя было просто подать на развод?
— Мне кажется, вы бы его Ей не дали.
— Хм, возможно…
— Чужая душа — потёмки, — философски заметила Милли.
— Наверное, вы правы, — задумчиво повторил Николас уже в четвёртый раз за это утро.
