Эл Ригби - #Тени приходят с моря
Судя по тому, как барсук сразу предложил приняться за еду, он явно был готов подождать, прежде чем говорить о чем-либо важном. Но всех остальных – кроме голодного Джера и сильно взволнованного Ласкеза, которые сразу принялись сгребать еду в свои большие золоченые тарелки, – это не слишком устраивало. Тэсс, например, оставалось только догадываться, что они услышат после трапезы. Судя по лицу доктора, та думала о чем-то подобном. И после учтивого вопроса: «Что же вы так мало едите?» ла Довэ осторожно произнесла:
– Нам хотелось бы…
– Да-да?
– Нам хотелось бы, лоу товур, понять, что происходит. Как давно вы знаете о Джере. Как вы его…
Заканчивать фразу было не обязательно: все спешно закивали. Барсук, который сидел, наклонив голову, с одним только бокалом воды, оглядел их и усмехнулся. Казалось, он пребывал в замешательстве и выглядел немного раздосадованным. Затем он поставил бокал, взял из вазы какой-то незнакомый Тэсс продолговатый лиловый фрукт и начал очищать его:
– Ах да… ваш народец не может набивать пузо, оставаясь в неведении, и как я забыл… что ж, по рукам.
И еще… – Он с особым вниманием пробежался глазами по лицам всех присутствующих, включая Джера, – полагаю, вас беспокоит, что потом я стану вас расспрашивать, зачем вы едете и откуда… – Ему никто не ответил, но догадавшись по глазам, он продолжил: – Так вот. Нет. Я, вне всякого сомнения, советовал бы вам быть честными, ложь я учую на раз. И именно поэтому сам я не стану задавать вам вопросов. Вы зададите мне свои и попросите ту помощь, которая… – Тэсс показалось, что он нахмурился, – вам необходима. Если это возможно. На этом все, меня давно не беспокоят чужие дела. Всем понятно? Славно. А теперь ешьте, а я буду развлекать вас байками.
Его слова немного успокоили путешественников, и Тэсс потянулась к одной из тарелок: все-таки консервы с крупой, лежалые фрукты и черствый хлеб – основная часть всех их запасов – успели порядком ей надоесть. Барсучья еда была отменной, намного вкуснее даже тех неплохих блюд, к которым Тэсс привыкла в приюте. И это оценила не только она: теперь и доктор без конца подкладывала себе таби.
Товур Лирисс, на этот раз вполне довольный их поведением, поудобнее сел на свою подушку и наконец заговорил.
Слушая его, Тэсс с удивлением обнаружила, что барсучий народ – несмотря на то, что под Кровом его история изучалась наравне с другими – совершенно ей не известен. Воспитатели рассказывали им в детстве, кто из народов Единства где и как живет, но что она вообще знала о лавиби?
Немногое. Что они – в большинстве своем, но не все, – обитают под землей, строят разветвленные норы и предпочитают бодрствовать ночью. Что лавиби занимаются поиском руд и камней, изготовлением оружия и выращивают сладкий, почти незаменимый в любой семье таби, чьи капризные листья не терпят света и ветра. Что они первыми изобразили Зуллура и сестер на своих наскальных рисунках. И наконец, что они считаются хорошими, выносливыми воинами, но в большинстве своем миролюбивы – редкого лавиби можно увидеть среди служащих оборонно-карательной Длани. Серых. Алых.
Редкого… Тэсс внимательно посмотрела на белые подпалины, покрывающие лицо барсука. Такие же были на его шее, на руках. Окрас показался ей странным, такого Тэсс не видела ни у сирот, ни у воспитателей этой расы, ни у стражей, ни у пажей. А вот Ласкез несколько дней назад говорил, что…
Но догадки и подозрения, появившиеся в голове, сами отошли на второй план. Лирисс начал рассказывать историю Джера и то, чего Тэсс и вовсе не знала о барсуках.
– Я почти уверен: ла доктору известно, как в нашем народе обзаводятся потомством… правильно? Остальным я вкратце скажу, что, когда мы входим в пору полного созревания, мы выбираем себе самку для первого выводка. Это происходит довольно рано… – неспешно объяснял товур Лирисс. – У большинства из нас этим все и заканчивается, как и у киримо: мужчина начинает жить с женщиной, они воспитывают выводок, потом, возможно, второй и третий. Но у тех, чье происхождение несколько иное… особенно если необходимо сохранить высокий наследуемый титул, как в нашей семье… все иначе. Чтобы передать титул, нужен абсолютно здоровый ребенок с хорошим набором качеств. Неважно, будет он полукровкой или нет, но отклонения недопустимы. Думаю, – он посмотрел на Джера, который больше интересовался таби в своей тарелке, – это понятно. Синедрионы, как Большой, так и Малые, должны быть крепкими до последней кости, и крепкими должны быть Длани. Поэтому большинство тобинов и товуров… – он сделал глоток воды, – обзаводятся несколькими выводками от разных самок… ну или от самцов, если речь идет о престолонаследницах. Обычно мы обзаводимся одним-двумя чистокровными и несколькими смешанными выводками. Ваша раса… – продолжил он и посмотрел на Тэсс, – кстати говоря, сочетается с нашей наиболее удачным образом. Наши выводки от ваших самок или от наших самок с семенем ваших самцов обычно доживают до отрочества в полном составе, в то время как выводки полностью чистокровных уменьшаются к десяти юнтанам вдвое-втрое. Конечно, в смешанных выводках редко бывает больше трех детей, а чаще всего их двое… но это неплохо. Так или иначе, лично у меня было четыре выводка. Один от самки моего народа, один от ки, один от полукровки шпринг и один от киримо. Твоей матери… – вновь он повернул голову к Джеру и вдруг улыбнулся, – от которой тебе, как ни странно, достались эти карие глаза.
Джер кивнул, но ничего не ответил. Тэсс всмотрелась в его лицо и попыталась понять, о чем он может думать. Но либо он вовсе не думал в этот момент, либо тщательно скрывал свои эмоции. Его отец – как же странно и непривычно было это произносить даже в мыслях – продолжил.
– Пока мы спариваемся, мы не сходимся. Свою постоянную женщину мы выбираем – или не выбираем – после того, как детей становится уже достаточно. С ней или без нее мы выращиваем потомство. Ты был из моего последнего выводка. Хотя в полном смысле это не выводок, ты был единственным ребенком. Твоя мать…
– А какая она была? – Джер спросил совсем тихо, глядя в стол. Теперь Тэсс все же заметила кое-какие перемены: на его скуластом лице отражалась тоска. А сцепленные в замок руки выдавали напряжение.
– Невероятно красивая, – произнес лавиби. – Очень умная и яркая. И невыносимая.
Уголки рта Джера дрогнули в ухмылке, и он уточнил:
– Чем это невыносимая?
– Она во всем хотела быть первой. И она настойчиво требовала, чтобы я выбрал именно ее. Денег, титула и большой новой норы было ей недостаточно. В конце концов, когда у нас все… развалилось, она отказалась даже от этого.
– Она любила тебя, наверное. Ты сам ее бросил?
Тэсс заметила, что Мади Довэ тоже не сводит с Джера глаз. Трудно было сказать, нервничает ли она, но в ее выражении лица было что-то тревожное. Товур Лирисс усмехнулся:
– Первое время я был очень ею увлечен. Сходил с ума. Да, я очень хотел остаться с ней, очень хотел разделить с ней все, что у меня только было, но…
– Что?
Блеклые глаза словно потемнели. Но товур не опустил голову, а только стал говорить чуть тише:
– Все дело лишь в том, что с самого начала она меня не любила, хотя я… пошел на многие жертвы ради нее. Ты же знаешь, – он все же устало прикрыл глаза, но вскоре снова посмотрел на Джера, – чтобы понять друг друга, нам не нужны слова. Запаха или его отсутствия…
– Достаточно. Да. Я знаю.
– Ее сердце уже было в оковах. В отравленных оковах. Сколько я ни старался, я никогда не мог их разбить.
Они замолчали, и Тэсс – а судя по тому, как заерзали Ева и Таура, не только она – почувствовала себя лишней. Возможно, того времени, что Джер провел с отцом наедине, было недостаточно для объяснений: шутка ли – шестнадцать юнтанов порознь. Не все, что сейчас говорилось, касалось посторонних. И даже Ву, наверное, догадалась об этом: она наклонилась и кормила лапитапов с рук, старательно делая вид, что пропустила сказанное мимо ушей.
– Так или иначе… – осушив бокал, продолжил товур Лирисс, – в какой-то момент я сорвался и сказал ей, что она может убираться, если желает. И в отместку она украла тебя. Как оказалось, чтобы бросить. Я не удивлен, она довольно часто кого-то бросала, это характерно для нее. Но теперь ты здесь. И я счастлив, потому что…
– Как вы узнали его? – осторожно, но твердо оборвала Таура. – Ведь вы его не видели столько… вы не могли представить, каким он вырастет, наверное… И…
– Его запах, – барсук взглянул на нее без особого удивления. – Наша память устроена не так, как память киримо. Каждый народ, и ваш, и наш, чем-нибудь да уникален, ты же знаешь. Мы не только хорошо чуем, но и запоминаем запахи существ, к которым испытываем сильные эмоции. Ненависть, привязанность. Запах не меняется. Старина Шенпри, мой приятель… – снова он улыбнулся, – тоже его не забыл. Ты же… – он снова посмотрел на Джера, – на второй день после рождения влез к нему на загривок и хорошенько оттаскал его за уши.
