Майкл Грубер - Ночь Ягуара
— Покажите нам, где находится тело, мисс Кальдерон, — попросил Финнеган.
Они поднялись на второй этаж. Виктория заметила, что лужица крови подсохла по краям и стянулась в маленькие студенистые островки. Детективы натянули резиновые перчатки, надели на туфли белые бахилы и вошли в кабинет. Вскоре к ним присоединились эксперты в белых комбинезонах.
Виктория ждала в своей комнате, лежа навзничь на кровати, и думала о том, что ей нужно сделать завтра. Посредине этих мыслей, составления списков и определения стратегии поведения ее сознание решило отключиться.
Резко проснувшись от стука в дверь, она увидела, что с порога на нее смотрит детектив Рамирес. Виктория моментально вскочила на ноги и, хотя ее качало из стороны в сторону, попыталась восстановить полную дееспособность и не подать виду, что это ей нелегко. А тут еще и щека болела, и не было возможности привести себя в порядок перед зеркалом. Она пожалела о том, что не приложила к месту удара лед, и тут же устыдилась этой мысли.
— Мы бы хотели с вами поговорить, — сказал детектив.
Они устроились в столовой на нижнем этаже, за длинным столом из красного дерева. Высокие напольные часы в углу показывали 4.45, а это значило, как ни трудно было в это поверить, что с тех пор, как пистолетный выстрел разбудил ее, прошло менее двух часов.
Похоже, в Голливуде ведение допроса отображали более правдоподобно, чем внешность детективов. Вопросы были очевидными, теми, каких и следовало ожидать, и Виктория ответила на них не уклоняясь, но и не стараясь раскрыть всю подноготную.
— Значит, этот охранник ударил вас? — спросил Финнеган, когда она описала события, последовавшие за выстрелом.
— Да. Но я от расстройства совершенно потеряла самообладание и набросилась на него. Я была в истерике, и он, возможно, решил, что оплеуха — лучший способ привести меня в чувство.
— Судя по вашему лицу, это была не просто пощечина, а чертовски сильный удар. Что они вообще за люди, эти охранники?
— Не имею представления. Тот, который ударил меня, был у них за главного, его звали Мартинес. Имена остальных мне неизвестны. Их нанял мой отец. Где, я не знаю. Это важно?
— Конечно! — сказал Финнеган. — По вашим словам, они унесли жертву с места преступления и, насколько мне известно, не сообщили ни о чем полиции. Нам обязательно нужно поговорить с этими ребятами. Полагаю, у вашего отца был заключен договор с охранной фирмой, он оплачивал их счета и все такое.
— Надо полагать, так оно и было, но этим занимался он, а я, как уже говорила, не в курсе дела.
— Хорошо. Что именно здесь произошло?
Виктория описала сцену со своей матерью, звонок по номеру 911, в «скорую помощь» и звонки родственникам.
Последовал классический вопрос, его задал Рамирес:
— Мисс Кальдерон, вы знаете кого-нибудь, кто мог бы желать зла вашему отцу?
— Почти все, кто знал его в то или иное время, включая меня. Он был не легким человеком. У него были конкуренты, которые, разумеется, могли быть им недовольны, но такого рода разногласия улаживаются с помощью адвокатов. Иногда это выливается в ругань по телефону или нечто в таком роде, но… Трудно представить себе бизнесмена, врывающегося в дом конкурента и кромсающего его топором.
— Вы думаете, убийца использовал топор? — спросил Финнеган. — Почему?
Она пожала плечами.
— Я не думаю, просто… хочу сказать, я не смогла взглянуть на его тело, то есть осмотреть его, настолько оно было истерзано. Тогда я вообще ни о чем не подумала, и слово «топор» появилось только сейчас в нашем разговоре. Но вот еще что — этот паренек, охранник, которого унесли его товарищи, его-то как раз я рассмотрела. Его лицо и шея были просто изорваны, истерзаны в клочья.
— Ну ладно, — сказал Финнеган, — но когда вам представится возможность подумать, вы могли бы составить список, скажем, «конкурентов», людей, у которых был зуб на вашего отца? Должно быть, что-то у него было на уме. Неспроста ведь он нанял охрану.
— О да, тому предшествовало хулиганство. Кто-то изрезал нашу входную дверь. И вдобавок оставил у нас на дорожке фекалии.
— Фекалии, — повторил за ней Финнеган, бросив взгляд на своего напарника. — Что за фекалии?
— Трудно сказать, детектив. Я не специалист по фекалиям. Мы очистили дорожку и заменили дверь.
— И вы не стали вызывать полицию по этому поводу?
— Нет, мой отец не хотел… не хотел поднимать шум и не стал предавать этот эпизод огласке. Видимо, решил разобраться сам. Поэтому и обзавелся охраной.
Последовали рутинные вопросы — детективы пытались реконструировать события последнего дня жизни жертвы. Финнеган передал инициативу Рамиресу, сам же прислушивался и присматривался к этой женщине. Он нутром чуял: за этим кроется нечто более глубокое. Больно уж все это странно: какие-то охранники, уносящие с места происшествия труп своего товарища, пощечина дочери нанимателя, за которым они не уследили, — нет, все это ни в какие ворота не лезет. Финнеган по опыту знал, что у сотрудников охранных агентств нет привычки раздавать оплеухи собственным клиентам, и в его голове начала складываться версия, которая нравилась ему больше. Скорее всего, потерпевший был связан с нападавшими, чего-то с ними не поделил, последовала стычка, и он погиб. Но и уложил одного из плохих парней. Остальные тело своего товарища унесли, а пощечину женщине дали в качестве предупреждения, чтобы не болтала лишнего. Все это можно было проверить, и он решил так и сделать, если ему разрешат продолжить данное расследование. Участок в Метро-Дэйв был, в принципе, более чистым, чем департамент Майами, но убийства, в которых были замешаны высокопоставленные кубинцы, всегда находился под пристальным вниманием самого высокого начальства, особенно если дело попахивало связями с организованной преступностью или имело политические мотивы. В общем, как ни крути, это может стать шилом в заднице, и…
От этих размышлений его оторвало появление на пороге отчаянно жестикулировавшего начальника команды техников-криминалистов, и Финнеган, оставив Рамиреса продолжать допрос, вышел к нему. В последнее время благодаря тому, что телевидение всячески превозносит значение их работы, криминалисты стали считаться важными шишками, а ведь в прежние времена трудно было представить, чтобы кто-то из технического персонала мог позволить себе оторвать детектива от допроса свидетеля. Финнеган заметил даже, что некоторые из них фактически выполняют работу детективов, беседуют с людьми на месте происшествия, прямо как на телевидении. Он этого не одобрял, а потому заговорил с этим малым, Уаймэном, грубовато.
— В чем дело, Уаймэн, подождать не мог? Не видишь, я провожу допрос?
— Мы нашли пулю в кабинете, девять миллиметров, в спинке кушетки. Так что история с выстрелом не вранье.
— И ты сорвал меня с допроса из-за какой-то долбаной пули?
— Нет, Финнеган, не из-за пули. Там есть кое-что другое, снаружи.
С этими словами техник повернулся и зашагал через большое помещение с плиточным полом, заставленное множеством декоративных растений и миниатюрных апельсиновых деревцев в горшках. Через застекленные двери он вышел в патио. Там находился обычный плавательный бассейн, сейчас прикрытый, росло множество густых кустарников, три больших виргинских дуба с замшелыми стволами, а весь двор окружала аккуратно подстриженная живая изгородь высотой в десять футов — сплошная зеленая вертикальная стена.
— Посмотри вон туда, — сказал Уаймэн, указывая на заднюю стену дома. — Мы думаем, именно оттуда проник преступник.
Финнеган сразу понял, что он имел в виду. Они находились непосредственно под окнами кабинета. Створчатый оконный переплет и оба крыла окна выдавались прямо из стены.
— Во время проникновения окно было открыто. Полагаю, потерпевший чувствовал себя в безопасности, ибо в той флоридской комнате, через которую мы только что прошли, находился охранник. Мы нашли окурок сигары и кофейную чашку.
— Да, то же самое говорила горничная.
Финнеган поднял глаза на окно. Нижний край находился как минимум в пятнадцати футах от земли, но примерно на половине этой высоты вдоль стены был устроен навес.
— Да, этот малый мог подставить стол или нечто подобное и взобраться на этот козырек.
— Гм, конечно, только ни хрена подобного он не делал, — проворчал Уаймэн. — Этот малый запрыгнул в окно прямо с земли и зацепился за раму когтями.
Финнеган посмотрел на криминалиста с подозрением: это что, идиотская шутка? Но лицо Уаймэна было серьезным, на широком лбу собрались морщинки. Он достал из кармана рабочий фонарик и посветил на стену.
— Вон они, четыре параллельные борозды в штукатурке и, — тут он переместил широкий луч чуть выше, — те же самые на дереве оконной рамы.
