Майкл Грубер - Ночь Ягуара
— Виктория? Виктория, что происходит?
В дверях стояла ее мать. Она выглядела превосходно, даже проснувшись посреди ночи, хотя перед сном, помимо снотворного, приняла, как обычно, тройную порцию виски. Виктория подошла к ней.
— Все в порядке, мама, — сказала она, — все в порядке… у нас произошел небольшой взлом, но сейчас все в порядке. Почему ты снова не ложишься спать?
— Взлом. О господи! Где твой отец?
— Все в порядке, мама, все в порядке, — твердила Виктория самым успокаивающим тоном, каким могла, но Оливия Кальдерон, хоть и не блистала умом, уловила в ее голосе фальшь.
Она шагнула в холл, растерянно огляделась по сторонам, ища мужа, а когда увидела на плитке кровь, пронзительно закричала и побежала к кабинету. Влетев туда, она издала дикий вопль — Виктория и не знала, что человеческое горло способно произвести нечто подобное, — и упала без чувств. Ничком, лицом в лужу свертывающейся крови.
«Со мной этого не случится», — думала Виктория Кальдерон, сопротивляясь подступавшей истерике. — «Я не могу позволить себе даже рвоту, не то что беспамятство. Мой отец мертв, от моей матери нет никакого толку, мой брат идиот, да и в любом случае он далеко отсюда. Я отвечаю за эту ситуацию и сделаю все необходимое. Этот кусок дерьма ударил меня, потому что решил, будто я незначительный игрок, а это значит, если в следующие несколько дней я не сделаю нужный шаг, мы потеряем все, что есть у моей семьи». Она произнесла эти слова себе под нос, по привычке, выработавшейся еще в детстве, когда ей стало ясно, что, как ни старайся, ни мальчиком, ни красавицей ей не стать, а стало быть, у нее на роду написано разочаровывать и отца, и мать. Так она сохраняла здравомыслие, и, если даже никто не хотел с ней разговаривать, она могла, по крайней мере, поговорить с собой, и поговорить разумно.
«Но это завтра, — сказала она себе, — а сейчас первым делом нужно вызвать полицию». Она так и сделала, набрала номер 911 на телефоне в своей спальне и сразу, хотя тела отца еще не видела, сообщила об убийстве. А еще сообщила, что ее мать лишилась чувств и нуждается в помощи.
Повесив трубку, Виктория вернулась туда, где лежала ее мать. Мимоходом она отметила про себя, что в лужицах крови остались следы, которые могут быть интересны для полиции, но первым делом занялась матерью. Перевернула ее на спину, чтобы та не лежала лицом в луже крови, а потом намочила в ванной салфетку и, как могла, вытерла кровь с ее лица и волос. А потом, осторожно переступая через лужицы, вошла в кабинет отца и заставила себя не отвести глаз от того, что лежало на полу.
«Любопытно, — подумала она, — как мало у меня чувств. Конечно, от этого зрелища тошнит, но было бы то же самое, попадись мне на глаза любой другой труп в таком состоянии, жертва аварии, например. Его и не узнать, вся голова всмятку, лицо в крови, это мог бы быть кто угодно. Но ведь я-то знаю, что это он. Мне всегда казалось, будто я люблю отца, и, если с ним что-то случится, это будет страшное горе, но нет, ничего подобного. У меня такое ощущение, будто с этой смертью моя жизнь начинается заново.
Я должна, — пришла следующая мысль, — быть холодным монстром, каким меня всегда считала моя семья. Они говорили, будто я никогда не смогу удержать мужчину, что я не настоящая женщина и так далее. Хорошо. Ну что ж, мой отец мертв, и теперь я должна…»
В холле зазвучали пронзительные крики, и Виктория, снова осторожно обходя лужицы, вышла из комнаты и увидела Кармель, горничную, которая стояла в розовом халате и мохнатых домашних тапочках, театрально поднеся руки ко рту. Ее жесткие волосы, казалось, чуть ли не встали дыбом, но было ли это от испуга, как в кинофильмах, или они просто сбились на подушке во время сна, Виктория не знала. В любом случае она подошла к женщине и основательно встряхнула ее, чтобы прекратить истерику и подвигнуть служанку к действию.
— О господи, сеньора умерла?
— Нет, это сеньор умер. Моя мать лишилась чувств от шока. Помоги мне перенести ее.
Это было сказано тоном, какого горничная никогда раньше не слышала от Маленькой Сеньоры, как называли ее на кухне, властным голосом, который привычнее было слышать из уст ее отца, и выучка взяла верх над ее естественным отвращением. Совместными усилиями женщины перенесли миссис Кальдерон в ее спальню, где сняли с нее намокшую в крови ночную рубашку, протерли тело влажной губкой, одели в свежую ночную рубашку и положили на кровать. Все это время женщина не издала ни звука и, казалось, почти присоединилась к своему мужу в смерти.
Внизу прозвучал дверной колокольчик, и Виктория, спустившись, впустила полицейского из участка Корал-Гэйблз, парня на несколько лет ее моложе. Она рассказала ему, что ее отец убит. Он попросил показать ему тело. Она повела его наверх, в кабинет. Увидев то, что находилось в комнате, он произнес не слишком профессиональное ругательство и позеленел, его лицо стало почти таким же, как напольные плитки. Убийства такого рода, а на самом деле и вообще убийства в Городе Красоты, как любят называть свой район местные жители, очень редки, и главная обязанность любого местного копа, который обнаружил такое, позвонить в Департамент полиции округа. Что этот человек и сделал.
Потом запиликали сирены, прибыла «скорая помощь». Парамедики определили, что мистеру Кальдерону уже не помочь, и забрали находившуюся без сознания миссис Кальдерон в госпиталь Милосердия. После этого они ушли. Виктория вернулась в свою спальню, чтобы сделать несколько звонков, и первым делом она позвонила своей тете Евгении.
— Только попробуйте заявить, что вы в такой час ошиблись номером! — произнес голос, ответивший после двадцати гудков.
— Тетя Джинни, это я. Послушай, у нас несчастье. Тебе нужно поехать в госпиталь Милосердия и присмотреть за мамой.
— О господи! Боже мой, что случилось?
— Мы точно не знаем. Какой-то несчастный случай, возможно взрыв. Здесь полиция, и мне нужно остаться и ответить на вопросы. Мама на самом деле не пострадала, но она лишилась чувств. Можешь ты туда подъехать? Я не хочу, чтобы она была одна, когда придет в себя. И не могла бы ты связаться с доктором Рейнальдо?
— Где твой отец, Виктория?
Этого вопроса следовало ожидать.
— Он… э-э… он убит, так что… пожалуйста, тетя Джинни, если ты начнешь плакать, я растеряюсь, а я сейчас не могу себе этого позволить. Я поговорю с тобой позднее и расскажу все. Но не могла бы ты просто… поехать?
На том конце линии последовала пауза.
— Хорошо, ладно. Господи, боже мой! Погоди, дай прийти в себя. Все, еду. Ты уже позвонила Джонни?
— Сейчас позвоню, он следующий в моем списке. Спасибо, тетя, никогда этого не забуду. Я позвоню тебе попозже.
Она положила трубку и набрала номер в Нью-Йорке. После четырех гудков Виктория услышала музыку и беззаботный, приятный голос, напевающий куплет из песенки хип-хоп, которую она не узнала. Куплет оборвался, и тот же голос произнес:
— Вы почти застали Джонни Кальдерона. Я не могу подойти к телефону сейчас, но оставьте сообщение, и я вам перезвоню.
Она повесила трубку и позвонила еще шесть раз. Наконец она услышала, как ее брат пробурчал:
— Что?
— Это Виктория, Джонни.
— Что случилось? — Его голос слегка дрогнул.
Она изложила ему краткую версию происшедшего, но сообщила главный факт. Он сказал, что прилетит первым рейсом, и на этом разговор закончился. Близки они не были.
Детективы из округа прибыли спустя несколько минут. Они показали ей свои удостоверения и назвались детективами Финнеганом и Рамиресом из полиции Метро-Дэйв. Она не поняла, ведь они находятся в Корал-Гэйблз, и Рамиресу пришлось объяснить, что полиция округа часто оказывает помощь копам пригородных районов, особенно в таких делах, как убийства.
— В Департаменте полиции Майами есть соответствующий отдел, мэм, но здесь, в Гэйблз, прибегают к нашим услугам.
Он сочувственно улыбнулся. Это был американец кубинского происхождения, среднего роста, лет сорока, в очках «авиатор», с густыми усами. Финнеган был гораздо выше и чуть постарше, с редеющими, сильно тронутыми сединой волосами и сдержанным и почтительным выражением лица профессионального гробовщика. Одеты они были просто, оба в дешевых синтетических слаксах и спортивных куртках, а рубашка Рамиреса была ужасающего ядовито-зеленого цвета. На обоих были безобразные черные башмаки на толстой подошве. Ни тот ни другой не походили на экранных копов, ведь те, даже в исполнении самых невзрачных актеров, всегда были окружены своего рода аурой значительности. Виктория, как и большинство людей, видевших детективов только на экране, даже испытала некое разочарование: уж больно эти ребята смахивали на заурядных почтовых клерков.
— Покажите нам, где находится тело, мисс Кальдерон, — попросил Финнеган.
