Кит Маккарти - Тихий сон смерти
Она подхватила свою сумочку, накинула лямку ноутбука на плечо и направилась к лифтам. Людей вокруг было немного, и большинство тех, кто попадался ей на пути, не обращали на Джастин никакого внимания, что очень ее устраивало. У нее еще со времен колледжа выработалась привычка работать по ночам — почему-то именно это время суток было для нее наиболее продуктивным. Кроме того, ночная работа гармонировала и с ее личной жизнью: сейчас она поедет домой, выспится, встретится с Рико, они посидят в какой-нибудь недорогой забегаловке, и потом она вернется в университет, чтобы продолжить работу над диссертацией.
Еще одно преимущество ночной работы — метро. В ранние часы народу там немного, какой маршрут ни выбери. На ее линии в вагонах почти всегда оставались свободные места, но дело было даже не в этом. Вечерние поездки Джастин считала опасными, некоторые припозднившиеся пассажиры внушали девушке страх, хотя кто-то из знакомых однажды сказал ей, что как раз собственный страх и является наибольшей опасностью. Возможно, это было и так — по крайней мере, за время ее недолгой жизни в Нью-Йорке к Джастин никто не приставал.
В этот день поездка также прошла без происшествий, и Джастин поднялась на поверхность неподалеку от своего дома в северном Бруклине целой и невредимой. Ей оставалось лишь перейти улицу, подняться на второй этаж и сделать два шага, чтобы оказаться перед дверью, за которой ее ждал отдых. Поверхность двери украшали три замочные скважины. Справившись с первыми двумя замками, Джастин вставила ключ в третий, повернула его, толкнула дверь и вошла в квартиру. Прогремевший за этим взрыв унес жизни пятерых людей, в том числе пятилетнего мальчика из квартиры наверху. Тела Джастин Нильсен так и не нашли.
— Инспектор!
Возглас прокатился по коридору, насквозь пропахшему политурой, потом и хлоркой, отдался эхом во всех направлениях и в итоге превратился в нестройный, но громкий хор. Не узнать голос было невозможно. Ламберт. По пути к шефу Уортон пришлось миновать трех констеблей и женщину-клерка, на лицах которых она успела прочитать самые разные чувства — от любопытства до сочувствия. Все знали, что отношения между нею и Ламбертом далеки от безоблачных.
— Сэр?
— Я хочу поговорить с вами. Сейчас.
Даже для Ламберта это прозвучало слишком резко. Беверли собралась было выслушать очередную порцию нелестных слов в свой адрес, но вдруг поняла, что явно недооценила накал, прозвучавший в голосе Ламберта. С утра она собиралась совершить обход местных питейных заведений — разумеется, не с целью как следует напиться, а в порядке подготовки к предстоящей операции по пресечению торговли контрабандными сигаретами. Сделать это ей приказал сам Ламберт, но ничего необычного в подобном распоряжении не было, Беверли уже успела привыкнуть к его капризам. Взглянув в глаза начальнику, она догадалась, о чем пойдет речь, резко развернулась на каблуках и молча прошагала мимо заинтересованных зрителей, не обращая внимания на их косые взгляды.
Войдя в свой кабинет, Ламберт плюхнулся в кресло. Под тяжестью тела старшего инспектора этот видавший виды предмет мебели, весь в пятнах и дырках, жалобно скрипнул. Беверли вошла следом за шефом и подчеркнуто плотно закрыла за собой дверь, готовясь к отражению атаки.
— Что происходит, инспектор Уортон? — Ламберт произнес это тоном человека, которому все отлично известно, но Беверли рискнула уйти от прямого ответа.
— Сэр?
— Давайте не будем, инспектор. — Кресло под Ламбертом издало жалобный писк. Указывая на две папки, лежавшие перед ним, он продолжил: — Несанкционированное проникновение в компьютерную базу данных. Несанкционированные криминалистические анализы. Это то, что мне известно. Что еще?
Лайм. Доказать нельзя, но это все равно что доказывать таблицу умножения. Беверли никогда не утруждала себя доказательствами очевидного. Она трижды вздохнула и скрестила пальцы за спиной.
— Это дело Маклеода, сэр.
Ламберт нахмурился:
— И что с этим делом?
Угон автомобилей под заказ, переправка их за границу по хорошо отлаженному каналу. Маклеод зарабатывал на этом десятки тысяч фунтов в месяц.
— У меня появилась информация, что Маклеод провел ночь в Глазго, в отеле «Претендер». Я сочла необходимым это проверить.
Старший инспектор ей не поверил, но Беверли было на это наплевать. Значение имело лишь то, сможет ли он доказать обратное.
— К чему такая секретность? Где ваш рапорт? — Ламберт прекрасно понимал, что бесполезно допытываться у Беверли об источнике информации.
— Это была всего лишь версия, и я решила, что не стоит поднимать по этому поводу шум, пока не будет получено подтверждение.
Ламберт смотрел на Уортон немигающим взглядом. Она стояла, думая о том, за что же он так невзлюбил ее с самого первого дня и что кроется за его враждебностью. Тем временем старший инспектор задал новый вопрос:
— А что с часами?
Она ответила:
— Их нашли в комнате Маклеода. Я подумала, что мы сможем выяснить, с кем он там встречался. По той же причине я запросила список гостей.
Он опять окинул ее мрачным взглядом, потом взял со стола одну из папок и ткнул ею в Беверли.
— Возможно, вам повезло, инспектор. — Произнес он это совсем не так, как поздравляют с успехом, скорее это было сказано с неудовольствием. — Один из отпечатков, оставленных на часах, нашелся в картотеке. Поглядите.
Со смесью облегчения и беспокойства Уортон приняла из его рук папку. Меньше всего ей было нужно, чтобы Ламберт пребывал в курсе именно этой линии расследования. Придется заняться литературным творчеством и сочинить красивый рапорт. Впрочем, не было такой вещи, с которой она не справилась бы.
Едва заметным движением головы Ламберт дал понять, что разговор окончен.
Только покинув его кабинет, Беверли открыла папку. Идентифицированный отпечаток принадлежал Адаму Ританду. Что ж, неплохо — но когда она прочитала досье этого самого Ританда, выяснилось, что все не так просто. Адам Ританд не был обыкновенным уголовником, напротив, он являлся отставным сотрудником спецслужб, а это значило, что он прошел серьезную подготовку и прекрасно разбирался в деле организации и проведения всевозможных грязных операций, в том числе шантажа. А возможно, он был профессиональным киллером. Досье на него завели в связи с делом о краже со взломом, имевшим место одиннадцать лет назад, хотя — и это Беверли тоже нашла весьма странным — украдено ничего не было.
Главной проблемой же было то, что Ританд был убит за границей семь с половиной лет назад.
Теперь Беверли Уортон поняла, как был прав Айзенменгер, утверждая, что это дело куда серьезнее, чем могло показаться на первый взгляд. Раскрытие тайны смерти Миллисент Суит — и в этом Беверли была абсолютно уверена — откроет ей, рядовому инспектору полиции, невероятные перспективы. И она, черт побери, не позволит Ламберту помешать ей. Так или иначе, это будет ее победа, и ничья больше.
Она зашагала по коридору, прижимая папку к груди и улыбаясь. Теперь первым делом следовало найти Лайма.
Этот день определенно был неудачным. Эксперименты по передаче генов снова не получились, и мыши так и не обнаружили признаков неврологического дефицита, которые означали бы, что данную технологию можно использовать для получения множественного склероза. Доктор Соммер, под чьим руководством Карлос проводил эксперименты, не обвинил его прямо в некомпетентности, но намеки на это то и дело проскальзывали в разговоре — именно в действиях Карлоса доктор видел основную причину их неудач.
Вдобавок ко всему головная боль, мучившая Карлоса с утра, не желала униматься, не помогали даже гидратация и нестероидные противовоспалительные таблетки. Дома расслабиться тоже не удалось — Нерис, недовольная тем, что Карлос опять заявился в подпитии и оказался неспособным обеспечить ей должные эротические удовольствия, закатила очередной скандал, разбив о голову Карлоса, и без того больную, две крышки от кастрюль.
Нет, день решительно не удался.
Новость он узнал от приятеля: Тернер умер. Удивившись этому известию, он принялся расспрашивать о подробностях. Насколько ему удалось узнать, умер профессор несколько недель назад — свалился с верхнего этажа многоярусной автопарковки. То ли по неосторожности, то ли решив таким образом свести счеты с жизнью.
Карлос не без сожаления подавил в себе первую реакцию на это известие («Поделом суке») — какое-то время он искренне радовался смерти своего бывшего начальника и только несколько часов спустя вспомнил о Милли.
Он все еще чувствовал привязанность к ней. Теперь, спустя время, ее образ представлялся Карлосу чистым и невинным — пожалуй, он был единственным светлым пятном в череде лиц и событий, положивших конец их пребыванию на Роуне. Он не возлагал на девушку ни капли вины за ту роль, которую ей волей случая пришлось сыграть в его жизни. Он писал ей, пытаясь выразить это чувство, один раз даже наведался в ее убогую квартирку.
