Эрик Ластбадер - Шань
— Я сделал то, о чем вы просили, — не повышая голоса возразил Большая Устрица Пок. — Мы заключили договор. Я не намерен делать больше. Я и так уже серьезно рискую.
— Ты, подонок, рискуешь получить серьезные неприятности от меня, заруби себе на носу. Ты должен бояться прежде всего меня. Не заблуждайся на сей счет. У меня белая кожа, дружище. И я решаю, как здесь пойдут дела.
Большая Устрица Пок сидел молча несколько мгновений. Затем, коротко кивнув, он поднялся с места.
— Спокойной ночи, капитан. — Он бросил на стол несколько банкнот.
— До свидания.
* * *Даниэла и Олег Малюта сидели в ложе Большого театра. На сцене шел балет “Спящая красавица”; великолепие музыки сопровождалось изысканными движениями артистов.
Даниэла чувствовала себя уставшей. Ее чувства притупились от наплыва слишком большого количества впечатлений. Роскошные сценические костюмы, искусно выполненные декорации, потрясающая музыка...
В который раз она задавалась вопросом, почему Малюта так настойчиво требовал от нее пойти с ним на балет. Долгие годы он с женой чуть ли не еженедельно появлялся в этой раззолоченной ложе. Внезапная, загадочная смерть супруги положила конец этому увлечению балетом.
С тех пор прошло немало лет. Теперь Малюта посещал Большой в компании других людей, преследуя исключительно политические интересы. Сидя так близко от этого человека, Даниэла размышляла о непредсказуемости его характера.
Даниэла, естественно, не испытывала ни малейшего желания сопровождать его куда бы то ни было. И уж конечно, она предпочла бы провести свободное время с Михаилом Карелиным. Взглянув на часы, она со вздохом подумала, что позднее совещание ее возлюбленного с Геначевым уже должно было завершиться.
К несчастью, теперь она не могла отказать Малюте ни в чем. Она представила себе надежно запертую потайную комнату, где он хранил снимки, запечатлевшие ее в постели с Карелиным, и пистолет. А самое главное — фотографии, на которых она плакала, прислонись к сверкающей дверце “Чайки”. Больше всего ей хотелось добраться до них. Не уничтожив эти снимки и их автора, она не смогла бы избавиться от отвратительного ощущения, будто она вся с головы до ног обнажена. Фотографии давали Малюте возможность не только быстро и беспрепятственно устранить Даниэлу, но и при желании заглянуть в самые сокровенные тайники ее сердца. Еененависть к этому человеку была почти осязаемой.
Но самое плохое заключалось в том, что Даниэла не могла противопоставить ему ровным счетом ничего. Хотя стол в ее кабинете был буквально завален грудами отчетов и важных сообщений из ключевых отделов, она проводила большую часть времени за компьютером, залезая все глубже и глубже в электронную память в попытках отыскать хоть малейшую щелочку в безупречной броне Малюты. Но все ее усилия были тщетны. Сведения о его школьных годах сообщали о выдающихся способностях пятнадцатилетнего Олега. По примеру родителей он рано вступил в партию. Его отец был простым инженером и всю жизнь добросовестно трудился на благо Советской Родины.
Стремительное и безупречное восхождение Малюты по ступеням власти являлось исключительно делом его собственных рук. Все его враги — реальные или потенциальные — или лишились власти, или уже ушли в мир иной. Единственным серьезным ударом для него была смерть жены, сгоревшей во время пожара на даче под Звенигородом.
Согласно досье, Малюта, испросив отпуск по состоянию здоровья, принял личное участие в строительстве нового дома на пепелище — случай небывалый в практике советских руководителей. По-видимому, это было нечто вроде траурного ритуала. Не вызывало сомнений, что он чрезвычайно любил жену. Он был еще совсем не старым, но не женился вторично и, судя по имеющейся информации, не проявлял никакого интереса к интимным отношениям.
Действительно лион проявлял столь удивительную воздержанность или просто все это время умело водил за нос сотрудников КГБ? —гадала Даниэла.
Заставив себя вслушаться в музыку Чайковского, льющуюся со сцены, она немного расслабилась. Это было своего рода достижение. Общество Малюты угнетало ее, при нем она постоянно испытывала чудовищное напряжение. Ей пришли на ум слова дяди Вадима: Мужчина, как ему кажется, обладает превосходством над женщиной, но это ровно настолько, насколько он сам в это верит.По мнению Даниэлы, они как нельзя лучше подходили к Малюте.
Покинув сверкающее великолепие Большого, они очутились на площади Свердлова, освещенной почти так же ярко, как и фойе театра.
“Чайка” Малюты дожидалась их. Они забрались в салон, и машина тронулась с места.
Звуконепроницаемая перегородка из бронестекла отделяла переднее сиденье от заднего. Малюта постучал по ней согнутым пальцем, однако водитель никак не прореагировал на этот сигнал, очевидно попросту не услышав его.
— Никого, кроме нас двоих, — удовлетворенно бросил Малюта и откинулся на спинку сидения, повернувшись вполоборота к Даниэле. Та бросила взгляд в окно. Они ехали, по-видимому, в сторону Москвы-реки, но уж, во всяком случае, не к ее дому. Даниэла поняла, что сейчас узнает, зачем потребовалась Малюте в этот вечер.
— Ну, как продвигаются дела на любовном фронте, мой птенчик?
Даниэле не понравился его тон.
— Если бы вы оставили меня в покое сегодня, то я бы узнала, зачем Карелин так срочно понадобился Геначеву.
— Не переживай. Когда ты вернешься домой, он успеет наиграться с тобой. — Малюта издал короткий смешок. — Кроме того, мне доставляют удовольствие завистливые взгляды, адресованные мне, когда я появляюсь в обществе с тобой под руку. Мои коллеги приходят в театр не только для того, чтобы насладиться искусством, но и посмотреть на спутниц друг друга.
Несмотря на то что они оба являлись членами Политбюро, Малюта подчеркнуто произнес слово “мои коллеги”.
— В вас слишком много пессимизма, товарищ генерал, —продолжал он, как обычно чередуя обращения на “ты” и на “вы”. Прикурив сигарету, он с наслаждением затянулся. — Возможно, здесь играет роль женское начало. Интересно, упадешь ли ты в обморок при виде мыши? — Он снова рассмеялся и сжал кулак. — Мне думается, вряд ли. Я уже имел случай понаблюдать, как ты владеешь оружием. Ты прирожденный снайпер. Однако что случится с тобой, если попытаться закалить тебя в огне? Затвердеешь ли ты, подобно стальному клинку, или развалишься на части и сгоришь? Вот что мне хочется знать.
Свернув с широкой магистрали, “Чайка” остановилась. Нагнув голову, Малюта выбрался из машины, и придержал дверь со стороны Даниэлы.
Они спустились по каменной лестнице. Широкие ступени едва удавалось различить под толстым слоем снега. Лед на реке, кое-где потрескавшийся во время недавней оттепели, тускло поблескивал, отражая свет фонарей. Москва-река выглядела серой и безжизненной, как свинец. На ее пустынных берегах не наблюдалось никакого движения.
— Это мое любимое место, — промолвил Малюта. На всякий случай, чтобы Даниэла не приняла его замечание за признак доверия, он добавил: — Я прихожу сюда, когда хочу поговорить с кем-нибудь с глазу на глаз. Здесь я могу быть уверен, что никто не подслушает и не запишет на пленку мои слова. — Он широко развел руками. — Тут негде прятаться. Все видно как на ладони.
В призрачном свете городских огней снег казался розовым. Ветер совершенно стих, и снежинки отвесно падали на землю.
Малюта остановился у самой кромки льда.
— На этом самом месте я чуть было не погиб. — Огонек его сигареты вспыхнул в темноте. Он походил на зловещий, всевидящий третий глаз. — Тогда я был пятнадцатилетним мальчишкой. Я вытворял бог знает что и не признавал никаких запретов. — Он стряхнул пепел с сигареты. — Это случилось весной. Мать предупреждала меня, что тонкий лед опасен, но я ведь никогда ее не слушал.
Глубоко затянувшись, Малюта неторопливо выпускал дым изо рта. Его самоуверенная поза и слегка насмешливый тон подливали масло в пламя гнева, разгоравшееся в душе Даниэлы.
Впрочем, он не старался произвести на нее впечатление. Таков уж был этот человек по имени Олег Малюта: мрачный, своевольный, жестокий, невероятно самоуверенный и, при всем том, являвшийся несомненно выдающейся личностью.
И вновь Даниэла вспомнила слова дяди Вадима: Мужчина, как ему кажется, обладает превосходством над женщиной, но это ровно настолько, насколько он сам в это верит.
Она изо всех сил старалась его не бояться: страх ставил ее в подчиненное положение по отношению к нему. Однако ее попытки раз за разом терпели неудачу, и она начала подозревать, что слишком большое желание освободиться от этого чувства мешает ей.
— В тот день я пошел кататься на коньках, — продолжал Малюта. — Кажется, я с кем-то поспорил и был слишком опрометчив или слишком глуп, чтобы идти на попятную. Едва выйдя на берег, я сразу почувствовал, что дело плохо. Я много катался и хорошо знал, каким на вид бывает крепкий лед. В тот день он был другим, покрытым темными пятнами. Хороший, толстый лед всегда белый. Совсем белый. Я спустился к реке вон там. — Он поднял руку, показывая, и кончик его сигареты описал в воздухе короткую дугу. — Я ступил на лед, и почти сразу же раздался громкий треск, словно кто-то выстрелил из пистолета. В следующее мгновение я очутился в воде. Она была очень холодной и темной. — Докурив сигарету, он выбросил окурок. — Теперь я привожу сюда тех, кто перестал приносить мне пользу. Это еще один способ отправлять людей на тот свет.
