Уоррен Мерфи - Верховная жрица
– Я, – ответил Римо.
Чиун приблизился к своему ученику.
– Ты – Гонпо Джигме?!
– Да.
– Но ты говоришь голосом Римо!
– Я и есть Римо.
– Но ты только что сказал, что ты Гонпо Джигме.
– Я Гонпо Джигме. Послушай, такие дурацкие разговоры мне приходится вести везде и всюду, где бы я ни оказался. Поехали отсюда, о'кей?
В этот момент к Римо подскочила Скуирелли Чикейн. Она отчаянно жестикулировала, указывая на себя, на корейца и на свое безголосое горло.
Легким прикосновением руки к шейному нерву Уильямс восстановил ей голос.
– С какой стати ты нагоняешь меня и портишь весь мой замысел? – негодующе воскликнула актриса.
– Гм.
– Пойми же, это мой фильм, и я не позволю тебе воровать у меня сцены! А если хочешь сниматься в главной роли, то ты уже опоздал. Уже вовсю идет третья часть.
– Что она там бубнит? – справился Римо у учителя.
– Да... никто понять не может, – махнул рукой тот – Но мы должны как можно скорее вывезти тебя из Тибета.
– Меня?! Но я приехал черт знает откуда, чтобы вывезти из Тибета вас!
– Я никуда не поеду, – запротестовала Скуирелли. – Я бунджи-лама, а здесь, в Тибете, слово бунджи-ламы – закон. У меня есть план. Сперва мы...
И Римо, и Чиун одновременно протянули пальцы к затылку Скуирелли, заглушив ее дальнейшие протесты, сели каждый в свою машину и с ревом помчались в Гонггарский аэропорт.
В пути Чиун пересел в грузовик Римо. Машину вел Уильямс, а Бумба Фун прикорнул в водительской койке.
За спиной у них, в Лхасе, беспрестанно гремели оглушительные взрывы.
– Я просил этих кхампов, чтобы они не особенно расходились, – стал оправдываться Римо. – Но стоило им ворваться в город, как они тут же накинулись на китайцев.
– Давно ли ты заделался кхампой? – полюбопытствовал Чиун.
– Я почетный кхампа, – нагнувшись, шепнул Уильямс. – Они принимают меня за Гонпо Джигме.
– А кем ты себя считаешь?
Римо выбросил из окна свой песцовый тюрбан и почесал затылок.
– Грязнулей, которому необходимо срочно принять ванну, – ответил он. И поглядев на лысую, в черных полосах голову мастера Синанджу, добавил: – Что с твоей головой? Такое впечатление, будто ты играл в пустой бочке из-под угля.
– Я изменил свой облик.
– Изменил облик?!
– Ты ведь тоже преобразился. Разве я не вправе сделать то же самое?
– Само собой. Только то, чем ты покрыл голову, слезает, – кивнул Римо.
Оглядев себя в боковое зеркало, Чиун вытащил из одного рукава кимоно баночку с аэрозолем и покрыл свою облинявшую голову липким черным порошком.
Римо бросил взгляд на этикетку. «Заменитель волос», успел прочитать он, прежде чем Чиун убрал баночку.
Уильямс закатил глаза. Скорее бы, скорее распроститься с этим Тибетом навсегда.
* * *В Гонггарском аэропорту их уже ожидал приветственный комитет. В основном гражданские лица, несколько присутствующих здесь солдат тотчас отошли в сторону.
Вдоль дороги стояли простые тибетцы, они же образовали полукруг и возле взлетной полосы. Лихорадочно вращались простые и богато отделанные молитвенные колеса. Когда бунджи-лама со свитой подъехала к турбовинтовому самолету, все взгляды устремились в их сторону.
– Что-то не нравится мне это сборище, – буркнул Римо, внимательно оглядывая толпу.
– Думаю, они не станут вмешиваться, – ответил Чиун, вылезая из грузовика, но в глазах его застыла тревога.
– Что за чушь вы несете? – возмутилась Скуирелли. – Это обожающая меня публика. – И она стала посылать во все стороны воздушные поцелуи. – Смотрите, это я – ваша бунджи-лама!
Лица тибетцев оставались совершенно бесстрастными.
– Что с вами? Меня не было здесь шестьдесят лет Вам бы радоваться да радоваться!
Из толпы выступил вперед пожилой китаец в военной форме.
– Я тот, кто обещал вам безопасный выезд из страны, – объявил он.
– И вы дорого заплатите, если не сдержите своего слова, – предостерег его Чиун на своем собственном языке.
– Как министр государственной безопасности Китая, я собрал на ваши проводы здешних людей.
– Ну что ж, приглашаем всех посмотреть на это грустное зрелище, – тихо произнес мастер Синанджу.
– Главное, чтобы тибетцы видели, что клика бунджи-ламы не заботится о них и стремится вернуться в комфортную западную жизнь.
– Мы улетаем по собственному желанию, – решительно заявил кореец.
– Но тибетский народ не останется без духовного руководства, – гладко продолжил министр, обращаясь к собравшимся. – В страну прибыл человек, который только один и сможет указать верный путь в эти смутные времена.
При этих словах министр указал на восток.
– В Тибет возвратился таши! – громко оповестил он.
– Таши! – прошипел Лобсанг.
– Таши... таши, – подхватили тибетцы, повторяя этот титул снова и снова, с каждым разом все громче и все более певучими голосами.
– Кто такой таши? – поинтересовался Римо. Несмотря на то что Римо не понимал китайского, он прекрасно расслышал это часто повторяемое слово.
– Таши-лама, – сурово ответил Чиун.
– Еще один лама? – возмутилась Скуирелли.
– Его также называют панчен-ламой, – прошипел Лобсанг – Он всегда был и останется послушным орудием в руках китайцев!
– Он обладает большим могуществом?
– Он воплощение Опаме, Будды Безграничного Света.
Скуирелли изумленно захлопала глазами.
– Воплощение Безграничного Света? Неужели он более яркая звезда, чем я? И выше титулом? Неужели на сцене он заслонит меня собой? И это после всего, что произошло?
– Идет таши, – проворчал Кула.
– Ах ты, Боже мой, идет таши-лама, а я такая растрепанная! А одежда! Кошмар! Мне надо переодеться. Где тут моя артистическая уборная?
– Тише! Это важный исторический момент.
Толпа расступилась, и вперед, величавым шагом, выступили четыре настоятеля в ало-золотых облачениях.
– Кто из них таши? – шепотом спросила Скуирелли.
Как бы в ответ на ее слова настоятели разошлись в стороны, а посредине осталась маленькая фигурка в золотом одеянии. Лицо мальчика, увенчанное митрой, было мягким и безмятежным, глаза сияли невыразимой невинностью и красотой.
– Совсем еще ребенок, – заключил Римо.
Таши-ламе и в самом деле не минуло восьми. Но личико его уже сияло гордостью.
– Какое у него большое молитвенное колесо! – ахнула Скуирелли. – Просто колоссальное! А у меня только и есть что этот паршивый «Оскар».
– Вот он, настоящий шоу-бизнес, дорогуля, – хмыкнул Римо.
Таши-лама подошел к Скуирелли Чикейн без какого бы то ни было злого умысла. Он ни на миг не сводил с нее взгляда своих совершенно бесхитростных глаз. И по-прежнему высоко, хотя и с трудом, нес свое молитвенное колесо.
– Что мне сказать? – нервно спросила актриса у Лобсанга.
– Главное – не становитесь на колени, – посоветовал тот.
– Может, послать ему воздушный поцелуй? Он такой милашка.
– Пусть он поклонится вам, о Будда Ниспосланный! – настаивал Кула.
Скуирелли выпрямилась во весь рост и привела волосы в некое подобие порядка.
Таши, остановившись прямо перед ней, глядел на бунджи в упор. И его личико сияло, как драгоценная жемчужина. Впрочем, глаза оставались непроницаемыми. Скуирелли с трудом перевела дыхание: она никогда не умела обращаться с детьми.
Женщина подняла «Оскара» повыше, чтобы вся толпа могла разглядеть его. Никакой реакции. Что за дикие люди, подумала она. Неужели они не способны ощущать обаяние?
Скуирелли закрыла глаза и напрягла всю свою волю. «Я ни за что не поклонюсь. Ни за что. Да я дам сто очков вперед этому нахаленку, хотя уже и в возрасте. Он, вероятно, еще носит резиновые трусы. С этим я в состоянии справиться. Конечно, в состоянии».
Минута шла за минутой. Таши и бунджи-лама стояли лицом к лицу у самого конца взлетной полосы, под сказочно голубым небом. Со всех сторон на них с беспокойством смотрели тибетцы.
Все знали, что эта встреча должна решить вопрос о том, кому быть истинным духовным лидером Тибета и каково будет грядущее этой страны.
– Как долго это будет продолжаться? – шепотом спросил Римо у Чиуна.
– Пока одна сторона не признает кармическое превосходство другой.
– Мы можем проторчать здесь весь день, – проворчал Уильямс, обводя взглядом напряженные лица присутствующих, и вдруг заметил, что министр безопасности снова скрылся в толпе. Китаец шел, пятясь и оглядываясь, пока наконец не исчез за стеной забывчивых тибетцев.
Римо заподозрил неладное.
А министр тем временем сунул руку в карман, вытащил оттуда небольшой черный предмет, нажал пальцем на какую-то кнопку... Раздался еле слышный щелчок.
* * *В священной летописи записано, что в тот великий день, когда встретились бунджи– и таши-ламы, столкнулись и их кармы, вознесясь в недоступные для людей сферы. Вступили в противоборство и их железные воли. В этом столкновении не могло быть ни победы, ни поражения...
