Бернар Миньер - Круг
— А вдруг мне нечего вам сказать? Что, если Гиртман со мной не связывался? Уговор останется в силе? — со злой ухмылкой поинтересовалась Лиза.
Сервас не стал отвечать.
— Где гарантия, что вы сдержите слово, что это не блеф?
— Никаких гарантий.
Она рассмеялась, но смех прозвучал безрадостно. По глазам женщины майор понял, что победил.
— Никаких, — повторил он. — Все зависит от того, поверю я вам или нет. Всё в моей власти, Элизабет. Выбора у вас в любом случае нет, так ведь?
Взгляд Лизы полыхнул гневом и ненавистью. Она так часто произносила эту фразу, что узнала ее даже в устах другого человека. Фраза — визитная карточка того (или той), в чьих руках находится власть. Роли переменились, и Лиза осознавала печальную истину. Она часто выступала в роли «той, кто решает», когда вместе с доктором Ксавье управляла Институтом Варнье: все пациенты зависели от старшей сестры: на одних она давила, другим давала поблажки, часто повторяя — слово в слово — фразу, которую только что произнес Сервас: «Выбора у вас нет, всё в моей власти».
— Я, в отличие от вас, ничего не знаю о Юлиане Гиртмане, — нехотя призналась она, и сыщик уловил в ее голосе непритворную печаль и досаду. — Он не пытался связаться со мной. Я долго ждала знака. Хоть какого-нибудь… Вам, как и мне, прекрасно известно: нет ничего легче, чем передать послание в тюрьму. Но этого не случилось… Нет. Тем не менее у меня есть информация, которая вас наверняка заинтересует.
Мартен насторожился, но не подал виду.
— Компьютер раз в неделю и доступ к ежедневным газетам, уговор?
Он кивнул.
— Кое-кто вас опередил. Задавал те же вопросы. И вот ведь как странно — она приходила сегодня.
— Кто?
Лиза нехорошо улыбнулась. Сервас встал.
— Ничего, узнаю у директора, — беззаботным тоном произнес он.
— Ну-ну… Приходите еще. Но не забудьте свое обещание.
Он должен был повидать кое-кого еще. В блоке для несовершеннолетних. Он знал, что это совершенно незаконно, но у него были свои контакты в тюрьме, так что директор о встрече не узнает. Сервас попросил у судьи ордер на допрос Лизы Ферней в рамках расследования дела Гиртмана именно для того, чтобы попасть в тюрьму.
Мартен шел по этажным коридорам и думал о том, что сказала Элизабет Ферней. Кто-то его опередил. Кто-то, кого он давно не видел. В памяти мгновенно всплыла страшная картина той снежной лавины.
Дверь открылась, и сыщик вздрогнул. Проклятье! Щеки запали, глаза покраснели, взгляд затравленный. Сервас знал, что Юго поместили в одиночку, но все равно испугался за него. Марианна будет в ужасе, если увидит сына в таком состоянии.
Он вышел, закрыл за собой дверь и обратился к охраннику:
— Я хочу, чтобы заключенный находился под круглосуточным наблюдением. Отберите у него ремень, шнурки — всё отберите. Боюсь, как бы он не попытался совершить непоправимую глупость. Мальчик скоро выйдет отсюда. Это вопрос времени.
Он вспомнил слова Лизы Ферней: «На прошлой неделе одна девушка повесилась на ремешке. С седьмой попытки. А они все-таки оставили ее без присмотра…»
— Черт побери, вы меня поняли?
Охранник безразлично кивнул. Сервас пообещал себе поговорить перед уходом с директором и вернулся в комнату.
— Здравствуй, Юго.
Юноша не ответил. Сыщик выдвинул стул и сел.
— Слушай, Юго, я очень сожалею обо всем… этом, — начал Сервас, подкрепив слова жестом. — Я сделал все, чтобы убедить судью выпустить тебя под залог, но улики против тебя оказались… слишком вескими… Во всяком случае, на данный момент.
Парень разглядывал свои руки. Сервас заметил, что он обгрыз ногти почти до мяса.
— В деле появились новые элементы… надеюсь, надолго ты здесь не задержишься.
— Вытащите меня отсюда!
Вопль застал сыщика врасплох, и он содрогнулся. Это была не просьба — мольба, заклинание. Сервас посмотрел на Юго слезы на глазах, дрожащие губы.
— Вытащите меня, умоляю.
«Конечно, — подумал майор. — Не беспокойся. Я вытащу тебя. Но ты должен держать удар, парень».
— Слушай внимательно! — скомандовал он. — Ты должен мне доверять. Я тебе помогу — но и ты помоги мне. Я нарушаю все правила, находясь здесь: только следователь имеет право допрашивать тебя — в присутствии адвоката. Меня могут сурово наказать. Повторяю: в деле появились новые элементы, и следователь будет вынужден пересмотреть свою позицию. Понимаешь?
— Что за новые элементы?
— Ты знаком с Полем Лаказом?
Сервас успел заметить, что Бохановски моргнул. Не зря майор пятнадцать лет ел свой хлеб в розыске…
— Ты его знаешь, ТАК?
Юго снова уставился на свои изуродованные пальцы.
— Проклятье, Юго, отвечай!..
— Да… Я его знаю.
Мартен молча ждал продолжения.
— Я знаю, что он ходил к Клер…
— Ходил?
— У них была связь… Совершенно секретная. Лаказ женат, он депутат Национального собрания от Марсака. Как вы узнали?
— Нашли сообщения в компьютере Клер.
Юноша не удивился, но, судя по его реакции, он этого не знал. Значит, и почту опустошил не он.
Сервас перегнулся через стол.
— У Поля Лаказа был супертайный роман с Клер Дьемар. Никто не был в курсе — по твоим словам. А как узнал ты?
— Она мне сказала.
— То есть? — изумленно переспросил Сервас.
— Клер все мне рассказала.
— Зачем?
— Мы были любовниками.
Сыщик пытался переварить услышанное.
— Я знаю, что вы думаете. Мне семнадцать, ей тридцать два. Но мы любили друг друга… Сначала она познакомилась с Полем Лаказом. Потом решила порвать с ним. Он был очень влюблен. И ревновал. Поль начал подозревать, что у Клер кто-то есть. Она боялась, что он сорвется, закатит скандал, если узнает, что она связалась с одним из своих учеников, да еще и несовершеннолетним. Лаказ ведь политик, ему такая «известность» ни к чему, так что…
— Когда вы стали любовниками? — спросил Сервас.
— Несколько месяцев назад. Я вас не обманываю. Сначала мы говорили о литературе, ей было интересно то, что я пишу, она очень верила в мой талант, хотела меня поддержать, помочь. Потом пригласила приходить к ней на кофе, иногда. Клер знала, как много сплетников в Марсаке, но ей было начхать: она жила как свободный человек и смеялась над дурацким «что-скажут-люди». Прошло какое-то время, и мы влюбились… Это странно, она не мой тип. Но… Я раньше не встречал таких, как Клер.
— Почему ты никому не сказал?
Юго вытаращил глаза от изумления.
— Шутите? Вы же понимаете — скажи я хоть слово, меня бы сразу закопали!
Он был прав.
— Поль Лаказ мог быть в курсе насчет тебя и Клер? Подумай хорошенько, это важно.
— Я знаю, о чем вы думаете, — уныло произнес Юго. — Честно говоря, не знаю… Она обещала все ему рассказать. Мы много говорили. Меня все это достало, я не хотел, чтобы она продолжала с ним встречаться. Вряд ли Клер успела, она все время откладывала… на потом, под любым предлогом… Наверное, боялась его реакции.
Сервас подумал о страстных посланиях Клер Дьемар, в которых она клялась Тома999 в вечной любви; он подумал об окурках в лесу, о «тени», вышедшей из паба вслед за Юго, и об утверждении парня, что он якобы потерял сознание и очнулся в гостиной Клер. Возможно, не стоило распинаться перед Лаказом. Возможно, тот все знал.
Он вышел на тюремную стоянку, и июньская жара ударила его под дых. Похожее на лампу солнце пылало в небе цвета яичного белка. Сервасу показалось, что он вот-вот задохнется. Ему пришлось распахнуть все двери джипа, чтобы хоть немного проветрить салон. Метрах в трехстах слева находилась тюрьма Мюре, где шестьсот заключенных-мужчин отбывали очень длинные сроки.
Две тысячи приговоренных судом женщин распределялись по 63 исправительным учреждениям из 186 существующих в стране, но чисто женских тюрем было всего шесть.
Сервас достал телефон и набрал номер.
— Циглер, слушаю вас.
— Нужно поговорить.
— Ты здорово загорела.
— Я только что из отпуска.
— Где была?
Ответ Серваса не интересовал, но он не хотел выглядеть невежей.
— На Кикладах, — сказала Ирен небрежным тоном, давая понять, что не купилась на его светскость. — Ничегонеделанье, солнечные ванны, водные лыжи, прогулки, экскурсии, погружения с аквалангом…
— Я должен был позвонить раньше… Поинтересоваться, как у тебя дела, но был… занят.
Она обвела взглядом посетителей на террасе «Баскского бара», укрывшегося в тени деревьев на площади Святого Петра — не в Риме, в Тулузе.
— Перестань оправдываться, Мартен. Я тоже могла бы позвонить. То, что ты для меня сделал… твой рапорт… Они позволили мне его прочесть, — солгала она. — Надо было поблагодарить за помощь.
