С. Уотсон - Прежде чем я усну

Я попрошу Клэр хранить это письмо. Попрошу отдать его тебе, когда ты достаточно поправишься, чтобы прочесть его и понять. Я не смогу оставить его у себя. Если оно останется у меня, я не перестану о нем думать и вряд ли удержусь, чтобы не отдать его тебе на следующей же неделе, в следующем месяце или в следующем году. Словом, слишком рано.

Не стану лукавить: я не теряю надежды, что в один прекрасный день мы снова будем вместе. Все трое. Одной семьей. Что ты поправишься. Я должен в это верить. Должен, иначе умру от горя.

Я не бросаю тебя, Крис. И никогда не брошу. Слишком сильно я люблю тебя.

Поверь мне, я поступаю правильно — мне больше ничего не остается.

Не презирай меня. Я люблю тебя.

Бен

Я перечитываю письмо, складываю его. Бумага хрустит, точно письмо было написано вчера, но конверт, в который я его прячу, совсем истерся, края его истрепались; он пахнул чем-то сладким, вероятно, духами. Носила ли Клэр его с собой, спрятав в кармашек сумки? Или хранила дома, в ящике стола, подальше от глаз, но не забывая о нем? Многие годы оно ожидало своего часа — времени, когда я буду готова его прочесть. Годы, когда я не знала своего мужа, да и саму себя. Годы, когда я не знала, как заполнить пропасть между нами, потому что не знала о существовании этой пропасти.

Я прячу письмо между страничек своего дневника. Я пишу и почему-то плачу, но вовсе не чувствую себя несчастной. Потому что все понимаю. Отчего он мне лгал, отчего ушел от меня.

Ведь он мне на самом деле лгал. Не рассказывал о романе, который я написала, потому что меня убило бы осознание, что второго мне уже не написать. Говорил, что моя лучшая подруга уехала на край света, чтобы защитить меня от того, что они оба меня предали. Потому что не верил, что я люблю их настолько сильно, что смогу простить. Рассказывал, что меня сбила машина и что это был несчастный случай лишь для того, чтобы я не узнала, что на меня напали и что нападавший сделал это нарочно, поскольку люто меня ненавидел. Утверждал, что у нас не было детей, чтобы мне не пришлось вновь и вновь переживать смерть нашего единственного сына, узнавая это каждый день. И не рассказал о том, что, потратив долгие годы на то, чтобы наша семья снова была вместе, он понял, что это невозможно и вынужден был забрать сына и уйти, чтобы снова найти счастье.

Наверное, в тот момент, когда писал письмо, он думал, что мы расстаемся навсегда, и в то же самое время надеялся, что это не так. Иначе зачем бы ему писать? О чем он думал, когда, сидя в доме, который когда-то был нашим домом, взял ручку и попытался объяснить той, которая, возможно, никогда этого не поймет, почему единственное, что ему остается, — уйти от нее? У меня нет таланта, написал он, но письмо его кажется мне прекрасным и глубоким. Как будто он пишет о ком-то другом, но где-то глубоко, нутром своим я ощущала, что это не так. Он пишет обо мне — и для меня. Для Кристин Лукас. Своей безумной жены.

Но расставание было не навсегда. Случилось то, на что он так надеялся. То ли мое состояние, наконец, улучшилось, то ли он решил, что жить без меня еще тяжелее, чем со мной, — и он вернулся за мной.

Теперь все изменилось. Комната, в которой я нахожусь, знакома мне не больше, чем сегодня утром, когда, проснувшись, я набрела на нее, когда искала кухню, чтобы налить стакан воды, и никак не могла понять, что же случилось накануне. Но я больше не чувствую ни боли, ни грусти. И больше не тоскую по той жизни, которой я не помню. Тиканье часов за моей спиной не просто отсчитывает время. Часы говорят со мной. «Все хорошо, — говорят они. — Расслабься, и будь что будет».

Я была не права. Ошибалась. Снова и снова делала одну и ту же ошибку — кто знает, сколько раз? Мой муж — мой защитник, но и мой возлюбленный тоже. И теперь я понимаю, что люблю его. Что всегда его любила, и если мне придется заново учиться любить его каждый день — так тому и быть. Я буду учиться.

Скоро придет домой Бен — я уже чувствую, что он едет, — и когда он вернется, я все ему расскажу. Он узнает, что я встречалась с Клэр, что меня лечит доктор Нэш, и даже про доктора Пакстона расскажу, и про то, что я прочитала это письмо. Скажу ему, что понимаю, зачем он тогда так поступил, почему ушел от меня, и что прощаю его. Скажу, что знаю о том, что на меня напали, но не хочу знать, что именно произошло — мне все равно, кто был нападавший.

А потом я скажу ему о том, что знаю об Адаме.

О том, что с ним стало, и хотя сознание этого каждый день вселяет в меня ужас, я понимаю, что должна это сделать. Нужно впустить в этот дом, и в мое сердце, память о нашем сыне, как бы больно это ни было.

И я расскажу ему об этом дневнике — о том, что я наконец могу писать о себе, о своей жизни, и даже покажу ему дневник, если он попросит. И буду продолжать его вести — рассказывать свою историю, писать автобиографию. Создавать себя заново.

«Хватит секретов, — скажу я своему мужу. — Они не нужны. Я люблю тебя, Бен, и всегда буду любить. Мы оба причинили друг другу боль. Пожалуйста, прости меня. Мне очень стыдно, что много лет назад я изменяла тебе с другим, стыдно и больно, что мы никогда не узнаем, кто ждал меня в том номере отеля и что именно там случилось. Но, пожалуйста, поверь мне — теперь я постараюсь вернуть тебе все эти годы».

И потом, когда между нами не останется ничего, кроме любви, мы снова сможем стать настоящей семьей.

Я позвонила доктору Нэшу.

— Мне надо увидеться с вами еще раз, — сказала я. — Я хочу, чтобы вы прочли мой дневник.

Думаю, он был удивлен, однако согласился.

— Когда? — спросил он.

— На следующей неделе, — сказала я. — Приходите на следующей неделе и возьмите его почитать.

Он сказал, что придет во вторник.

Часть 3

Сегодня

Я переворачиваю страницу, но дальше ничего нет. История заканчивается здесь. Я читала ее не один час.

Меня трясет, я едва могу дышать. Такое чувство, будто за это время я не просто прожила жизнь — я сильно изменилась. Сегодня утром с доктором Нэшем, который читал этот дневник, встречалась другая женщина. У меня есть понимание собственного прошлого. Я чувствую себя по-другому. Знаю, что у меня есть и что я потеряла. Я пишу это и плачу.

Закрываю журнал. Заставляю себя успокоиться; настоящее потихоньку начинает заявлять о себе. Темнеющая комната, в которой я сижу. На улице что-то сверлят. У моих ног стоит кофейная чашка.

Я гляжу на висящие на стене часы и только теперь, вздрогнув, осознаю, что про те же самые часы написано в моем дневнике, сижу в той же гостиной я сама — та самая женщина, о которой в нем написано, а история, которая рассказана в дневнике, моя собственная.

Прихватив дневник и чашку, я иду на кухню. Там, на стене, висит та же самая доска, которую я видела сегодня утром, те же ЦУ, сделанные крупными буквами и аккуратным почерком, а ниже фраза, которую написала я сама: «Собрать вещи к вечеру?»

Надпись. Что-то мне в ней не нравится, но я не могу понять, что именно.

Я думаю о Бене. О том, как ему, должно быть, трудно живется. Никогда не знает, с кем он проснется утром: что я сегодня вспомню и смогу ли дать ему любовь, которую он заслужил.

Но теперь? Теперь-то я все понимаю. И знаю достаточно, чтобы мы оба смогли начать жизнь заново. Интересно, поговорила ли я уже с ним, как собиралась? Наверное — ведь я была так уверена, что это следует сделать, но в дневнике про это не написала. Вообще в дневнике уже неделю нет никаких новых записей. Должно быть, я отдала дневник доктору Нэшу, не успев ничего записать. Или почувствовала, что больше нет нужды записывать то, что со мной происходит, с тех пор, как я показала дневник Бену.

Я вновь открываю первую страницу моего дневника. Вот она, написанная теми же синими чернилами надпись «НЕ ДОВЕРЯЙ БЕНУ».

Достаю ручку и зачеркиваю эти слова. В гостиной я натыкаюсь на альбом для вырезок и фотографий. Изображений Адама там по-прежнему нет. И утром он мне про него не рассказывал. И не показывал содержимого металлического ящика.

Я вспоминаю свой роман «Слава утренним птицам» и смотрю на дневник в моих руках. В голове промелькнула непрошеная мысль: а что, если я все это выдумала?

Я встаю. Мне нужно найти доказательства. Связующее звено между тем, что я только что прочла, и тем, что окружает меня в действительности; знак, что прошлое, о котором я читала, не плод моего воображения.

Кладу дневник в сумочку и выхожу из гостиной. Вешалка для пальто на месте, под лестницей, а рядом с ней стоят шлепанцы. Если я поднимусь наверх, то найду кабинет мужа, а в нем шкаф, так? В нижнем ящике которого, под полотенцем, лежит металлическая коробка. А ключ от нее — в тумбочке возле нашей кровати.

А если так — то найду ли я своего сына?

Мне нужно узнать. Я бегу наверх, перепрыгивая через две ступеньки.