Александр Новиков - Башня
Вопросов не было. Иван продолжил:
– По официально заявленной программе саммит начнется в четырнадцать часов по московскому времени. Мы планируем провести атаку в период с четырнадцати тридцати до пятнадцати часов. Для того, чтобы это сделать, мы должны начать операцию раньше. Некоторые действия, без которых операция невозможна, будут произведены за двое суток до ее начала… Обсуждать их здесь и сейчас не будем. Не потому, что я кому-то не доверяю. Ибо если нет доверия, то операцию нужно немедля отменить. Обсуждать не будем по причине, которая вам понятна: если человек попал в руки «гестапо» живым, то язык ему развяжут. Каким бы железным он ни был. – Иван замолчал, потом позвал: – Доктор. – Доктор поднял голову, посмотрел на Ивана. – Вы помните свои действия, Доктор? – Доктор слегка наклонил голову. – С Титаном все согласовано? – Доктор ответил: – Да. – У вас есть вопросы ко мне? – Доктор ответил: нет. – Вы можете идти, Доктор.
Доктор поднялся, обошел стол, молча пожал каждому руку. И вышел… В темень и в дождь. В чужой и очень опасный мир.
Иван позвал:
– Виктор.
Дельфин ответил:
– Я все помню, Полковник.
– Вопросы есть?
– Нет вопросов. Будем живы – встретимся. Дельфин обошел стол, с каждым обнялся. И вышел.
Зоран запер дверь. Теперь в маленьком зале остались девять человек – те, кому идти убивать Башню. Иван сказал:
– Кажется, каждый уже знает, что и как будем делать. Но… предлагаю пройтись еще раз по сценарию.
Иван поднялся, прошел к дальнему концу стола, ткнул пальцем:
– За сутки до начала мы перегоним «Крокодил» и «Комсомолец» вот сюда, в Уткину заводь. Место у причала арендовано, оплачено. Отчалим в четырнадцать часов пятнадцать минут. Для «танка» выход на операцию начнется еще раньше – в четырнадцать ноль-ноль. Встретимся на отрезке между Володарским и Финляндским железнодорожным. Наше движение должно быть согласованным… Для наглядности проиграем на карте. – Иван вытащил из кармана и положил на схему футляр из-под сигары. – Это наше изделие. А это, – Иван взял со стола перечницу – приземистый и массивный усеченный граненый конус темного стекла, – это наш грозный «Демонтаж». Поставим его на исходный рубеж. – Иван поставил «танк» на схему. – Товарищ Зоран, вы командир «танка» «Демонтаж»?
– Так точно.
– Вот и управляйте.
«Демонтаж» начал движение. Он двигался параллельно Неве в направлении Башни. Иван одновременно перемещал по Неве «изделие».
– Прошу прощения, командир, – сказал Братишка. – Вопрос.
– Что, Саша?
– Могу и я добавить штрих для наглядности?
– Какой штрих?
Братишка встал, подошел к полкам с бутылками. Уверенно взял бутылку водки «Оккупация» – узкую, высокую, голубоватого стекла. Потом вернулся к столу и поставил бутылку на ярко-синий пятиугольник, обозначающий на схеме Башню.… Две секунды было тихо, потом маленький зал взорвался хохотом. Смеялись все. Даже Зоран лег грудью на стол и хохотал.
Случайный припозднившийся прохожий, который проходил мимо кафе, услышал смех и подумал: во гуляют!.. Разве мог он подумать, что это хохочут смертники?
* * *Иван сказал Зорану, что хочет съездить в монастырь. Зоран ответил, что это очень опасно… А зачем тебе, друже Полковник, в монастырь?
Иван объяснил, зачем, и тогда Зоран пожал ему руку. Сказал:
– Тогда – завтра же. Пойдем на «Комсомольце».
«Комсомолец» шел на север. За кормой буксира реяли чайки, в маленькой рубке были Гринев, Лиза и Иван. Гринев стоял на штурвале, Лиза и Иван – рядом. Зоран – в ватнике, в вязаной шапочке, курил сигару на корме. Юрий Павлович рассказывал:
– Я на воде уже сорок лет. Сорок навигаций – ото льда до льда… Это семейное у нас. Еще прадед мой водил баржи по каналам.
– По каким каналам? – спросила Лиза.
– По Ладожским, барышня… Ладога – она с характером. Заштормит – мало не покажется. Потому еще в восемнадцатом веке начали строить обводный канал по южному берегу. Два канала – Старо– и Новоладожский прорыли. Соединили, значит, Свирь с Невою. На озере – шторм, валы – три метра. А на канале – лепота… По каналам в те годы баржонки еще бурлацкою тягою водили. Потом бурлаков лошади сменили. И до сих пор на берегах кое-где чугунные тумбы стоят – коновязи. Так вот, прадед мой как раз на лошадках грузы возил. Такой, понимаете ли, лошадиный капитан… И дед мой всю жизнь на озере. Но уже на пароходах. А отец мой воевал на Ладоге в составе Третьей морской бригады. Ходил на буксире «Хасан». Тогда ведь как было? Поставят на буксир пару пулеметов или пушчонку – все, канонерка… И хотя великих военно-морских сражений здесь не было, значение Ладоге придавали серьезное. Здесь ведь не только наши и финские флотилии ходили, но и немцы перекинули сюда группу боевых паромов полковника Зибеля. Солидные, доложу я вам, были сооружения. Катамаран – два понтона, соединенные мощной палубой. А на палубе три орудия калибром восемьдесят семь миллиметров и две зенитные двадцатимиллиметровые установки. Два бензиновых двигателя. Скорость – десять узлов. Хорошая скорость для такой посудины. Всего на два узла меньше, чем у нас. Понтоны эти сначала предназначались для форсирования Ла-Манша, а пригодились вот где… Да здесь ведь не только финны и немцы – здесь и итальянский триколор отметился. Иван удивился:
– Как же это?
– А здесь итальянская эскадрилья торпедных катеров базировалась. Четыре катера под командованием капитана третьего ранга Биачини. Но, видно, холодно показалось итальянским морякам среди северных скал. Ничем они тут не отличились и убыли восвояси.
– Общечеловеки, – произнес за спиной голос. Все обернулись. В двери стоял Зоран. Никто не слышал, как он вошел.
Капитан Гринев спросил:
– Почему общечеловеки?
– Потому, что словом и делом пропагандируют общечеловеческие ценности.
– Разве это плохо? – спросила Лиза.
Зоран несколько секунд молчал, потом ответил:
– Я видел эти ценности… В Косово… Видел, как албанские подростки избивали в Косово сербскую женщину на глазах у общечеловеков. Я не мог вмешаться – сидел в наручниках в полицейской машине… Но европейские посматрачи[29] все это видели. И делали вид, что не видят… Потом им все-таки пришлось вмешаться. Они отняли у подростков эту женщину. И один из них сказал: «Pig! Serbian woman – pig».[30] Он был итальянец, борец за общечеловеческие ценности.
Серб отвернулся, пошел на корму. Гринев потер щеку, посмотрел вслед ему и сказал:
– Да, видать, досталось мужику.
Лиза тоже смотрела вслед Зорану, по-детски прикусывала нижнюю губу.
Пейзаж за кормой «Комсомольца» был акварельно-прозрачным, и реяли чайки.
Уже стемнело, когда подошли к северному берегу. Встали на якорь в проливе. Вскоре опустилась ночь.
Эту ночь Иван запомнит навсегда. В эту ночь Иван спросил Лизу:
– Знаешь, зачем мы здесь?
– Нет… а зачем?
– Завтра ты стаешь моей женой. Утром поедем в обитель. Отец Михаил обвенчает нас.
Капитан уступил Ивану с Лизой свою каюту – маленькую, как купе в поезде, а сам ушел в кубрик.
Это была волшебная ночь, особенная ночь.
«Комсомолец» стоял в проливе. Среди скал. Среди абсолютной темноты и тишины… Только звезды светили с небес, да иногда плескалась рыба у борта.
И не верилось, что где-то – не так уж и далеко – есть Город. А в Городе – Башня. А в Башне – Шар. И этот Шар, это Сердце Кащеево, должен Иван поразить стрелою… Но здесь, в этой пронзительной тишине, в которой слышно даже падение листа с березы, казалось, что это неправда, что нет никакого Города. Башни нет… нет никакого Шара. Не верилось в это… не верилось, не верилось… Да и не надо об этом. Не сегодня. Не сейчас.
Это была фантастическая ночь.
Второй такой не будет.
* * *Горели свечи, и пахло ладаном. Лампады мерцали, тускло светилось темное золото на окладах икон. Иван и Лиза стояли перед алтарем. На голове невесты была, как положено, фата. Лиза ее собственноручно изготовила из шторки, снятой в капитанской каюте. Глаза у Лизы светились. Глухо звучал голос священника. Иван не различал слов. Он ощущал рядом плечо Лизы, и этого было достаточно…
После венчания Гринев пригласил всех на «Комсомолец» – отпраздновать событие.
– Кают-компании, – сказал Юрий Павлович, – у нас, конечно, нет. Но кубрик просторный и вполне цивильный. Найдется у меня и коньяк достойный, армянский.
Предложение было принято, монахи быстро собрались.
Инок Герасим вывел из гаража «Газель», подъехал к воротам и распахнул их… За воротами стоял человек. Он был в камуфляже, с ружьем в руке. Рядом с ним сидела собака – сеттер.
Зоран мгновенно сунул руку под мышку, через секунду вырвал ее уже с пистолетом, взял человека на мушку.
– Не стреляй! – приказал Иван. Собака подняла голову и завыла, а человек медленно подошел к автобусу, уперся лбом в стекло. Глаза у него были дурные.
