Михей Натан - Боги Абердина
Доктор Кейд кивнул:
— Алхимики считали возможным заглянуть за пелену Вселенной и увидеть вечное знание. Что представляет собой философский камень, как не высшую мудрость, конечную цель эмоционального и интеллектуального совершенствования? Это рассматривалось, как прямая дорога к Богу. Трансмутация базовых металлов в золото отражала трансформацию алхимика.
— Это был короткий путь, — заявил Арт. — Алхимия являлась идеальной связью между священным и обыденным.
— Это одна из интерпретаций. — Доктор Кейд покрутил бокал в руке, держа его за ножку. — Найди философский камень, и все тайны Вселенной падут к твоим ногам. Конечно, при изучении Средних веков может возникнуть искушение поверить во многие абсурдности той эры. Ведь их так уверенно представляли самые прославленные умы того периода. Наш современный эмпиризм может иметь тот же эффект и заставлять нас упорно держаться за неизведанное, словно детей, которые просят родителей рассказать им про призраков. Мы жаждем тайны и тайного знания. Так мы чувствуем себя особенными и сильными.
— Значит, вы не верите, что философский камень существовал? — спросил Артур.
Кейд сочувственно улыбнулся.
— Я выбрал рациональный взгляд на мир, — сказал он. — И к моей радости мир и предстает таким. Все остальное — вера, от которой мне нет пользы.
Я считаю это оправданием последующих действий Арта. Он был человеком веры. Несмотря на все свои недостатки, мой приятель держался за веру дольше, чем кто-либо, кого я знал.
Я вылез из ванны, закутался в предоставленный гостиницей халат и тихо вышел в гостиную. За окном рассвело, свет падал на голубой ковер. Арт сидел за письменным столом. Рядом стояла чашка с кофе, от которой поднимался пар, перед ним лежала книга Малезеля. Артур накинул на плечи одеяло и все еще оставался в одежде, в которой был вчера, за исключением одного носка.
— Мы полетим на четырехчасовом самолете, — объявил Арт, продолжая сидеть спиной ко мне. — Я договорился с гостиницей. Нам разрешили остаться в номере до трех.
— Я думал, что мы посмотрим достопримечательности, — сказал я.
— Времени нет, — ответил он. — Семестр начинается через неделю. Мне нужно это перевести, самое позднее, к среде.
Он потягивал кофе. Я заметил пустую бутылочку мятного ликера рядом с кофейной чашкой.
Я оделся. Поглощенный работой Арт не обращал на меня внимания, даже когда я надел пальто и шапку. Он поднял голову, только когда услышал, как я трясу ключом от номера.
— Ты куда-то собрался? — удивленно спросил Артур. Под глазами у него выделялись темные круги.
— Я хочу посмотреть Градчаны, — ответил я.
— Но у нас столько работы. — Он уставился в книгу, потом на ключ у меня в руке. — Мне требуется помощь с переводом. Я думал, что ты меня сменишь на каком-то этапе, дашь моему мозгу отдохнуть…
— Ты раньше здесь бывал, — сказал я. — А я нет, и хочу…
— Хорошо, хорошо. Не надо речей, пожалуйста. — Он отвернулся. — Попроси у портье на выходе прислать завтрак в номер — яичницу-болтунью из трех яиц. Не зажаривать. Еще — ржаной хлебец, большой стакан апельсинового сока. И пусть разбавят сок водой. У меня с животом не все в порядке, поэтому не думаю, что ему поможет кислота.
* * *Я часами бесцельно бродил по городу, потом купил карту у уличного торговца и направился к замку, пока не утратил интерес. Затем я пошел назад, вниз к реке. День был прекрасным, болезненно ярким и холодным. Солнце отражалось от блестящего снега, который за одну ночь превратился в мелкий порошок. Его сдувало с крыш, словно из распылителя. Я держался подальше от толп туристов, поэтому направился вдоль Влтавы. Кто-то в университете, может, Джош Бриггс, упоминал, что на зимние каникулы собирается в южную Францию. Он рассказывал мне о ней одним жарким осенним днем, когда я оделся слишком тепло и вспотел. Мне было очень некомфортно в заднем ряду на занятиях по французскому языку. Последнее, что я хотел услышать тогда, — это рассказ о пляжах в Каннах: белый песок, черные бикини, океан простирается в теплой аквамариновой дымке и мягко бьется о берег, покрытый следами людей.
Теперь передо мной текла Влтава с черной водой. Она почти незаметно ползла вперед, поверхность напоминала лист обсидиана. Я постоянно слышал кого-то за спиной и даже подумал, что это Альбо Лушини с группой разозленных монахов. Но каждый раз, оглядываясь, я никого там не замечал. Рядом на землю опустилась ворона, размахивая крыльями и каркая. При виде ее тени я поднял руки вверх, подумав об Эллен и о том, увижу ли ее снова. Разорвала она отношения с Артом — или нет? Как правильно вести себя согласно этикету? Навсегда ли Эллен останется вне пределов досягаемости, раз встречалась с моим лучшим другом?
Я натолкнулся на уличную ярмарку. Меня притянул запах свежего хлеба. На длинном вертеле над железным желобом, наполненным тлеющими углями, крутилась свиная туша. Я оказался на маленькой городской площади, окруженной крутыми узкими переулками, которые врезались между домами. Здания словно боролись за место, как высокие деревья в лесной чаще.
Я взглянул на лица людей, которые предлагали мне купить их товар или попробовать еду. Я смотрел им в глаза и шел дальше, стараясь сделаться невидимым, еще одним анонимным туристом. Они все тоже были безымянными — торговцы с однодолларовыми товарами, разложенными на складных столиках, повара в перчатках без пальцев, окруженные паром, который поднимался от шипящих кастрюль и сковородок. Наконец, я остановился у одного прилавка и купил сосиску из какого-то серого мяса. Она оказалась соленой и поразительно вкусной, чувствовались фенхель и мята. Затем я купил стаканчик горячего шоколада и сел на крыльцо церкви, где и пообедал.
От еды я немного проснулся и продолжил прогулку, остановившись у конца уличной ярмарки, около стола, прикрытого нависающим причудливым ковром с кисточками, натянутым на четыре шеста, словно шатер. Внутри грязного стакана из переливчатого стекла, почерневшего от сажи и дыма, горела ароматическая палочка. Пожилая женщина в одиночестве сидела с другой стороны стола и смотрела на улицу. Она была одета в поношенную куртку команды «Бостонские кельты» и коричневую с пурпурным юбку. Голову прикрывала красная пестрая шаль, похожая на кашемировую. Перед ней на столе лежали карты Таро. Я улыбнулся ей, она кивнула в ответ. Выражение ее лица было не прочитать, оно могло выражать много вещей: усталость, незаинтересованность, даже мечтательность и апатичность, которая казалась грустью под грузом десятилетий, отмеченных на морщинистом лице.
На картах Таро бросался в глаза логотип известной американской компании, производящей игрушки. Он был напечатан на рубашках. Я обратил внимание, что у ее ног лежит планшетка для спиритических сеансов, с логотипом той же американской компании. Женщина жестом предложила мне сесть, но я пошел дальше. Не хотелось платить за взгляд в будущее при помощи мистических предметов массового производства.
Казалось, усталость тянула меня к земле, уговаривала на минутку присесть и закрыть глаза. Я подумал, что если сяду отдохнуть, то могу замерзнуть и умереть. Вероятно, это был иррациональный страх, а, может, и нет. Кто станет меня будить? Люди просто предположат, что это — еще один американский студент, который страдает после бурной ночи и спит с похмелья на пороге какого-то дома.
Я редко пил кофе, но тут решил, что он даст мне сил для возвращения в гостиницу, поэтому нырнул в первое кафе, которое увидел, уселся за столик в маленьком зале и заказал турецкий кофе. Он оказался крепче, чем ожидалось — густым и сладким. Я расстегнул пальто и, усевшись поудобнее, молча пил, наблюдая, как посетители входят и выходят из кафе.
Через полчаса я заскучал, слегка разнервничавшись от кофеина, и спросил у официантки, где находится телефон-автомат. Она показала в сторону туалетов, и я отправился туда по узкому коридору. На стене висел старый аппарат. Кто-то написал рядом на английском черным маркером: «Здесь были Ник и Тина».
Если бы я знал номер Эллен, то набрал бы его. Воспоминания об ее голосе буквально переворачивали все во мне. «Посмотри на руки», — как-то сказала она, держа мои руки кончиками пальцев и повернув их ладонями вверх, словно читала судьбу.
Я помню, как видел крошечные волоски вдоль ее ушной раковины.
«В ту ночь мы пекли печенье, — вспомнил я. — И в ту ночь с Хауи произошел несчастный случай».
Я набрал оператора, перевел платеж на мой номер в университете и дозвонился до студенческого городка Абердина — до комнаты Николь. Я услышал два гудка, а затем к моему удивлению трубку сняли.
— Николь?
— Да. — Она жевала жвачку или что-то еще. — Кто это? Эрик?!
Голос раздавался гораздо громче, чем я ожидал. На линии слышался легкий гул, на заднем фоне звучала музыка.
