Маркус Сэйки - По лезвию ножа
Какой смысл лгать?
– Да.
Эван улыбнулся и, отступив на шаг, повернулся к Нолану:
– Шон, готовь наручники!
Голос детектива прозвучал спокойно, даже безучастно:
– Заткнись, бандюга!
Улыбку сменил звериный оскал. Макганн ударил Шона пистолетом по лицу. Голова детектива дернулась в сторону, на щеке появился кровоподтек, однако он не издал ни звука.
– Немного уважения, козел!
Утомленный мозг Дэнни наотрез отказывался работать. От передозировки адреналина тело налилось тяжестью. По-прежнему никаких шансов…
– Эй! – легко и беззаботно окликнул его Эван. – Забыл спросить, на крышу ты как попал?
– По колонне влез.
– В натуре?
– В натуре.
– Здорово! Наверняка первый раз за десять лет живым себя почувствовал.
Дэнни пожал плечами и огляделся. У него появилась идея. Маловероятно, но другого выхода нет.
– Совсем как детстве, помнишь? «Ссыкун»…
– Помню, конечно.
– Вот чего не хватает, да?
– Да, – протянул Дэнни, перенося вес тела на левую ногу. – Иногда не хватает. Только знаешь, Эван, устал я от этого. Больше играть не хочу.
Макганн смотрел так, будто пытался заглянуть в душу. Улыбка померкла, и он негромко сказал:
– Ты что, не понял? Игра бесконечна!
Поразительно, но на долю секунды Дэнни показалось: перед ним не закоренелый убийца и виновник его несчастий, а двенадцатилетний мальчишка с каштановыми кудрями, веснушками и дерзкой улыбкой, парящей в воздухе над унизительной бедностью, отцовскими побоями и несправедливой системой, из-за которой он здесь оказался. Улыбка парила, потому что без нее – никак.
– Пора. – Эван приставил пистолет к виску Дэнни. – Не дрейфь, все будет быстро. За старые заслуги.
Сердце стучало о ребра, во рту пересохло, язык превратился в пережаренный бифштекс. Круглый глаз пистолета смотрел на Дэнни, готовый подмигнуть в последний раз.
– Погоди! – Картер сосредоточился не на черном дуле, а на Эване. Пальцы мелко подрагивали. – Последняя просьба.
– Дэнни-бой, кредит исчерпан, – покачал головой Макганн.
– За старые заслуги?
– Чего еще?
– Прикончи его первым! – Не делая резких движений, Дэнни кивком показал на Нолана.
– Зачем? – прищурился Макганн.
Дэнни нерешительно моргнул.
– Потому что… ну, как в игре. Мне будет проще, если кто-то покажет пример.
Эван испытующе посмотрел на него холодным, темным взглядом.
– Никогда бы не поверил… Трус!
Дэнни отвел взгляд.
– Ладно, – пожал плечами Эван. – За старые заслуги.
Сделав два шага к хлопающей пластиковой обшивке, он повернулся к Нолану.
– Спокойной ночи, Шон! – проговорил он, держа пистолет у лба детектива.
Дэнни дернулся, правой рукой подхватил нейлоновую ручку сумки, метнулся вперед. Уперев левую ногу в пол, Картер замахнулся сумкой, вложив в рывок остаток сил.
Пятнадцать килограммов ударили Макганна в грудь. Отчаянно хватаясь за воздух, он полетел назад. Грянул выстрел. Эван упал спиной на пластиковую обшивку, и какой-то безумный миг она выдерживала его вес.
Затем она оторвалась от стены, и Эван Макганн полетел в ночную мглу.
Повисла тишина, прерываемая лишь громыханием брезента и бешеным стуком сердца Дэнни. Дрожащие ноги подкосились, он рухнул на пол. Столько боли вытерпел, сколько лишений перенес, и сейчас больше всего хотелось закрыть глаза и отключиться от происходящего.
Почти больше всего.
Руки и ноги не слушались, но Дэнни подполз к оголившемуся выступу и бросил взгляд вниз.
Тремя этажами ниже Эван, как поломанная кукла со странно вывернутыми ногами, лежал на груде металлических балок, одной рукой обняв сумку. Нейлон лопнул, не выдержав удара, и банкноты разлетелись, кружа на осеннем ветру. Бледные и призрачные, словно сны, купюры путались в жухлой траве, падали в грязь.
Нолан вызвал подкрепление по рации. Патрульные машины оказались в соседнем квартале, так что сирены завыли через несколько секунд.
Дэнни отполз от выступа, закрыл глаза и провалился во мрак.
Глава 48. Окончательный расчет
– Знаешь, это совсем не обязательно, – хмуро проговорила Карен.
Девушка, напряженно выпрямившись, сидела за рулем. В последнее время она часто стояла у окна, устремив взгляд в пустоту, сминая в руках бумажную салфетку. Казалось, ее заворожили, и она не может очнуться. Дэнни обнимал ее за плечи, напоминая, что все в порядке, что опасности нет. Карен возвращалась к реальности, словно всплывая со дна океана.
Раны со временем затянутся, однако на их месте останутся шрамы. По-другому не бывает.
– Обязательно. Я… – Картер чуть не сказал «его должник». – Мне надо с этим закончить. Какое у тебя любимое выражение, ну, в той книжке, «Мужчины откуда-то там…»?
– «Подвести черту», – улыбнулась Карен.
– Вот именно, мне нужно подвести черту.
Девушка включила поворотник и свернула на объездную аллею. На лобовое стекло падали редкие снежинки. По радио передавали, что в ближайшие сутки ожидается до пяти сантиметров снега. Реклама напомнила, что до Дня святого Валентина осталась неделя и что о любви лучше всего расскажут шоколадные конфеты фирмы «Рассел Стовер». Дэнни выключил приемник.
Он действительно хочет подвести черту? В какой-то мере – да. Представилась возможность разобраться с прошлым и его последствиями, оценить настоящее и начать новую страницу в жизни, сосредоточившись на будущем.
Рассеянно глядя в окно, Дэнни думал о предстоящем разговоре. Братство и предательство сплелись в плотный клубок, который не получалось ни распутать, ни осмыслить. Слов не хватало.
Мимо с грохотом пролетел поезд «синей» ветки. Люди едут по своим делам. Интересно, им тоже жизнь кажется невыносимо сложной? Бывает, что события прошлого неуправляемым вихрем сметают настоящее? У кого-нибудь такое случается?
Или у всех?
Дэнни положил руку на живот Карен: под тонким свитером новая жизнь. Накрыв его ладонь своей, девушка улыбнулась, и в глазах загорелся огонек, появившийся после Рождества, когда три разных теста показали положительный результат.
Клиника округа Кук в полутора километрах к западу от Лупа выглядела как современный бизнес-центр. Больница переняла эстафету предшественницы, полтора века обслуживавшей всех, даже самых бедных, жителей Чикаго.
Выждав подходящий момент, Карен свернула на территорию клиники, и шины «эксплорера» мягко зашуршали по щебенке. Притормозив у крыльца, она повернулась к Дэнни и убрала за ухо выбившуюся прядь. Понятно: хочет что-то сказать, но не решается.
– Я не могу пойти с тобой, – выпалила она. – Прости.
– Ничего страшного, – покачал головой Дэнни. – Я справлюсь.
Девушка посмотрела в окно, перевела взгляд на Картера. Дэнни страшно хотелось сгрести ее в охапку, отнести домой, любовно закутать в одеяло и сказать, что ей больше никогда не встретятся чудовища. Вместо этого он поцеловал Карен в губы, жадно вдыхая ее запах. Каждая ласка, каждое прикосновение казалось даром небес. Над ними больше не висит проклятие.
Накинув куртку, Дэнни выбрался из машины. Автоматические двери здания раскрылись, впуская чье-то семейство. На востоке сквозь серую гряду облаков виднелись силуэты небоскребов. Пора.
– Дэнни!
– Что? – обернувшись, спросил он.
– Обещай мне… – Карен запнулась, будто не зная, что сказать. – Обещай вернуться!
Дэнни казалось, что сердце сейчас выпорхнет из груди.
– Могу предложить кое-что получше! Обещаю, что никогда от тебя не уйду! – Потянувшись через сиденье, он сжал ее руку.
– Надеюсь! – В глазах Карен плясали бесенята. – Иначе я уйду к самому красивому преподавателю метода Ламазе.[30]
Дэнни засмеялся, снова и снова припадая к ее губам.
В приемном покое объяснили, куда идти. Через несколько метров уютное фойе сменилось стерильными больничными коридорами. Яркий свет люминесцентных ламп отражался на застеленных линолеумом полах. Лифт поднял Дэнни на нужный этаж. У дверей палаты дежурил полицейский.
– Я Дэнни Картер, пришел с разрешения детектива Нолана.
Коп проверил документы, отыскал в списке фамилию «Картер», попросил расписаться.
– Если хотите, я войду с вами.
– Нет, спасибо.
– Тогда проходите.
Палата самая обычная: чистая, безликая, холодная, пахнущая нашатырем. По испаноязычному каналу шел футбольный матч: спортсмены носились по зеленому полю. В углу стояло инвалидное кресло.
Лежащий на кровати Эван поднял голову.
– Какого хрена тебе надо?
– Сам не знаю. – Картер аккуратно притворил дверь.
За последние три месяца Эван постарел лет на десять. Его массивное, одрябшее из-за вынужденного бездействия тело совершенно не сочеталось с больничной койкой. На щеках темнела трехдневная щетина.
