Джон Гришем - The Chamber. Камера
– Пива выпьешь? Могу принести.
– Нет, спасибо. С меня хватит.
– Шучу, шучу. Так вот, Доган торговал подержанными автомобилями, а в зале, где они были выставлены, мыл пол один старый неграмотный негр. Агенты Бюро пытались найти к нему подход, но старик сторонился. И вдруг он по собственной воле сообщает нашему человеку, что видел, как пару дней назад Доган вместе с каким-то парнем положил в багажник зеленого “понтиака” картонную коробку. Старик выждал, потом пошел взглянуть. В коробке находился динамит. На следующее утро по городу разнеслись слухи о новом взрыве. По-видимому, уборщик знал, что его хозяином интересуется ФБР, поэтому и шепнул нам пару слов. В помощниках у Догана числился некий Вирджил, тоже член Клана. Я решил переговорить с ним. Явился в три часа ночи к его дому, начал барабанить в дверь. Ты ведь понимаешь, это наша обычная практика. Вспыхнул свет, Вирджил вышел на крыльцо. Рядом со мной стояли восемь агентов, со значками. От страха Вирджил чуть не обмочился. Говорю: “Нам известно, что прошлой ночью ты доставил в Джексон динамит, а такое тянет лет на тридцать, не меньше”. Ты бы слышал, как завопила за дверью его жена! У Вирджила ноги задрожали. Я оставил ему визитку с номером телефона, приказал до полудня позвонить, дал понять: никому ни слова, особенно Догану, агенты с него глаз не спускают.
Сомневаюсь, чтобы в ту ночь он вернулся в постель. Когда через несколько часов мы встретились, глаза у Вирджила покраснели. Нам удалось найти общий язык. Взрыв, признался он, не был подготовлен людьми Догана. Разузнать он успел немногое, но появились все основания полагать, что бомбу устанавливал какой-то совсем молодой парень, почти мальчишка, из соседнего штата. Где его подцепил Доган, осталось тайной, но парень слыл настоящим специалистом. Доган выбирал объект, составлял план акции, затем появлялся этот умелец, делал всю черную работу и исчезал.
– И вы поверили Вирджилу?
– В общем-то да. Его рассказ звучал достаточно логично. Исполнителем действительно должен был быть человек новый, поскольку наших кротов в Клане хватало. По сути, мы знали каждый их шаг.
– Как Бюро поступило с Вирджилом?
– Некоторое время я поддерживал с ним связь, снабжал Деньгами, все точно по инструкции. Информаторы отличались жадностью к деньгам. Вскоре я убедился: имени исполнителя Вирджил не знает. Давить не имело смысла, и мы оставили его в покое.
– С делом Крамера он как-то был связан?
– Нет. Там Доган использовал кого-то другого. Шестое чувство заставляло его быть осторожным, что ли.
– Парень, о котором говорил Вирджил, ничем не напоминал Сэма Кэйхолла, вы согласны?
– Согласен.
– На кого же пали подозрения?
– Подозреваемые отсутствовали.
– Бросьте, Уин. На примете-то у вас кто-то имелся.
– Клянусь – нет. Взрыв в офисе Крамера раздался примерно через неделю после разговора с Вирджилом, а потом все стихло. Если у Сэма и был напарник, то наверняка скрылся.
– И больше ФБР о нем ничего не слышало?
– Ни звука. Мы же работали с Кэйхоллом и всем своим видом он стремился показать: “Это я!”
– К тому же вам требовалось побыстрее закрыть дело.
– Разумеется. Тем более что взрывы прекратились. Преступник за решеткой, мистер Гувер в восторге, президент счастлив, а евреи хотя бы отчасти довольны. Правда, четырнадцать лет преступника никак не могли осудить, но это уже другая история. Во всяком случае, после ареста Сэма люди успокоились.
– Но почему Доган ни словом не обмолвился о третьем? Почему все свалил на Сэма?
Они спустились к самой воде. Рядом на песке стоял “сааб” Адама. Откашлявшись, Леттнер спросил:
– А стал бы ты давать показания на непойманного? Адам задумался. Леттнер обнажил в улыбке желтоватые зубы и направился к доку.
– Пойдем пропустим по бутылочке.
– Нет. Мне пора.
Они пожали руки, дав друг другу слово, что еще встретятся. Адам пригласил Уина в Мемфис и получил ответное приглашение вернуться сюда на рыбалку – с пивом!
– Передайте привет Ирен. Пусть простит меня за сцену в ванной комнате.
Адам уселся за руль и, опасливо переключая передачи, погнал машину по петлявшей меж холмов ленте шоссе. Главное – не нарушить покой в желудке, думал он.
Когда стукнула входная дверь, Ли безуспешно пыталась придать сколь-нибудь аппетитный вид горке дымившихся на огромном блюде спагетти. Возле тонких фарфоровых тарелок чинно поблескивало столовое серебро, в центре стола высилась ваза со свежесрезанными цветами. Рецепт рекомендовал поставить блюдо на пару минут в микроволновку, однако Ли все еще не решалась сделать это. За минувшую неделю она дважды была вынуждена признать полное отсутствие у себя кулинарных талантов, и возня со спагетти подтверждала этот вывод. Тут и там в кухне лежали различных размеров сковороды, высились кастрюли, рядом с плитой на полу была брошена электрическая мясорубка. Племянника тетка встретила в фартуке, покрытом пятнами кетчупа. Оба поцеловались.
– На крайний случай в морозилке есть пицца, – с улыбкой сказала она, всматриваясь в покрасневшие глаза Адама. – Ну и вид у тебя!
– Ночь вышла тяжелой.
– Из-за спиртного?
– Позавтракал я двумя бокалами “Кровавой Мэри”, а сейчас не откажусь от третьего.
– Бар пока закрыт. – Ли взяла нож, чтобы вступить в поединок с грудой овощей. Первой жертвой стал кабачок. – Чем ты там занимался?
– Ловил форель и пил в компании бывшего агента ФБР. Спал на полу, возле стиральной машины.
– Какая экзотика! – Нож мелькнул в миллиметре от пальца, и Ли мгновенно отдернула руку. – Газету видел?
– Нет. А должен?
– Она того стоит. Вон, в углу.
– Очередная пошлость?
– Возьми и прочти.
Адам подхватил воскресный выпуск “Мемфис пресс” и уселся за стол. С первой страницы на него смотрело его собственное улыбающееся лицо. Снимок казался знакомым. Сделали его, должно быть, в Мичигане, на последнем или предпоследнем курсе. Статья занимала больше половины полосы и включала в себя множество других фотографий: Сэма, Марвина Крамера, Рут Крамер, Джона и Джошуа, Дэвида Макаллистера, Стива Роксбурга, Найфеха, Джереми Догана и мистера Эллиота Крамера, отца Марвина.
Тодд Маркс не терял времени даром. Материал начинался с краткого изложения печальной истории семейства Крамеров, затем автор без лишних слов возвращался в настоящее, едва ли не буквально воспроизводя заметку, опубликованную двумя днями ранее. Репортеру удалось разыскать подробности биографии Адама: колледж в Пеппердайне, юридическая школа Мичигана, редактура в профессиональном журнале, недолгое сотрудничество с “Крейвиц энд Бэйн”. Фил-лип Найфех ограничился лаконичной фразой о том, что казнь, если она состоится, будет происходить в полном соответствии с законом. Макаллистер же щедро делился с читателями своей мудростью: жуткая судьба Крамеров мучила его ночными кошмарами в течение двадцати трех лет, заявлял губернатор. Размышлять о трагедии он не перестанет до последнего дня жизни. Ему выпала высокая честь покарать Сэма Кэйхолла, проследить за тем, чтобы возмездие настигло преступника. Лишь казнь убийцы позволит перевернуть позорную страницу истории штата Миссисипи. Нет, ни о каком милосердии не может идти речи, поддаться минутной слабости означало бы предать светлую память о безвинно погибших мальчиках. И проч., проч., проч.
Стив Роксбург тоже воздал должное вниманию прессы. Он пообещал жестко противостоять Кэйхоллу и его адвокату, которые рассчитывают на новую отсрочку приговора. Генеральный прокурор лично, как и каждый его подчиненный, готов работать по восемнадцать часов в сутки, чтобы оправдать надежды и чаяния жителей штата. Дело пресловутого террориста длится слишком долго, пришла пора поставить в нем точку. Нет, жалкие попытки Кэйхолла уйти от ответственности его не тревожат, как юрист, как защитник интересов народа, он полностью в себе уверен.
Сэм Кэйхолл, пояснял журналист, от комментариев отказался, а Адама Холла в настоящий момент нет в городе. Звучало это так, будто Адам с удовольствием побеседовал бы с репортером, если бы тому удалось отыскать его.
Мнения членов семьи представляли интерес, но от знакомства с ними душу охватывала тоска. В свои семьдесят семь лет Эллиот Крамер все еще работал и считал себя человеком достаточно бодрым – несмотря на проблемы с сердцем. Его до сих пор переполняло чувство горечи, он винил Клан и Сэма Кэйхолла не только в гибели внуков, но и в смерти сына, Марвина. Двадцать три года он ждал казни негодяя, казни, которую никто не назовет чересчур поспешной. Он гневно обличал систему правосудия, позволившую осужденному десять лет разгуливать на свободе. Он не был уверен, сможет ли присутствовать при экзекуции, зависеть это будет от докторов, но, во всяком случае, очень хотел бы. Хотел бы заглянуть Кэйхоллу в глаза.
Рут Крамер говорила намного сдержаннее. “Время, – сказала она, – врачует самые глубокие раны. Не знаю, что буду ощущать после казни, ясно одно: сыновей мне уже не вернуть”.
