Джон Гоуди - Опасные пассажиры поезда 123
Стоп, Хаскинс, да ты никак красный! Нет, просто знаю жизнь.
Он отпустил домой своего напарника – Слотт был язвенником и ему приходилось соблюдать режим. К тому же в их части списка оставалось проверить всего троих, и Хаскинс рассчитывал, что до ночи отлично управится с этим один.
Сначала он зашел в маленькую химчистку, хозяин (и единственный работник) которой в свое время работал в метро. Его выгнали шесть лет назад за то, что он плевал в пассажиров. Он работал дежурным на станции «Таймс-сквер» и, заталкивая пассажиров в вагон в часы пик, плевал им напоследок в спину. Его застукали за этим занятием и вызвали к начальству, а он там сорвался и в конце концов плюнул инспектору на лацкан дорогого пиджака. Разумеется, в ту же секунду вышибли с работы.
На расспросы Хаскинса владелец химчистки имел сказать следующее: во-первых, он не держит зла на Управление городского транспорта. Во-вторых, надеется, что в один прекрасный день все это гребаное метро провалится в тартарары. А в-третьих, он чуть ли не весь тот день провел в кресле у дантиста, где ему выдрали два корня и заодно раскорячили всю десну. Зовут этого коновала доктор Шварц, а вот и номер его телефона…
Детектив Хаскинс сделал в блокноте пометку: позвонить доктору Швариу. Взглянул на часы – уже четверть девятого – и вытащил из кармана измятый список. Оставались двое: Пол Фитцхерберт (угол Шестнадцатой и Пятой авеню) и Уолтер Лонгмэн (угол Второй авеню и Пятнадцатой улицы). К кому сначала? Уж больно далеко они живут один от другого. Трудно принять столь важное решение без чашки кофе… А вот, кстати, и кафе на углу!
Лонгмэн
Лонгмэн не мог себя заставить включить телевизор. В кино преступники частенько попадаются на том, что скупают все газеты подряд и вырезают из них репортажи о собственных преступлениях. Глупости, никто не услышит его телевизора, можно же приглушить звук. Тем не менее он не мог пересилить себя и бесцельно кружил по квартире, не снимая плаща и сводя глаза с выключенного телевизора, стоящего напротив постели.
Но в шесть часов он вдруг машинально включил ящик. В новостях, конечно, только и говорили о захвате поезда подземки. Показывали свороченный с рельсов вагон экспресса, в котором ехала полиция. Затем они дали крупный план «участка туннеля, где происходила перестрелка». Когда камера развернулась к тому месту, где упал Стивер, Лонгмэн вздрогнул, ожидая увидеть тело или, по крайней мере, лужу крови. Кровь по телевизору было не разглядеть, но Стивера не было. Потом, правда, показали, как копы вытаскивают на носилках три накрытых брезентом трупа. Лонгмэна это не тронуло, хотя он понимал, что один из покойников – Райдер.
Было много интервью с полицейским начальством и даже с самим комиссаром. Все копы были немногословны, но каждый счел своим долгом назвать произошедшее «жестоким и отвратительным преступлением». Репортер спросил: «А как же насчет сбежавшего бандита?» Лонгмэн почувствовал, как по телу прокатилась горячая липкая волна, – и комиссар ответил: «Пока мы знаем только, что он сбежал через аварийный выход». Показали решетку выхода снаружи и изнутри, показали ступени лестницы. Комиссар добавил, что личности троих убитых налетчиков пока тоже не установлены. Двое были убиты наповал, а третий смертельно ранен в спину и умер через несколько минут после прибытия полиции. Его не удалось допросить, поскольку он был парализован и не мог говорить.
Но какие-то зацепки в поисках скрывшегося преступника все же имеются? Комиссар кратко ответил: «Дело сложное, задействовано много детективов, будем искать». Репортер не отставал: «Преступники прекрасно знали, как функционирует метро, это не может быть зацепкой?» Комиссар довольно резко ответил, что у полиции отлично отработаны методы дознания и что он надеется в ближайшем будущем сообщить прессе какие-нибудь новости. Лонгмэна снова обдала волна горячего пота, однако он заметил, как репортеры обменялись ироническими ухмылками, и ему немного полегчало.
Конечно, они проверят всех бывших сотрудников Управления, Райдер предупреждал его об этом. Он тогда сильно испугался.
– Они меня не найдут, – торопливо сказал он. – Может, я отсижусь у тебя?
– Наоборот, ты должен все время быть дома, – ответил Райдер. – Любое отклонение от обычного образа жизни вызовет у них подозрение.
– Надо заранее придумать себе алиби.
Райдер покачал головой:
– Тех, кто позаботился об алиби, они будут проверять гораздо более тщательно. У большинства людей, которых они будут опрашивать, никакого алиби и в помине не будет, ты будешь одним из многих. Скажешь, что гулял, потом читал или вздремнул, а главное, ни в коем случае не называй точного времени, когда ты делал то или другое.
– Я подумаю, что им сказать.
– Не надо. Я не хочу, чтобы ты репетировал, не хочу, чтобы ты даже думал об этом.
– Я скажу, что услышал обо всем по радио, что был потрясен…
– Не надо демонстрировать, какой ты добродетельный. Им на это вообще наплевать. Они будут проверять сотни людей – просто на всякий случай. Ты всего-навсего один из длинного списка.
Незачем бить тревогу. Незачем заранее паниковать. Он справится. Лонгмэн слушал, как полицейский комиссар, отбиваясь от журналистов, признал, что описания внешности сбежавшего отрывочны. Построить фоторобот вряд ли удастся. Пассажирам показывали фотографии преступников из полицейской картотеки, они никого не опознали. Лонгмэн даже улыбнулся: прошлое у него было чистое, его карточки в полиции быть не могло.
Репортеры взяли интервью у нескольких пассажиров: девица в мини-юбке выглядела на экране старше, чем в действительности; здоровенный театральный критик нес какую-то высокопарную чушь; двое чернокожих посыльных переглядывались и смущались. Черный парень, которого ударил Стивер, выкрикнул, что сделает сейчас заявление по расовой проблеме, и поднял сжатый кулак, после чего режиссер отключил звук. Внезапно Лонгмэн почувствовал, что ежится под пристальными взглядами пассажиров. Сгрудившись перед камерой, они, казалось, смотрели прямо на него. Он выключил телевизор.
Прошел на кухню, поставил чайник. Так и не снимая плаща, сел за стол и съел крекер, макая его в чай. После этого закурил, попутно удивившись, что все это время его совершенно не тянуло курить. Потом вернулся в спальню, лег на кровать и тут же почувствовал, как что-то тяжелое больно уперлось ему прямо в грудь.
Пояса с деньгами. Вскочив с кровати, Лонгмэн подошел к входной двери, проверил все три замка и вернулся в комнату. Тщательно задвинул темно-зеленые занавески, он снял плащ, пиджак и, наконец, пояса. Ровненько разложил их на кровати.
Уолтер Лонгмэн, сказал он себе, ты стоишь полмиллиона баксов. Он повторил это вслух, еле слышным шепотом, но шепот вдруг превратился в крик. Он зажал рот обеими руками.
Анита Лемойн
В жизни Аниты Лемойн бывали неудачные дни, но чтобы такое… Мало того что она упустила клиента, так ее еще показали по телеку – без косметики и в компании всех этих идиотов.
Было уже сильно за восемь, когда копы наконец отпустили пассажиров. Бывшие заложники вышли из дверей Департамента полиции и в нерешительности остановились на тротуаре. За пару кварталов к югу, на Кэнел-стрит, еще наблюдалось кое-какое шевеление, но Сентер-стрит была холодной, унылой и совершенно пустынной.
Они еще немного постояли вместе, сами не зная зачем. Затем старая пьянчужка запахнула свои лохмотья и, неуверенно переставляя ноги, поплелась в темноту. Через мгновение откололся и черный активист: надвинул поглубже берет и ушел – быстрым и уверенным шагом. Да, подумала Анита, на этих двоих случившееся особого впечатления не произвело: они примерно так и представляли себе эту жизнь и этот город.
А как насчет ее собственных представлений? Ну тут все понятно: горячая ванна с французской ароматической солью быстро приведет ее в чувство. Но прежде всего надо проверить автоответчик – вдруг кто-то звонил по поводу работы. Не каждый день тебя показывают по телевизору.
– Я даже не знаю, где мы. – Мамаша двух мальчуганов едва не плакала. Малыши от усталости едва держались на ногах, зевая во всю глотку. – Боже мой, кто-нибудь может мне объяснить, как добраться до Бруклина?
– Очень просто, – сказал старик. – На метро. У нас самое быстрое и безопасное метро в мире.
Он засмеялся собственной шутке, но его никто не поддержал, мелькнули лишь несколько вымученных улыбок. Внезапно двое чернокожих рассыльных, все еще держащих под мышкой свертки, которые они должны были вручить много часов назад, пробормотали что-то вроде «пока» и заспешили прочь.
Старик крикнул им вслед:
– Пока, ребята, счастливо! – Они махнули в ответ.
– Ну что ж, приключение мы пережили по меньшей мере экстраординарное, не так ли?
Опять этот театральный критик. Она даже не взглянула на него. Сейчас, наверно, предложит подбросить ее на такси, потом спросит, может ли он подняться к ней, выпить чего-нибудь? Да пошел он. Она отвернулась, но порыв ледяного ветра буквально пронзил ее насквозь. Ладно уж, пусть подбросит, простужаться ей некогда.
