Двадцать три часа (СИ) - Брэйн Даниэль

— Ну? — хмуро спросил Андрей. — Докладывай.

Юрка быстро и, как надеялся, четко изложил результат беготни по городу. Андрей хмурился, потом проверил почту — пока ничего не было.

— Странно... — пробормотал он. — Сухой мужик. Но мало ли. А про женщину этот Якушев ничего не говорил? Погоди, ща приду.

Юрка остался один. Что происходило, пока его не было, он так и не узнал.

Андрей вернулся минут через пять, плюхнулся на старое офисное кресло.

— Дал Сереге задание по станциям проверить, — сообщил он. — Чтобы ты был в курсе: Салага побегал вокруг дома. Коляску осмотрели уже, скоро привезут.

— И? — поторопил Юрка, не дождавшись продолжения. — Чего ты спросил про женщину?

— Следы, — усмехнулся Андрей. — Что, не понял?..

Юрка почувствовал, как становится одного цвета со свеклой. Он ведь думал о том, что следы очень странные, но почему — так и не понял, а вот у Салагина, как оказалось, глаз был отнюдь не салажий.

— Салага сказал, что женщина шла. — Впрочем, в лице Андрея особого недовольства не было. — Проехали, со временем научишься. С одной стороны, какая в нашем районе оперативная работа, материала мало. Так вот, размер ноги большой, почти мужской, а шаг маленький. Как будто юбка у нее была узкая или пальто длинное, в пол.

— Выходит, коляску укатила женщина? — с сомнением спросил Юрка. — Допустим, я же не спорю. Но зачем она ее бросила? А ты решил, что им как раз коляска нужна.

— Решил. — Теперь пришла очередь признавать свою ошибку Андрею. — Но коляску прикатили и оставили, причем следы все равно видны. Тут что-то непонятное. Но она вылезла с другой стороны дома и по Кировской прошла сто метров до Вокзальной, а там всегда натоптано, народ со станции идет. Но рисковала, если шла с ребенком. На Вокзальной Салага след, разумеется, потерял, мы попросили у соседей собаку, может, что-нибудь это и даст. А пролезла она в окно слишком ловко, баба, видать, молодая... Но вот ты мне скажи, какой смысл?

— Месть? — неуверенно спросил Юрка. — Может, ревнивая любовница?

Андрей вздохнул, откинулся на спинку, кресло предупреждающе заскрипело.

— После твоего ухода потерпевшую пробило на слезы, — сказал он. — Долго рыдала, мы хотели скорую вызывать. Но потом пришла в себя. Если у ее сожителя любовница есть, то не местная, он в городе работает, охранником, сегодня как раз на работе. Мы с Никольским о мести подумали, но вот как? Не могла же она ближе к ночи караулить ребенка своего хахаля? Да еще в незнакомом городе. Подождать, пока Наталья оставит ребенка, украсть коляску, ребенка вынуть — нет, она ведь должна была это как-то предвидеть, да и деваться куда? Нет, бабы, конечно, есть те еще дуры, но это уже «След» какой-то. Опять же, электрички. После семи только три. Может, конечно, у нее машина была, гайцов мы тоже дернули, пусть посмотрят по камерам... но толку от этого, если честно, выйдет немного. Даже если была у нее машина, это значит, она ее где-то оставила, потом пришла к магазину, увела коляску, взяла ребенка, вылезла в окно, вернулась с ребенком к машине?.. Херня какая-то получается, откуда она знала про выселенный дом и окно? Местную легко опознали бы на Вокзальной. Хотя от ревнивых баб чего угодно можно ждать.

Андрей своей рабочей версией был недоволен, кривился, и Юрка его понимал. Для сценария сериала это годилось, но как преступление выглядело неубедительно. Юрка решил Андрея немножечко подбодрить.

— А могла она караулить саму Наталью? Хотела ей морду набить, а потом вдруг решила, что похищение лучше?

— Все может быть. — Андрей выпрямился. — Ее ищут, по крайней мере, людей опрашивают. Шеф участковых вызвал, отправил по городу. Никольский с потерпевшей, а меня тут вроде за старшего оставили. Так что давай, поссы, если надо, и к Витьке Лагутникову в помощь. Он сейчас по домам ходит, потом я к вам еще Салагу подгоню, если сами не справитесь.

— По каким домам? — удивился Юрка. — Ночь на дворе. — Он посмотрел на смартфон. — Без четверти полночь.

— Суббота, некоторые еще не спят, в окна надо посматривать. Давай, звони Лагутникову, мухой к нему и народ опрашивать. Если что — сразу звони.

Капитана Лагутникова, участкового, Юрка нашел курящим возле подъезда.

— В рот мне ноги, — поприветствовал его Лагутников. — Когда не надо, все сидят напротив ящиков, трезвые и балду пинают. Когда надо вот позарез, все спят, суки. Уже раз пять нахер послали.

В принципе Лагутников был в отпуске. Хотя отпуска у участковых, конечно, условные — если бедолага никуда не уезжал, то оставался все равно на участке. Лагутников остался — деваться участковому оперуполномоченному, да еще и с семьей, учитывая их зарплату, зимой категорически некуда.

Лагутников был опытен, рассудителен, не пил, имел незаконченное высшее образование, но, к сожалению, у него имелся серьезный недостаток, истребить который за пятнадцать лет его беспорочной службы не удалось никому. Стоило Лагутникову увлечься, как у него напрочь пропадал цензурный словарный запас. За ним проверяли все материалы, потому что даже самые изысканные показания Лагутников мог извратить на корню. Как-то, года три назад, обнесли дачу доктора филологических наук. Несчастный профессор в самых точных и образных выражениях расписывал приключившуюся напасть. Уставший Лагутников после трех бессонных суток — кражи почему-то тогда пошли валом — положил на стол шефу протокол, в котором вся профессорская речь уместилась на двух листах: на одном был перечень похищенного, на другом — единственная, но емкая фраза: «Кто мог стыбздить, в душе не имет». Что примечательно, профессор охотно подписал «с моих слов записано верно». С юмором попался мужик.

Поэтому Юрка догадывался: на опрос населения Лагутникова вызвали неспроста. Это значило, что поднят весь отдел, а тишина объясняется тем, что все уже разбежались по заданиям. Что-то происходило довольно серьезное, что-то, что Юрка пока не знал.

Открывали не то чтобы неохотно, но как-то невесело, бурчали «ничего не видел» и сразу захлопывали дверь. Портить отношения с участковым никто не хотел, выполнять гражданский долг — тоже.

Юрка присоединился к обходу, но нового ничего не узнал. Он не очень понимал и направление розысков, но не спорить же ему было с Андреем, который к тому же был старший по званию? Никто ничего не видел, толком никто ничего сказать не мог.

Одна женщина, которая явно еще не ложилась, вспомнила саму Наталью.

— Это же семья, которая у Минкиных квартиру снимает! — ахнула она. — Господи, как же так-то...

— Вы этих жильцов, выходит, знаете? — насторожился Юрка.

— Нет, я Минкиных знаю... У меня в том доме кум живет. И девочку с колясочкой я позавчера видела. Ой, беда какая…

— А где их самих найти? — перебил Юрка.

— Так они в центре живут, у дочки...

Юрка спросил у женщины телефон Анны Минкиной и вышел из подъезда. У него эта квартира в двухэтажном доме была последней.

Лагутников ждал его возле подъезда.

— Пошли в отдел. Никольский всех вызывает.

Юрка с готовностью кивнул. Он уже адски хотел спать, но еще больше он хотел получить хоть какую-то информацию. Вошли они как раз в тот момент, когда Дядя Степа, участковый оперуполномоченный Семен Ковалев, прозванный так за высоченный рост, заканчивал свой рапорт.

Народу в кабинет шефа набилась тьма. Были подняты даже девочки из миграционки. Юрка понял, что это уже не просто чрезвычайная ситуация, а натуральный кабздец.

— Что у вас? — мрачно спросил Никольский. — По нулям? У обоих?

Лагутников молча кивнул.

— Значит, так, — Никольский поднялся. — Подведем те итоги, что пока что имеем.

Народ расступился, как мог. Никольский обошел стол шефа, оглядел собравшихся и сел на стол.

— Около девятнадцати часов вечера субботы от магазина «Елочка» была украдена детская коляска, в которой находился годовалый ребенок.

Эти слова, в которых не было ничего неожиданного, прозвучали в Юркином сознании страшно.

— Плотникова Наталья Владимировна, девятнадцати лет, незамужняя, уроженка деревни Гусь, безработная, вчера около девятнадцати часов вышла из квартиры с ребенком, — ровно продолжал Никольский. — Направилась в магазин за сигаретами. Именно в «Елочку». Я у нее спросил, почему именно в этот магазин, но — внимание — вменяемого ответа не получил.