Тим Уивер - Обгоняя смерть

— И устроились официанткой?

— Да.

— Как вы проводили время с Алексом?

— Много ездили. Алекс любил море.

— Выезжали на побережье?

Кэти кивнула.

— Часто?

— В основном по выходным. Иногда на неделю. Алекс нашел работу в страховой компании. Он ее и любил, и ненавидел. Иногда в понедельник утром не хотел туда идти. Поэтому мы купили старый «фольксваген» и уезжали когда захотим.

— Его родители знали, что он прогуливает?

— Нет.

— Так и думал, — улыбнулся я. — А что с вашей работой?

— Ко мне хорошо относились. Разрешали выбирать присутственные часы. И если мы уезжали на два дня, я потом отрабатывала. Платили мало, но эти деньги были нам очень кстати.

Кэти мысленно перенеслась в прошлое. Я дождался, когда она вернется.

— Что вы думаете об отце Алекса?

Она пожала плечами:

— Со мной он всегда был очень приветлив.

— Алекс говорил когда-нибудь, о чем они беседовали?

— Нет. Рассказывал, где бывали, что делали. Я уверена, будь это что-то значительное, Алекс сказал бы мне.

— Он давал о себе знать за эти пять лет до смерти?

— Нет. — Пауза. — Поначалу я ждала у телефона часов до трех ночи, мысленно упрашивая, умоляя его позвонить. Но звонков не было.

Я взглянул в свои записи.

— Когда вы последний раз разговаривали?

— Вечером, накануне его отъезда. Мы решили отправиться в Корнуолл. У него были отгулы, и он поехал на пару недель к родителям. Когда я позвонила, его мать сказала, что он ушел и не вернулся домой. И даже не попрощался, хотя всегда давал о себе знать.

— Его тогда тяготила работа?

— Нет, — ответила она, немного подумав.

Я сменил тему:

— У вас были любимые места, которые вы часто посещали?

Кэти потупилась, явно колеблясь. Я понял, что такое место у них было, и для нее оно много значило.

— У северной границы Корнуолла, — наконец заговорила она. — Приморская деревня Каркондрок.

— Вы там останавливались?

— Мы часто ездили туда на автофургоне.

— Вы туда возвращались после его исчезновения?

Еще одна пауза, на сей раз более долгая. Когда Кэти подняла на меня взгляд, стало ясно, что возвращалась, — и это было мучительно.

— Там есть одно место на берегу. Пещера. Я ездила туда месяца через три после того, как исчез Алекс. Сама не знала, чего ожидать. В глубине души, конечно, понимала, что его там не будет, но мы любили этот уголок и никому о нем не говорили. Ни одному человеку. Поэтому мне казалось, что именно там стоит искать.

— Кроме вас, никто не знал о нем?

— Только я и Алекс. А теперь вот еще и вы.

Кэти посмотрела на меня, словно хотела что-то добавить, но промолчала, и я поднялся, собираясь уходить.

— Подождите минутку. — Она положила ладонь мне на руку и, слегка покраснев, убрала ее.

Я взглянул на Кэти:

— Там что-то было?

Она кивнула:

— Пещера… В глубине есть камень в форме наконечника стрелы, острие обращено вверх. На нем нарисован черный крест. Под ним я зарыла коробку, которую оставила там для Алекса. Несколько старых писем, фотографий и поздравительная открытка с днем рождения. Это последняя весточка, которую я от него получила.

— Поздравительная открытка?

— Да.

— Алекс преподнес ее вам до отъезда к родителям на эти две недели?

— Нет. Отправил оттуда по почте. Когда я получила ее, он уже исчез.

— Съезжу взгляну, — сказал я.

— Не знаю, что вы найдете, — произнесла Кэти, опустив глаза. — Но когда мы виделись в последний раз, Алекс сказал странную вещь, мол, нужно использовать этот тайник, чтобы оставлять там сообщения, если мы расстанемся.

— Расстанетесь? Что он имел в виду?

— Не знаю. Я спросила, но Алекс не объяснил. Сказал только, что если такое произойдет, это будет наше место. Куда мне нужно заглядывать прежде всего.

— И он оставлял там для вас что-нибудь? Какие-то сообщения?

Она покачала головой.

— Вы проверяли регулярно?

— Я не бывала там года два. Но раньше ездила, откапывала эту коробку в надежде, что в ней что-то будет от него.

— Но не было?

Кэти промолчала. Ей не требовалось ничего говорить.

6

Когда я вышел от Кэти, небо уже начинало темнеть. Я открыл дверцу машины, бросил блокнот на заднее сиденье и взглянул на часы. Половина четвертого. До возвращения домой мне предстояло кое-что сделать. Накануне на это не было сил.

По пути я остановился у цветочного магазина, купил букет роз, несколько белых гвоздик и потратил еще двадцать минут на дорогу. Когда наконец подъехал к воротам Хэйденского кладбища, солнце уже почти зашло. На пустой автостоянке начали зажигаться огни. Ни других машин. Ни людей. Ни звуков. Кладбище находится неподалеку от Холлоуэй-роуд, между Хайбери и Кэнонбери, но тишина стояла неестественная, словно мертвые унесли шум с собой в могилу. Я заглушил мотор и немного посидел, чувствуя, как в машину проникает холод. Потом надел пальто и вылез наружу.

Ворота венчала красивая кованая арка с причудливо отлитым названием «Хэйден», и, проходя под ней, я обратил внимание, что палая листва сметена с дорожки и свалена в кучи. У меня на миг возникло дежа-вю. Мелькнуло и исчезло. Словно я был здесь, шел по этой земле полтора года назад. Только в тот раз вместе с Деррин.

Участок, где она похоронена, со всех сторон окружают высокие деревья, внутри построены разделительные стены с четырьмя или пятью надгробиями в каждой секции. Подойдя к могиле, я увидел цветы, которые положил месяц назад. Они увяли. Сухие лепестки жались к надгробию, стебли сгнили. Я опустился на колени, сгреб старые цветы и положил новые в изножье могилы, шипы на стеблях вонзались мне в ладони.

— Прости, что вчера не пришел, — сказал я негромко. Ветер подхватил и унес мои слова. — Но я все время думал о тебе.

На могилу упало несколько листьев. Когда я поднял взгляд, по одной из ветвей прыгала птица. Ветка слегка раскачивалась под ее весом, потом птица сорвалась с места и улетела за пределы кладбища.

Направляясь к автостоянке, я увидел, что кто-то отходит от моей машины. Одежда этого человека была темной, грязной, шнурки ботинок волочились по земле. Он выглядел бездомным. Когда я приблизился, он быстро взглянул на меня. Капюшон отбрасывал тень на его лицо, но я заметил, как блеснули глаза, — он явно не ожидал, что я так быстро вернусь.

Внезапно он пустился бежать.

Я прибавил шагу и увидел, что заднее стекло моей машины разбито, дверца распахнута. Возле колеса среди осколков валялись мой блокнот и дорожная карта.

— Эй! — крикнул я и бросился ему наперерез, пока он не достиг входа. Он испуганно оглянулся. — Что ты делаешь, черт возьми?!

Он побежал быстрее, капюшон сорвало ветром, и я мельком увидел его лицо. Грязное, худое, заросшее бородой. Он походил на наркомана: кожа и кости, ни капли жира.

— Эй! — крикнул я снова, но он уже скрывался в темноте у кладбищенских ворот.

Я припустил за ним к дороге, но когда достиг ее, он был уже примерно в четверти мили, бежал по тротуару на другой стороне улицы. Оглянулся, проверяя, не догоняю ли я его, но темпа не сбавил. И скрылся за углом.

Я вернулся к кладбищу и оглядел машину. Эта старая «БМВ» третьей серии была у меня уже несколько лет — ни проигрывателя компакт-дисков, ни спутникового навигатора. Ничего такого, что имело бы смысл красть.

Бардачок был распахнут, его содержимое валялось на передних сиденьях. Автомобильный справочник раскрыт; пакет с конфетами разорван. Видимо, этот человек искал деньги, что и обошлось мне в стоимость нового стекла.

7

Я проснулся в три часа ночи. «Окончание» Брайана Ино негромко доносилось из стереосистемы, звук телевизора был выключен. Деррин говорила, что мой музыкальный вкус ужасен, а коллекция фильмов — сплошной криминал. Возможно, относительно музыки она была права. Я считал «Окончание» верхом совершенства и очень любил эту песню; даже Деррин находила ее замечательной.

В той местности, где я вырос, время проводили в магазине грампластинок или кинотеатре. Я предпочитал кино, главным образом потому, что родители отставали от современных технологий; мы чуть ли не последними в городке купили проигрыватель для компакт-дисков. Видеомагнитофон тоже долго не покупали, поэтому большинство вечеров я проводил в старом кинотеатре «Палладиум».

Музыкальное собрание Деррин все еще лежит в углу комнаты в картонной коробке. Я перебирал его недели через три после ее смерти и подумал, что преимущество музыки перед кино заключается в ее поразительной способности вызывать воспоминания. «Окончание» было нашей ночной песней, мы проигрывали ее перед сном за три недели до смерти Деррин. Тогда ей хотелось только прекращения боли. А потом, когда все было кончено, эту песню проигрывали в церкви на ее похоронах.