Галина Войцеховская - Рисолинда
- Прости... я напугал тебя. Прости.
- Что ж ты кричал?
- Я спал, мне снилось что-то мучительное, тяжелое... проснулся - в избе так тихо, никого нет... Мне показалось, что ты ушла...
- Ну да, я пошла коз доить. Не стоять же им не доенными всю ночь.
- Мне показалось, что ты совсем ушла... Бросила меня здесь - и ушла.
- Как же я тебя брошу? Что бы ты тут делал - раненный, в лесу, один?
- Ты меня испугалась там на лугу... Убегала...
- Конечно, убегала! Ты же меня прогнал. Смотрю - несешься за мною с дубиной...
- Мне было страшно - привыкнуть к человеку в доме, к хорошей еде, к тому, что тебя встречают и ждут... У меня была жена - давно, десять лет назад. Я жил тогда в лесу недалеко от Рисолана. Там богатые лиственные леса и дичи много... Мы прожили вместе три года. Мне казалось - мы хорошо жили. А потом она ушла от меня - сказала, что ей скучно и страшно в глухом лесу. Я попробовал перебраться в деревню - но что мне там было делать? Я лесовик. Охотник. Не знаю другого ремесла. В деревне смеялись надо мной, что я такой большой и неловкий. И жена смеялась, не захотела вернуться ко мне. Расторгла Обет... Я ушел в эти горы - подальше от Рисолана, в самую безлюдную глушь, где никто не знал о моем позоре, и не смеялся надо мной. Здесь, в какую сторону ни пойди - день пути до ближайшего человеческого жилья. Я построил эту избушку, и жил тут один... Десять лет... А потом ты явилась, принялась лечить меня и готовить вкусную еду... Мне было страшно отвыкать от одиночества - ты ведь тоже скоро уйдешь. У тебя на пальце кольцо - значит, где-то есть муж, дом. Ты уйдешь - а я опять останусь один. Я хотел, чтобы ты ушла побыстрее, пока я ещё не привязался к тебе. От одиночества к человеку быстро привязываешься... Я прогнал тебя с горя, а не со зла... И тут же пожалел об этом. А потом искал всю ночь, в лесу. Зверья здесь много, опасно... Всю ночь я думал, как ты бродишь во тьме, под дождем. Не мог себе простить... Я вымок, продрог до костей... Не нашел, иду вдоль реки, сам не свой, а тут ты - из стога вылезла, нос на солнышко подняла, смеешься и чихаешь. Я так обрадовался - все мысли отшибло. Не подумал, что ты испугаешься - такого мокрого, грязного, да ещё с дубиной... Голос его звучал слабо, хрипло, надломлено. В нем слышалась тоска многолетнего одиночества... Мелисента погладила ладошкой по спутанным волосам:
- Я тебя тут не брошу. Давай договоримся - ты выздоровеешь, и отведешь меня в Ларемур. Там моя приемная матушка живет в лесу, недалеко от Ларемура. Её Фионой зовут. Она хорошая лекарка - самая лучшая. Может быть, она сумеет поправить твое плечо. Может быть, тебе там приглянется, и ты поселишься где-нибудь поблизости. У нас большой, красивый лес. Дичи много, но никаких медведей и рысей не водится. Ходил бы к нам в гости. Ты бы понравился Фионе....
- Такой урод?
- Вовсе ты не урод. У тебя шрамы на лице, но знаешь - шрамы мужчин не портят.
- Ни одна женщина не захочет, чтобы её целовали такие рваные губы.
-- Не берусь судить. - Засмеялась Мелисента. - сейчас я покормлю твоих брыкливых коз, потом принесу тебе теплого молока, потом сварю лекарство - очень горькое, но тебе придется все выпить. Потом ты будешь спать крепко, до самого утра. И проснешься почти здоровым! - она спрыгнула с полатей, и помчалась в сарай, весело напевая. Почему-то она была теперь уверена, что все у них будет хорошо.
Глава 6.
О добрых пчеловодах, злых разбойниках и хитрой девушке.
Старый пасечник сидел за столом, тяжко вздыхал. Вытирал рукавом слезящиеся глаза. Хоннор, положив на лавку ноющую от долгой ходьбы ногу, жевал медленно и устало - кусок не лез в глотку. Мелисента вышла из-за занавески, где метались неровные тени светильни, слышались плач и стон. Откатывая рукава, села за стол. Взяла было кусок лепешки, да отложила:
- И что же, никто их здесь не видел, не знает - что за люди такие?
- Они не заглянули в деревню. Дом Шоннана возле самой дороги. Несколько человек поскакали вперед отряда. Шоннаха их видела - полоскала белье на ручье. Она поторопилась дополоскать, чтобы помочь старой Шоххе принять гостей - кто ж знал, что это за гости... Оставила на мостках корзину с мокрым бельем, а сама побежала по тропе вдоль ручья. Пока добежала до опушки - они уж спешились. Старая Шохха приветствовала их на пороге. Они спрашивали о чем-то, она не знала, мотала головой - Шоннаха видела... Потом рубанули Шохху топором по склоненной маковке. Так она у порога и осталась лежать - мертвая. Они в один миг вынесли, что им в доме понравилось - Шоннан жил достойно, богато. Поделили, в сумы седельные распихали. Полотно в суму не влезало - бросили на землю, саблями порубили... Мед тоже вынесли, брагу, еду, какую нашли. Отряд подошел - все съели тут же, возле мертвой старухи. В каморе медовуху в бочонках нашли - забрали с собой. Уходя, дом подожгли - надобности в том не было никакой, из черной жесточи своей подожгли. Мальца они в доме оставили - он им не нужен был, они и не подумали о нем... Не подумали, что ведь он заживо сгорит. В хлеву скотину перебили... Скотина-то им чем помешала? С собой забрать не могли - так перебили, и все... Они на дорогу только повернули - Шоннаха в дом забежала, сына выхватила из колыбели. Уж на самом пороге была, когда рухнула крыша. Сил моих нет слушать, как она стонет... Помрет ведь, а?... Или не помрет? - смотрел на Мелисенту с тоской и надеждой, моргал красными веками. Она поспешила утешить:
- Не помрет, не бойся. Ожоги не сильные - все ж её крыша не привалила, только огнем обдало. Больно, конечно, вот и стонет. Я ей настойку дала, на маковом молочке. Она проспит спокойно всю ночь. Мазь целебная к утру раны-то подсушит, подживит. Ничего,... обойдется,... жива будет твоя дочка.
Старый Шошон горестно вздохнул:
- И откуда ж напасть такая на нас? Раньше никогда не видано было такого разбоя. Кто такие, откуда пришли? А ежели вернутся? Тогда что? Я парней пятерых послал - молодых, легконогих - устроить заставы вдоль кромки леса. Чтоб хоть загодя предупредили. Сына своего послал... Живого увижу ли?
Хоннор вздохнул тяжело:
- Разбойникам-то здесь деваться некуда. Дорога упирается в ущелье, моста там теперь нет. За старой винокурней - горы да лес. Они вдоль дороги все сожгли, разграбили. Видно, не думали, что дальше пути нет, и придется возвращаться. А теперь - припасы кончились, еды достать уже негде. Беспременно они вернутся сюда.
Шошон покосился на Хоннора:
-- А твоя изба-то ближе к винокурне. В сторонке немного, но от дороги просека есть, не минуют. Припасу у тебя, чай, немало. Ты мужик хозяйственный. Может, там возьмут еду, да и пойдут куда-нибудь... в другую сторону.
-- Не надейся, старик. К нам трое уже заглянуло, остальные ниже по реке ушли... Избу сожгли...
-- А сам-то ты как же?
- Отбился...
-- А она-то?... Девка-то?... А?... - он мялся, не решаясь спросить страшного, стыдного...
Мелисента усмехнулась:
-- Они сначала чинно подошли. Спросили, не проходил ли чужой кто, не проплывала ли лодка. Я им объяснила, что тут лодки не плавают, что ниже по реке водопады. Расспросили, кто ещё в здешних местах живет. К столу я их пригласила - щи как раз в печи доспевали, и хозяин вот-вот прийти должен был. Они вроде направились к столу, я чугунок-то вынимать стала, а тут один меня и облапил. Оглянулась - они все ко мне руки тянут. Сопят, толкаются... Ну я чугунок-то кипящий схватила, - Мелисента показала волдыри на ладонях - с разлету щами на них плесканула. И в подпечек прыгнула, в дровяницу. Они от боли ревут, визжат... Потом давай головни из печи в дровяницу кидать. Я из дровяницы в сарай выскочила, там дверка была, чтоб дрова через горницу не носить, в избе не мусорить. Из сарая в ворота - и к лесу бегом. Они из избы через окошко увидали. Бросились следом - злые, обваренные, волками воют. Да тут и Хоннор подоспел - положил всех, дубина у него тяжелая. А изба сгорела... Мы было через лес на винокурню двинулись. Думали, просто разбойники какие напали на нас. Подошли - винокурня горит, на поляне отряд целый, все перепились... Им дальше винокурни не пройти - скалы там, водопады. Значит, дня через три обратно пойдут.
-- Что ж не сразу?
-- Да мы подумали, что нам времени надо побольше, чтоб убежать. В лесу без еды, без крыши над головой долго не протянешь. Нужно было выбираться к человеческому жилью. Ближе вашей Шоши ничего нет. От винокурни сюда два дня пешего ходу. Хоннор не быстрый ходок, а они на лошадях... Ну, и придержали их дня на три.
-- Это как?
-- Мелисента им ночью травы какой-то в бочку с крепким хлебным вином подсыпала. Там стояла початая... Они её с самого утра, видно, и допили, раз до сих пор сюда не явились...
-- Что ж они - может, помрут? - в глазах старого пасечника вспыхнул лихорадочный огонек.
-- Нет, - покачала головой Мелисента - такого у меня ничего нет. Я лечить людей могу, а травить их до смерти у меня нечем. Благодарение Святыням, что хоть те лекарства да настои, что я за лето наготовила - все в летней кухоньке хранились, в стороне от избы. Места здесь на всякое разнотравье богатые, я много чего припасла. Половину хотела там и оставить - нести тяжело. Хоннор не допустил - подобрал все, до последней сухой былинки. Вишь ты - пригодились...
