Джим Томпсон - Чертовка
— С нами? Что значит «с нами»? — спросил я. — Я каждый день вкалываю до потери сознания. Работаю как вол, и что, черт подери, я за это получаю? Ни черта я не получаю, так-то. Ни нормальной еды, ни чистой кровати, ни хотя бы стула, куда я мог бы сесть, чтобы меня тут же не затоптали полчища тараканов.
— Я… — Она прикусила губу. — Я знаю, Долли. Но они опять появляются, эти насекомые, что бы я ни делала. Вожусь с утра до ночи, а проку чуть. В общем, наверное, я просто устаю, Долли. Как бы я ни старалась, все без толку. Ну просто все из рук валится. Раковина вечно засоряется, в полу большие щели и…
— А как насчет других мест, где мы жили? Небось там у тебя чистота была идеальная?
— Мы никогда не жили в приличной квартире, Долли. В такой, где я могла бы себя проявить. Всегда были халупы вроде этой.
— Ты, верно, хочешь сказать, что они стали халупами, — заметил я. — После того, как ты пустила все на самотек — бездельничала только и слонялась почем зря. Тебе просто наплевать — вот в чем штука. Знаешь, ты бы видела, как приходилось вкалывать моей матери, чтобы привести наше жилье в порядок. Семеро детей в квартире на солнечную сторону, без горячей воды, но все блестело, и ни пылинки…
— Ладно! — завопила Джойс. — Я же не твоя мамочка! И не равняй меня с другими женщинами! Я — это я, понял? Я, я!
— Нашла чем гордиться.
Она открыла и закрыла рот. Потом смерила меня долгим взглядом и снова повернулась к зеркалу.
— Хорошо, — сказал я. — Хорошо. Ты сказочная принцесса, а я хам. Знаю, что тебе приходится нелегко. Знаю, что было бы куда лучше, зарабатывай я больше денег, и, видит Бог, я бы этого хотел. Но у меня не получается, и ничего тут не попишешь. Так почему бы не радоваться тому, что есть?
— Хватит уже разговоров, — оборвала меня Джойс. — Так и знала, что толку от них никакого.
— Черт побери, я же прошу прощения. Я целый день мотался под дождем, пока ты валялась в постели, и вот прихожу в этот чертов свинарник, мне тошно и погано и…
— Пой, пой, — вставила она. — Пой, король.
— Я же говорю — извини меня! — повторил я. — Я прошу прощения. А теперь — как насчет того, чтобы согнать твоих любимчиков со жратвы и приготовить мне ужин?
— Сам готовь свой проклятый ужин. На тебя все равно не угодишь.
Она отложила помаду и взяла карандаш для бровей. Дикая, слепящая боль пронзила мне лоб.
— Джойс, — сказал я, — я же извинился. Я прошу тебя приготовить мне ужин, Джойс. Пожалуйста, понимаешь? Пожалуйста!
— Проси-проси, — уперлась она, — хрен допросишься, ля-ля-ля.
И продолжала возиться с карандашом для бровей. Можно подумать, меня тут просто не было.
— Детка, говорю же — я не шучу. Лучше бы тебе поджать хвост и топать на кухню, пока я его не оторвал. А будешь дальше кобениться, придется тебе таскать его за собой в сумке.
— Ну разве ты не прелесть? — сказала она.
— Джойс, я просто предупреждаю. Даю тебе последний шанс.
— Да здравствует король! — Она издала чмокающий звук. — Этот поцелуй тебе, король.
Я размахнулся от пояса и выдал нежнейший хук, на какой только был способен. Она крутанулась на каблуках и плюхнулась спиной прямо в ванну, полную грязной воды. Господи Исусе, ну и видок у нее был!
Я, смеясь, прислонился к двери. Она выкарабкалась из ванны, роняя грязную мыльную пену, и потянулась за полотенцем. Знаете, я ведь не сделал ей больно. Черт подери, покажи я свой настоящий хук, я бы ей голову свернул!
Она принялась вытираться и сперва ничего не говорила, а я уже не смеялся. Потом она сказала одну вещь, жутко смешную, а в то же время и грустную. Сказала так задумчиво и мягко, словно важнее этого ничего не было на свете.
— Это мои последние хорошие чулки, Долли. Ты порвал мои единственные чулки.
— А, черт. Достану я тебе чулки. Поищу в чемодане с образцами.
— Те я не могу носить. Они по щиколотке не садятся. Верно, придется мне идти с голыми ногами.
— Идти? — переспросил я.
— Я ухожу. Сейчас. Сегодня. Ничего мне от тебя не нужно. Заложу часы и кольцо — хватит на то, чтобы прокормиться, пока не найду работу. Все, чего мне хочется, — это уехать отсюда.
Да вали ты на здоровье, коли так приспичило, сказал я ей, туфли-то к полу не прибиты.
— Сначала только обмозгуй хорошенько, что да как. Лучше бы тебе перекантоваться тут, пока не нашла работу. В нашем-то городишке с ночными клубами туго.
— Что-нибудь найду. Я ведь не обязана оставаться в этом городе.
— Какого же черта ты раньше не искала работу? — спросил я. — Если бы ты тоже что-то приносила в дом, если бы хоть немного старалась…
— С какой стати? С чего бы мне это в голову пришло? Я что, должна горбатиться ради парня, который и в церкви слова доброго не скажет? — чуть не взвизгнула она и добавила уже спокойнее: — Ладно, Долли, я все это сто раз уже говорила. Я — это я, а не кто-нибудь другой. Может, я должна была больше стараться, а может, и ты, но мы не старались, и все было бы точно так же, начни мы сначала. А теперь, если позволишь… мне надо привести себя в порядок…
— Откуда вдруг такая скромность? — удивился я. — Мы пока что еще женаты.
— Ничего, недолго осталось. Не мог бы ты теперь выйти, Долли, пожалуйста?
Я пожал плечами и вышел за дверь.
— Ладно, — сказал я. — Я еду в центр, раздобуду чего-нибудь поесть. Удачи тебе и наилучшие пожелания ребятам из полиции нравов.
— Д-Долли… и это все, что ты можешь сказать в такую минуту?
— А что, по-твоему, я должен говорить? «Питер, Питер — тыкв любитель»?[2]
— А т-ты разве… Ты не хочешь поцеловать меня на прощанье?
Я кивнул на зеркало:
— Это? Угадай с трех раз, пупсик. Правильный ответ — «нет».
Я вышел из ванной, подставив спину как чертов дурак, и в следующую же секунду получил массажной щеткой по черепу. Боль была жуткая, и ругательства, которые летели мне вслед, не слишком ее облегчали. Но я уже не стал бить Джойс и даже браниться с ней. Решил, что сказано достаточно. И сделано достаточно.
Я погрузил чемодан с образцами в машину и отправился в город.
Убил пару часов — ужинал и мухлевал с карточками клиентов, а потом вернулся домой.
Она ушла, но память по себе оставила — если вы понимаете, о чем я. Уж она постаралась, чтобы я надолго ее запомнил. Окна спальни были открыты нараспашку, и кровать вымокла от дождя. Моя одежда… в общем, с одеждой было покончено.
Она полила чернилами все мои рубашки. Ножницами вырезала здоровенные дырки в моем костюме, моем единственном запасном костюме. Все мои галстуки и носовые платки искромсала в клочья. Все носки и белье затолкала в унитаз.
Говорил же я вам, что она шикарная малютка? Настоящая куколка. Надо будет сделать ей что-нибудь приятное, если, не ровен час, снова ее повстречаю.
Я постарался навести порядок, ну, насколько это было возможно, и только часа в два ночи наконец управился и вытянулся на диване. Обессилевший, разозленный, удивленный. Ну не мог я этого понять. Зачем, если парень ей не нравился и она не пыталась с ним ужиться, она из кожи вон лезла, чтобы его заполучить?
Я встретил ее в Хьюстоне года три назад. Я был главным в бригаде, продававшей журнальные подписки, а она торговала сигаретами в дешевом кабаке — я почти каждый вечер заходил туда отдохнуть. В общем, она с самого начала на меня нацелилась. Прилипала к моему столу так, что ее можно было принять за скатерть. Каждый раз, когда я делал глоток, ее лицо просвечивало сквозь дно бокала. Так, слово за слово, и я уже стал провожать ее домой после работы. А что еще остается делать парню, если девчонка на него вешается? Пару раз я проводил ее до дверей, а потом она позволила мне зайти. У нее была самая чудная однокомнатная квартирка, какую только можно себе представить. И наверное, с приходящей уборщицей, так что Джойс оставалось только следить за собой, и она неплохо с этим справлялась. Впрочем, не то чтобы я очень хорошо осмотрел квартиру. Я тогда кое о чем другом думал. И сказал: «Милая, а как насчет?..» И тут — бах! Размахнулась и врезала мне по морде. Я вскочил со стула и собрался уходить. Она — в слезы. Сказала, что я бы не считал ее хорошей девушкой, если бы она мне позволила; что я бы не захотел на ней жениться и еще припомнил бы потом. А я ей: «Ну-ну-ну, милая, за кого ты меня принимаешь?»
Нет, погодите! Кажется, я все напутал. По-моему, это было с Дорис — девицей, на которой я был женат до Джойс. Да, похоже на Дорис — а может, Эллен? Хотя какая разница? Все они одинаковы. Все поступили со мной на один манер. В общем, я спросил: «За кого ты меня принимаешь?» И она ответила… они ответили: «За хорошего парня». Я…
…Тут я уснул.
5
Торговая сеть «Рай низких цен» насчитывала семьдесят пять магазинов по всей стране. Я расскажу вам о том, на который работал я, и по нему вы сможете судить обо всех остальных.
