Леонид Бершидский - Рембрандт должен умереть
– Я в курсе, – веско произносит полковник в отставке, не дав Ивану ничего спросить. – Хорошего полета и удачи.
Штарку кажется, что тут в голосе полковника проскальзывает жалость. Чтобы все-таки удостовериться, что все это действительно с ним происходит, Штарк отправляет Когану эсэмэску: «Виталя, я куда-то лечу? Что за черт?» Ответ приходит почти мгновенно: «Еще как летишь. Очень важный клиент».
Делать нечего. Не понимая, куда ему придется лететь, аналитик наудачу складывает в портплед два нейтральных синих костюма, заталкивает в сумку по полдюжины рубашек и галстуков, свитера, джинсы, айпод, зарядку, всякую прочую мелочь. И отправляется сдавать соседке кота. Та сразу берет Фиму на руки: кажется, если Штарк не вернется, оба они это без труда переживут.
«Мондео» действительно дежурит под окнами. Штарк залезает на переднее сиденье: сзади ему не тесно разве что в «Роллс-Ройсе». «Ну что, расслабиться и получить удовольствие, так, да?» – думает он. Интересно, почему Коган решил в это ввязаться, – он что, не понимает, что с нами со всеми будет, если мы попадемся? От ФБР не откупишься так просто, как от наших.
В аэропорту Федяев расхаживает взад-вперед перед входом в терминал. «Во как шалят нервишки!» – комментирует про себя Иван, как будто он в этой истории сторонний наблюдатель. Завидев подъехавший «Мондео», он приветственно поднимает руку, а потом как ни в чем не бывало протягивает ее выбравшемуся из машины Ивану.
Штарк руку игнорирует и смотрит Федяеву в глаза из-за толстых стекол очков.
– Должен вам сказать, Валерий Константинович, что при таком раскладе никакого желания помогать вам у меня нет. Участвовать в воровстве картин я тоже не желаю. Если вам нравятся морские пейзажи, купите Айвазовского – его полно на рынке, а я вам посчитаю, сколько процентов годовых принесет такая инвестиция.
– Иван, я отлично сознаю, что веду себя… некорректно. В надежде, что вы по ходу дела измените свое мнение о нашем предприятии. – Он перешел обратно на «вы», словно щадя чувства Штарка.
– Вашем предприятии, – поправляет Иван. – Я полечу, куда вы хотите, из уважения к Виталию Когану. Но, надеюсь, вы понимаете, что я не стану делать ничего незаконного.
– Я понимаю. Но это все-таки не мое предприятие, а наше. – Федяев выглядит усталым; такое впечатление, что со вчерашнего дня он так и не побрился. – Вы просто еще не знаете всех деталей, но обязательно узнаете, я обещаю. Софья Добродеева – это имя вам что-нибудь говорит?
4. Сейшн не задался
Бостон, 1990
Только треть населения Фенвея старше двадцати одного года, то есть имеет законное право бухнуть. Но в День святого Патрика даже у полиции нет претензий к нелегально веселым представителям оставшихся двух третей. Этот район населен по большей части студентами, а те умеют напомнить Бостону, что он был когда-то ирландским городом. В Ирландии ведь не проверяют документы у тех, кто решил выпить, тем более в национальный праздник.
Вот и у Джейми с Лори весь вечер никто документов не проверял. Сейчас второй час ночи, и домой совсем не хочется. У Джейми в футляре с трубой, которую он, кажется, берет с собой даже в магазин и в прачечный автомат, заныкана еще кварта ирландского виски.
– Пойдем постучимся к Рэю, – предлагает Джейми. – Он сегодня даже пива не выпил, бедняга, поскакал на свое сраное дежурство.
Раскрасневшаяся Лори хихикает, прижимаясь к Джейми поплотнее:
– Здорово! Там ночью должно быть уютно.
Он обнимает ее за плечи, и, слегка петляя и пошатываясь, они бредут по Пэлас-роуд мимо аптечного колледжа, потом мимо художественного, в котором учится Лори. Устроим джем с Рэем и кто там с ним еще сегодня, думает Джейми.
Двадцать минут второго, улицы уже опустели, праздник кончился. Но перед служебным входом в музей Гарднер, где Рэй работает охранником, стоит какая-то машина, и из нее как раз вылезают двое в форме. Джейми и Лори вовремя останавливаются как раз вне круга яркого света от уличного фонаря, и полицейские не торопясь направляются к двери музея. Тот, что пониже, звонит.
– Повезло нам, – шепчет Джейми, – минут на десять раньше, и нас бы спалили.
– Видать, и без нас нашлось, кому развлечь Рэя, – отвечает Лори.
Джейми знает, что по инструкции Рэй и его напарник, кто бы он ни был, никого не должны впускать в музей. Но в ночную смену правило это, как и многие правила в Фенвее, существует, чтобы его нарушать. Охранники – почти сплошь музыканты: видимо, взяли одного, он привел друга, так и повелось. Джазмены и рокеры – люди ночные, а тут еще и шесть восемьдесят в час. Не бог весть какие деньги, всего на два бакса больше минималки. Но когда закончился сейшн в клубе, не идти же домой: даже по кайфу посидеть перед мониторами, поиграть в криббидж да и позаниматься на инструменте – и никто не станет колотить в стену и звонить копам. Ну и почему не позвать иногда, не слишком часто, друга или подружку и даже не покурить немного травки? Как раз про траву в инструкции нет ни слова.
Дверь открывается, и полицейские заходят в музей: за какие-то тридцать секунд Рэй наверняка прикинул, кого он больше опасается – начальника службы безопасности, который платит ему копейки и боится не сразу найти замену, или копов, – и пришел к очевидному выводу, что копы страшнее.
Джейми и Лори притаились и ждут, что будет дальше: кого выведут? Или это вообще ложная тревога? Вторая бомба в ту же воронку не падает, и, когда копы свалят, можно будет все-таки постучаться: теперь-то Рэю точно надо немного выпить.
Но проходит пятнадцать минут, двадцать, а из музея никто не выходит.
– Пошли домой, Джейми, – шепчет Лори. – Давай уже не будем ничего ждать. И холодно.
Трубач трясет рыжими кудрями до плеч: погоди, интересно же, чем кончится дело.
– Давай подойдем поближе. Что они там делают так долго? А вдруг это вообще не копы?
Такая мысль Лори в голову не приходила.
– Доставай свою бутылку, давай отхлебнем немного для храбрости, – говорит она.
Джейми извлекает кварту и дает Лори отхлебнуть из горлышка, потом сам запрокидывает голову. Убрав бутылку в футляр, они крадучись пересекают Пэлас-роуд и сразу замечают, что дверь приоткрыта. Рука Джейми тянется к дверной ручке. Лори хватает его за плечо, и он слышит, как она шумно втягивает воздух.
– Тебе не страшно? – спрашивает она трагическим шепотом.
Вместо ответа Джейми открывает дверь пошире. За стойкой, где обычно сидят охранники, никого. И вообще вокруг пусто. Так не бывает, думает Джейми, где Рэй, где его напарник, где эти копы? Ведь кто-то всегда должен оставаться у стойки.
Сверху слышится шум, будто там двигают мебель.
– Пойдем отсюда, – еще раз шепчет Лори. – Не нравится мне это.
– Мне тоже, – хмурит лоб Джейми. – Но вдруг с Рэем что-то случилось… Не могу же я просто так уйти. Иди домой одна, я посмотрю, что тут. Завтра расскажу.
Джейми, конечно, шесть футов пять дюймов ростом, и, если бы не пристрастие к джазу и травке, играть бы ему в баскетбол за «Селтикс»; Джейми может за себя постоять, но тут явно какие-то нехорошие дела. Будущий скульптор Лори была в музее – днем – раз пять, не меньше. Здесь «Европа» Тициана, «Пьета» Микеланджело, Мане, Рембрандт, Вермеер – всё это должны серьезно охранять, думает она. Сейчас нагрянут еще какие-нибудь копы и загребут всех, а потом станут разбираться, как они с Джейми тут оказались, – и что они скажут? Что к ночи у них проснулась потребность в прекрасном?
– Нет, я с тобой. – Лори собирает остатки храбрости: ей почему-то кажется, что, если она сейчас уйдет, он больше не позвонит.
На лестнице нарастающий шум шагов. Джейми оглядывается, куда бы скрыться, но шаги – вроде две пары ног – теперь удаляются: эти двое спустились в подвал. Джейми и Лори на цыпочках пробираются в коридор первого этажа, прислушиваются, что будет дальше. Минут через пять шаги возвращаются. Подобравшись по стеночке к выходу в вестибюль служебного входа, Джейми видит, как двое усатых полицейских – один пониже, в очках, второй, высокий, с раскосыми азиатскими глазами, – оставляют возле двери две большие спортивные сумки. И, не веря глазам своим, – как высокий коп ногой вышибает дверь кабинета с табличкой «Охрана». Что происходит внутри, отсюда не видно, но из кабинета доносятся звуки, будто с корнем выдирают провода, а потом рвут бумагу.
Когда они выходят, у маленького в руках две видеокассеты, у высокого – бумажная лента с перфорацией по краям, из принтера. Маленький коп – ни черта он не коп! – запихивает все это в одну из спортивных сумок, и двое выходят в промозглую ночь. Джейми и Лори слышат, как заводится и уезжает машина.
– Ну, и что дальше? – шепчет Лори, уже уставшая бояться.
– Дальше пойдем посмотрим, что это было, – отвечает Джейми. – И надо найти Рэя, если он еще жив.
Все еще стараясь не шуметь, они поднимаются на второй этаж.
– Голландская комната, – говорит вполголоса Лори: она хорошо помнит, как здесь все устроено. Они сразу замечают две пустые рамы, аккуратно прислоненные к стене. Но что в было в этих рамах до визита «копов», непонятно; Лори, когда была здесь в первый раз, полчаса простояла с открытым ртом напротив «Концерта» Вермеера – волшебная картина! – и помнит, конечно, рембрандтовскую «Бурю на море Галилейском». Но обе эти картины на месте! А вот и третья рама, большая, и, кажется, Лори припоминает, чего теперь не хватает, – тут же был двойной портрет Рембрандта, мужчина и женщина в черном, в кружевных воротниках, он как бы в луче света…
