Кирилл Григорьев - Лекарство для безнадежных

— Так, что? — спросил Семен. — Уходишь?

Максим с трудом разлепил внезапно пересохшие губы:

— Да.

— Не слышу?

— Ухожу, — громко произнес он, но голос его дрогнул.

Семен смерил его взглядом, плюнул под ноги и прицедил сквозь зубы: «Тогда на днях обсудим».

Поднялся в кабину, захлопнул дверь и уехал.

И никто не сказал ни слова.

Никто, ни Гера, стоявший рядом и больше всех остальных вешавший ему лапшу, ни Николя, куривший на лавке, Николаич, с которым они вместе пропили не одну сотню баксов, ни Шура, с отрешенным видом маячивший в дверях и прекрасно знавший, мерзавец, еще тогда, в самом начале знавший, что и как происходит. Они его похоронили уже тогда. Они, его друзья, с которыми он делил все эти проклятые пять лет, его предали. Вернее нет, они просто отвернулись и сделали вид, будто ничего не случилось.

Потом нависшую, удушливую, ватную тишину нарушил Гера.

— Вали, Макс, — сказал он хрипло и положил руку ему на плечо. — Собирай монатки и вали куда угодно. Иначе они тебя пришьют…

Он скинул руку с плеча и обвел их взглядом.

— Что же вы молчали?! — сказал Максим и внезапно с ужасом услышал в своих словах ненависть. — Почему вы молчали?! Ведь мы же собирались все сделать вместе! Ведь мы решили уйти все! Или для вас это новость?!

Они отводили взгляд, стеснялись.

— Уйти решил ты один, — произнес Николя, старательно глядя перед собой. — А меня работа устраивает.

— Да ты что?! — почти закричал Максим. — Мы же с тобой вчера только все обсуждали! И ты же сам мне сказал… Колян! Очнись! Это — работа?! Это — убийство!

— Никто не заплачет из-за десятка загнувшихся наркоманов, — поднял наконец Николя голову. — Подумаешь, делов-то…

— Делов? А сто за неделю — не хочешь?! Мы же вместе с тобой читали сводки!

— А что сводки? Может быть, они совсем и не «Сигму» кололи…

Максим обвел их взглядом.

— Ладно, — после паузы произнес он. — Я все понял. Страх за свою шкуру сильнее какой-то морали. Вернее, мораль просто хреново оплачивается, — ему хотелось наброситься на них и бить, кромсать, разрывать. А больше всего хотелось сесть прямо здесь, на стоянке, и заплакать от бессилия. — Да, такого я не ожидал от вас, дорогие мои друзья…

Он вспомнил те свои ощущения, и грудь перехватило комком ярости. Стало даже трудно дышать на мгновение. Самое страшное, когда предает друг. А когда это происходит сразу с тремя… Он постарался затолкать внутрь эти мысли, пока не стало еще окончательно плохо. Плохо до неотвратимого желания наложить на себя руки.

Хотя, может быть, ты сам виноват?

Если трех друзей вдруг начинаешь считать предателями и врагами, может быть дело в тебе самом? Нет, ответил он сам себе. Со мной-то, как раз все в порядке. Я никого никогда не предавал.

Пытаясь сосредоточиться, он вновь всмотрелся в зеркало и вдруг вспомнил лицо Семена. Да, вот уж точно, волевой подбородок, злые губы, орлиный нос. Рыцарь без страха и упрека. Крыса. Его передернуло.

Мысли имеют странную привычку двигаться по кругу.

Едва он подумал о Семене, память вновь услужливо окунула его в тот проклятый день. «Как там было?» — подумал он, пытаясь вырваться из замкнутого круга воспоминаний. Скажи мне кто твой друг, и я скажу, кто ты… Неужели я такой же подонок? Он подмигнул отражению. Да, наверно, такой же…

Самым плохим во всей ситуации было то, что он остался один. Совершенно и абсолютно один. Не дай бог, узнает мама, мельком подумал он. Для нее это будет страшный удар. Впрочем, удар ее ожидает в любом случае. Он представил, как им сообщают о его смерти, и его обдало холодом. Мамочка… Мама… Господи, какой же я дурак все-таки!

Меня не отпустят. Даже если я рвану в Антарктику на попутных собаках. И дело не в том, что я решил уйти, все бросив, и, что самое плохое, даже не в том, что я — крыса. Я слишком много знаю. Я слишком много умею. Я, оказывается, слишком умный.

А интересно, кто останется после, вместо меня? Гера? Да, наверное, он. У него не слишком много в голове, но уж исполнительность… Горы ради денег свернет. Ведь главное-то уже сделано. Все налажено, поставлено и запущено. За машиной надо только присматривать. И изредка менять зарвавшийся мотор.

Думай! Черт возьми, думай!

Нет, в это дело не захочется лезть никому. Даже стриженные отморозки прекрасно понимают, что такое цех по производству синтетического белого счастья. И какие люди за этим стоят. И насколько быстро в этом бизнесе отрывают головы. Боже, ну, почему я пошел на химфак?! Как же хорошо живется религиоведам!..

Хватит, распускать сопли! Сосредоточиться!..

Кто же поможет?

Ремба? Не полезет. Может, Снайпер? Нет, испугается. Туча? Он, наверное, смог бы. Хм… Но ради меня…. Да, и в Москве его до сих пор нет. Кому же, черт, продаться с потрохами?

Память листала страницы.

Всплывали и исчезали какие-то лица, люди, моменты и эпизоды из жизни — все это таяло, клубилось и путалось в бесконечном хороводе. Кто же? Кто? Кто спасет молодого гения?

И тут Максима осенило.

Воспоминание было ослепительно ярким, как вспышка стробоскопа.

Бар… Он и старина Джордж…. О чем он тогда рассказывал? Ага…. Какое-то охранное агентство… Тарас…. Как его? Как же его фамилия, Господи? Максим уставился на свое отражение. Ну? Ну, вспомни! Честное слово, брошу пить и встану на лыжи, если ты, организм мне сейчас поможешь….

Память отозвалась.

Старина Джордж за кружкой пива рассказывал, что некий Тарас Петровский, дядька из охранного агентства, очень интересуется химией. Прямо-таки до судорог. Что-то, якобы, надо там ему синтезировать. Тогда еще, помниться, я удивился, зачем охраннику химия.

А потом они встречались в баре, на нейтральной территории.

Этот, Петровский и Джордж-бродяга.

Попили кофе, потрепались ни о чем и разошлись.

Максим напрягся, но ничего больше в голову не приходило. Он даже не мог вспомнить, как этот Тарас выглядел. Вроде серьезный дядька с брюшком и пушистыми казацкими усами. Или усы были не у него, а у Тараса Бульбы? Да, черт, какая разница…

На мгновение мелькнула здравая мысль. Охранное агентство… Они ведь тоже побоятся. Им тоже дорога жизнь, их семьи и дети. Но это ведь лучше, чем ничего! Лучше, чем сидеть и ждать проклятого звонка! Давай, парень! Пытайся! Пробуй!

Он лихорадочно перелистал книжку. Где же Джордж записал его телефон? Где-то же было, точно. Номер, написанный фирменным корявым почерком, Максим обнаружил почему-то на форзаце. Семь лаконичных цифр зелеными чернилами. Цвет надежды — зеленый? Секунду он размышлял, почему, вдруг, у Джорджа оказалась под руками именно зеленая ручка. Потом подвинул к себе телефон и слегка дрожащими пальцами набрал номер.

Ответили ему сразу.

— Алло?

— Тараса будьте добры.

— Минуточку.

Очевидно, Тарас изволил кушать. Там в трубке что-то заворочалось, потом раздался щелчок и секундное чавканье.

— Д - да?

— Тарас?

— Я.

— Добрый вечер. Вы меня, наверное, не помните, я — Максим. Максим Дронов, химик, друг Георгия. Мы еще встречались в кафе на Садовом кольце пару недель назад.

Секундная пауза и вдруг голос стал четким, словно Тарас собрался.

— Я помню, — коротко сказал он.

— Жора говорил, что вам нужна какая-то работа. Тогда мы с вами и не поговорили толком. А сейчас у меня появилось окно. Может быть, встретимся, обсудим?

— Когда?

Максим помедлил.

— В принципе, у меня есть время сейчас, — наконец сказал он, бросив взгляд на часы. Было десять минут девятого. Откажет, мелькнула безнадежная мысль. — Хотя, можно и завтра…

Тарас, очевидно, тоже посмотрел на часы.

— Сейчас. Где? — коротко спросил он.

В душе Максима что-то зазвенело.

— Знаете «Спорт бар» на Новом Арбате? — спросил он.

— Да.

— Через сколько сможете там быть?

Пауза.

— Через сорок минут, — сказал Тарас. — Но говорить будем в машине. Буду ждать напротив входа, черный «Мерседес», 140-й кузов.

— Там их обычно много.

— Таких — нет. Так что, договорились?

— Договорились, — сказал Максим, а на том конце положили трубку.

Еще слушая короткие гудки, он поймал себя на мысли, что глупо улыбается. Максим опустил трубку и посмотрел в зеркало. Улыбка оказалась не такой уж и глупой. Она была жестокой, холодной, но уж никак не глупой. Так, наверное, мог бы улыбаться Семен, вместе со своим волевым подбородком, злыми губами и стальными глазами. Конечно, если бы вообще умел улыбаться. Семен… Крыса…

— Парень, эй, парень, — кто-то тормошил его за плечо.

Он поднял голову, потирая глаза.

— Приехали, — произнес водитель. — А ты здоров спать. Как сел, так сразу и вырубился. Я уж не стал тебя будить. Дай, думаю, поспит человек, и так ему досталось по полной программе.