Раскаянье дьявола - Гранхус Фруде
Несколько секунд тишины.
— Но я хотел сказать вам кое-что еще.
Первое признание, очевидно, в форме самооправдания, но все-таки это именно первое признание.
— Я вас прощаю.
Этого она не ожидала. Она должна была что-то ему ответить, поставить его на место, но не смогла. Она устала сдерживаться.
— Все это время вы делали все, что считали нужным, для того, чтобы отыскать Иду. И наконец преуспели. Я всегда буду уважать вас за это.
Она так устала, просто невероятно. Но ей нужен был не сон. Ей нужно было плечо, в которое можно уткнуться и как следует выплакаться.
— Постепенно вы поймете, что я никогда не желал Иде зла.
Она уже это слышала. Теперь ей едва хватало сил, чтобы держать возле уха телефонную трубку.
— Но прежде всего я хотел с вами поговорить, потому что вижу, как вам тяжело. Очень тяжело.
Она хотела плакать и кричать одновременно. Она ненавидела Эйнара Халворсена и ненавидела себя, поскольку все время ждала чего-то, что вытащит ее из кромешной тьмы.
— Мне дали всего пять минут, и они уже очень сердито на меня смотрят. Но самое важное, дорогая Гюру…
Дорогая.
— Вы близки…
Да, она была близка. К полному нервному срыву.
— Я просто прошу вас не терять веру.
Так устала.
— Я знаю, что моя личность и сама моя сущность раздражает вас. В обычной ситуации я бы это учел и постарался держаться подальше. Но я вижу, Гюру, я вижу яснее, чем когда-либо. Ваше избавление очень близко.
Звонок прервался, и Гюру не знала, кто положил трубку — он или она сама. Ноги едва держали, и она, шаркая, поплелась из гостиной. На вопрос, все ли у нее в порядке, она кивнула. Но на деле все было совсем не в порядке.
Вильям Хансен стоял на полу на коленях. Его мать положили в пакет для перевозки тел, оставив молнию открытой от груди и выше. Глаза и рот были закрыты, волосы уложены в пучок. В разворачивающейся сцене было что-то удивительное.
Шофер скорой помощи и двое полицейских старались казаться невидимками, пока Вильям Хансен тихо прощался с матерью. Никаких слез, никаких прикосновений, абсолютная тишина.
— Она упокоилась, — сказал он.
Гюру следовало бы что-то сказать, но у нее не было сил. Вильям Хансен взглянул на нее, словно удивился ее молчанию, а потом приподнял цепочку, висевшую на шее матери, так, что медальон повис.
— Вот это она носила постоянно с того дня, когда увезли девочку.
Гюру вдруг почувствовала симпатию к этому стоящему перед ней на коленях мужчине. Он вырос с психически больной матерью и только что узнал, что отец, которого он считал тихой гаванью, на самом деле блуждал по побережью Норвегии, охотясь на маленьких девочек. Возможно, в комнате в подвале находились и останки Сары Санде. Может быть, в этом умоляющем взгляде она видела недостаток любви? Как он воспринял то, что его маленькую сестру отняли? Кто-то вообще подумал о реакции мальчика, когда девочку из добрых побуждений отправили в новый дом?
— Вы любили свою младшую сестру? — спросила она. Голос звучал глухо. Полюбит ли она сводного брата, которого у нее никогда не было?
Он кивнул, а потом отпустил медальон.
— Мама так долго мечтала о дочери, не могла ее забыть, хотя ей довелось получить ее только на время. Поэтому она всегда носила на шее ее портрет. — Вильям Хансен открыл медальон. — Да, я любил младшую сестру. И так и не смог ее забыть. — Oн держал открытый медальон перед собой. — Хотя она не была моей кровной сестрой. Потому что мама родила ее не сама, она просто сделала так, чтобы все вокруг в это поверили. Некоторые, конечно, сомневались, потому что никогда не видели девочку младенцем, но объясняли все чувством стыда. Ребенок, рожденный вне брака. Но правда в том, что девочка просто появилась у нас. Мама сказала мне, что дочь ей подарили, да, «подарили», именно это слово она использовала. И она посмотрела на меня так, что я понял: расспрашивать о том, откуда она взялась, бесполезно. — Он протянул Гюру медальон. — Вода немного повредила фотографию, — сказал он.
В овальном медальоне было детское личико. Робкая улыбка, словно что-то уже тогда мешало ей радоваться жизни, какая-то тень, которая будет преследовать ее. На шее у девочки на цепочке висела опаловая подвеска в форме сердечка. Точно такое же сердечко в этот момент висело на шее у Гюру. Она упала на колени и услышала собственный крик. Крик, который копился внутри всю жизнь.
Глава 88
Какой-то далекий звук. Короткие еле слышные сигналы проникли в ее голову и пробудили от дремы. Сначала она подумала, что это земляные осы, но звук был острее, более пронзительный. Через некоторое время он стих, но почти сразу же вернулся. Она медленно проснулась. Комок холода в груди. Она открыла глаза. Полоски облаков, потом деревья и ветки. Внезапно она все вспомнила. Она лежала в болоте. Ей хотелось просто закрыть глаза и вернуться в состояние покоя, но звук повторялся. И тут она поняла. Звонил мобильный телефон. Он лежал в кармане платья.
Она попыталась перекатиться на бок, но тело не слушалось. Наконец ей удалось высвободить руку, которая казалась вдвое тяжелее обычного. Мобильный телефон потревожил ее в тот момент, когда она меньше всего этого желала, но ей почему-то показалось крайне важным ответить. Ей все-таки удалось выудить телефон из кармана, но звонок прекратился. Номер не был ей знаком. Она замерла, зажав в руках телефон. Казалось, она сидит на раскачивающемся на ветру подвесном мостике. Ее качало. И тут телефон зазвонил снова. Тот же номер. «Он будет звонить и звонить до тех пор, пока не сядет батарейка, — подумала она. — Кто-то отчаянно пытается до меня дозвониться».
— Да?
— Это Эмилия Санде? — спросил мужской голос.
— Да.
— Меня зовут Дитлефсен. Я звоню из участка ленсмана в Вест-Лофотене. Кое-кто хочет с вами поговорить.
Плуг. Детоубийца в озере.
Она услышала всхлипы, а потом прерывистое дыхание.
— Мама?
Голос. Она не слышала его двадцать семь лет. Тот самый голос, который едва научился произносить первые слова. И первым словом было «мама».
— Я думаю, что я ваша дочь. Я думаю, я Сара Санде.
Ей казалось, что она бежит изо всех сил, но ноги увязли, и она упала. Телефон выскользнул из рук, она в панике пыталась его поймать.
— Сара! — закричала она.
— Я здесь, — всхлипнул голос на другом конце провода.
Среда, 4 сентября
Глава 89
Лофотенские горы тянулись к небу. Абсолютно безоблачному. Гюру остановилась на дороге внизу, чтобы разглядеть хутор. Маленький, выкрашенный белой краской дом и сарай, по которому было видно, что им давно не пользуются. Как только такси свернуло на подъездную дорожку, она почувствовала, что места ей знакомы. Возможно, она это только вообразила, ведь этот хутор не особо отличался от всех прочих. И все-таки у нее появилось ощущение, воспоминание, как она, еще неуверенно, осторожно, идет по двору, а мама подхватывает ее на руки в момент, когда девочка приближается к сараю.
Однажды весной она почувствовала тягу. К своим корням. Ее приемная мать ожидала этого, так она сказала, однако не смогла скрыть того, что расстроилась. Все следы вели на Лофотены. Сотрудница органов опеки пыталась отговорить ее, убеждала хотя бы еще раз все хорошо обдумать. Далеко не всегда такие истории заканчиваются счастливым воссоединением, уж она-то знала это наверняка. К тому же родная мать девочки была психически больна. Со слов специалиста было понятно, что состояние матери очень, очень тяжелое. Неужели Гюру действительно этого хочет?
Весь предыдущий вечер она пыталась найти ту самую сотрудницу, а еще очень долго проговорила со своей приемной матерью. Ее забрали из Вальберга на Лофотенах. Ее мать звали Каролине Бендиксен — и эта женщина не рожала девочку, которую у нее отобрали. Девочку, которая появилась почти сразу же после того, как из магазина в Свольвере была похищена Сара Санде. Каролине Бендиксен удавалось почти три месяца скрывать малышку от общества, так что два этих факта никто так и не сопоставил. А так как и ее двенадцатилетний сын уверенно утверждал, что это его родная сестра, любые подозрения рассеялись. И Сару Санде зарегистрировали как дочь Каролине Бендиксен.
