Филипп Ле Руа - Последнее оружие
Он пришел в себя, когда его вытащили из глины и стали укладывать на своего рода плавучие носилки, сделанные из бревен и веток. В небе над ним радостно пели пестрые птицы. Хороший день, чтобы умереть, сказал бы индеец. Он проплыл на своем плоту через жуткий гвалт, пристал к берегу и очутился в душной тени. Начиная с этого момента он чувствовал только, как его жестоко пытают. Беспрестанно. Его били молотком по голове, сжимали тисками виски, кололи, жгли, ковырялись в теле, натирали жгучими мазями. Заставили даже проглотить какую-то отраву, чтобы поразить организм в самое нутро. Отныне время для него измерялось чередованием мучительных вспышек сознания и спасительных обмороков.
103
Ощущения словно притупились. Может, он привык к боли? Или стал сильнее? Ему удалось пошевелить пальцами ног, потом рук, потом согнуть колени. Он перевернулся на бок и оперся на локоть, пытаясь встать. Ложем ему служила соломенная подстилка в убогой саманной хижине, сквозь крышу которой пробивались лучики света. Натан доковылял до выхода, который никем не охранялся.
И зажмурился от яркого солнца, заливавшего деревню. Инстинкт самосохранения приказывал ему бежать. Голый, оглушенный, едва стоящий на ногах, он протащился метров сто, пока земля не ускользнула из-под ног. Он заполз в тень акации.
Взрыв «фолкона» отбросил его на тысячу футов вниз и на тысячелетия назад, в какое-то эфиопское племя. Со своего места он видел рыбаков, вытаскивавших сети на кроваво-красный берег. Дети вгрызались в рыбу зубами, потрошили, счищали чешую, разрывали на части и выбрасывали внутренности в воду. Чайки, бакланы, пеликаны, сарычи, коршуны с жадностью кидались на рыбью требуху. Их пиршество заменяло большую уборку. И все это клохтало, вопило, курлыкало, трещало, клекотало, щебетало, пищало, налетая чередующимися волнами. На одном из деревьев, казавшемся пернатым, ожидала своей очереди стая ибисов.
Натан прикоснулся рукой к щеке, пытаясь определить, сколько времени провел здесь. Судя по щетине, дня два.
На обитателях деревни были грубо скроенные грязные штаны и сувенирные майки из Лос-Анджелеса и Нью-Йорка. Западное влияние ограничивалось только этим тряпьем. Никакой рекламы кока-колы, никакого боевого оружия, никаких мобильных телефонов. Натан отметил также отсутствие хвастливых знаков отличия и боевой раскраски. В целом впечатление было хорошим. Главным событием дня сегодня было возвращение с рыбалки. Освободив суденышки от трепещущего, вертлявого груза, их вытащили на берег и составили в ряд. Детвора и женщины занялись починкой сетей. Закончив работу, дети рассыпались под деревьями, чтобы поиграть. Женщины понесли очищенную рыбу, чтобы сушить или жарить. Берег опустел. Прочих птиц сменили марабу, довершая уборку. Деревня жила в полной гармонии с окружающей природой. На экосистему никто не посягал. Эти мирные картины напомнили ему о его собственной участи. Его похудевшее тело было покрыто совсем недавно зарубцевавшимися ранами. Значит, его лечили. В своей галлюцинаторной полукоме он принял лечение за пытку. Эти люди не хоте ему зла. Они спасли ему жизнь.
Солнце мало-помалу тонуло в озере. Над хижинами поднялись дымки. Зловоние перекрыл запах жареной рыбы. Его желудок сжался, напоминая ему, что он давно не ел. Он решил пойти к приютившему его племени. Медленно поплелся к центру деревни, встретил по пути улыбку девочки в красном, которая несла вязанку хвороста. И тут дети облепили его со всех сторон, их становилось все больше, они кричали и смеялись. Вскоре к ним присоединилась группа мужчин. Женщины в бусах толкли перед хижинами зерно в ступах, высохшие старики играли в камешки, девочка-подросток разливала воду по глиняным горшкам. Его пригласили сесть у очага, увенчанного огромным вертелом с нанизанной рыбой. Посыпались непонятные фразы, приветливо засверкали щербатые улыбки. Натан сымпровизировал язык жестов. Вопросительно показал на луну. Какой-то старик оттопырил три пальца.
Он провел тут три ночи.
104
Карла нервно почесала руку. У нее началась ломка. Запертая в клетке, вынужденная жить сидя, голая, как зверь, она постепенно утрачивала все человеческое. Решетку открывали только для того, чтобы сунуть ей миску сероватой размазни или вытащить ее наружу. Дюжину раз на дню тюремщик волок ее в комнату с топчаном и грязным тюфяком. Там мужчины ее насиловали. Потом возвращали в клетку и вкалывали ей дозу героина. Карла снова почесалась. Она нуждалась в дозе, чтобы не чувствовать боли, не страдать от ожогов, когда ей тыкали сигаретой в подошвы или меж бедер, чтобы забыть беспрестанные проникновения. Но ее палач медлил. Услышав наконец его тяжелые шаги, она испытала почти облегчение. Через час ей станет лучше.
105
Под небом, населенным пестрыми птицами, Натан шел по тропе через каменистые холмы. Он покинул племя до того, как мужчины ушли на рыбалку, дети – в школу, а женщины – в поля. Тропа привела его к другой пасторальной деревне, притаившейся под пышной растительностью. Вдоль ручьев паслись козы и коровы. Он подошел к одному из пастухов и нарисовал на земле машину. Пастушок показал рукой на восток.
Натан углубился в лес, кишевший даманами и сурками. Над ним прогудела большая металлическая птица, распугав всех остальных. Вертолет. Вскоре он вышел на поляну. Два человека грузили ящики в кузов машины. Третий копался под капотом джипа. К нему-то он и обратился по-английски. Эфиоп посмотрел на него так, словно никогда не видел белого. Натан жестами изобразил свое желание выбриться на ближайшую дорогу. Негр ткнул указательным пальцем в сторону грузовика. Натан посмотрел на палец. Тот был наманикюренным, с золотым перстнем. Оттуда Натан перевел взгляд на запястье с «Ролексом», потом на рукоятку пистолета за поясом и, наконец, на сверкающие ботинки «Док Мартенс». Направился к грузовику, стараясь не терять из виду того, что творилось у него за спиной. По словам одного из грузчиков, наряженного в рубашку от Версаче и лопочущего по-английски, ближайшая дорога проходила в пяти километрах и никак с этой поляной не соединялась, хотя почему-то именно тут был устроен перевалочный пункт.
– Можете меня подбросить?
– Нет места.
Он им явно докучал своим бесцеремонным присутствием. Очевидно, все дело было в содержимом ящиков. Вдруг откуда ни возьмись к нему подскочил какой-то белый тип, порозовевший на эфиопском солнце, и спросил, кто он такой. Наряд на нем был как на Индиане Джонсе, а с белобрысой челки стекал пот. Натан наплел, что он фотограф, которого ограбили туземцы.
– Нечего совать свой нос куда не надо, – сказал Индиана Джонс.
– Спасибо за совет.
– В этой дыре повсюду дикари. Отродясь не видели цивилизации, даже той. что есть в этой пропащей стране.
– Я бы хотел выбраться на дорогу.
Африканер закурил сигару, словно готовясь принять важное решение. Похоже, Натан наткнулся на торговцев оружием. Размеры ящиков, чуть меньше гробов, подтверждали его догадку. Оружие было и под рубашкой белого и в руке черного, который отбрасывал тень за его спиной. Натан отступил, схватил вооруженную руку и устроил эфиопу дольно болезненный урок вальса, после которого тот растянулся в пыли. Попутно завладел револьвером я направил его на белобрысого.
– Чего вам надо? – спросил африканер.
– Вашу одежду, бумажник и ключи от грузовика.
– Вы хоть знаете, с кем связались?
– Никого другого не нашел.
– Далеко не уйдете.
Чтобы продемонстрировать свою решимость, Натан выстрелил поверх голов. Небо заволокло тучей хлопающих крыльев. Накричавшись, птицы опять осели на деревьях плотной массой. Он приказал грузчикам открыть один ящик. В нем оказались револьверы, автоматические винтовки, два пулемета. Все было с клеймом Вектора, крупнейшего производителя стрелкового оружия в Южной Африке. Натан схватил одну из винтовок, потребовал патронов и выпустил очередь вкруг белобрысого, побуждая его ускорить стриптиз.
– Что с джипом?
– Греется.
Натан вырядился Индианой Джонсом, велел всем четверым контрабандистам втиснуться в джип и нашпиговал мотор свинцом.
Вы совершаете ошибку, которая будет стоить вам жизни, – сказал африканер.
Натан вывел грузовик на ухабистую тропу. В кузове за его спиной брякали ящики. Пыль из-под колес ухудшала видимость. Километров через десять стало попадаться жилье, появились лошади, украшенные яркими цветами женщины и дети с охапками сахарного тростника. Он остановился на въезде в какую-то деревню. Завидев его, люди хмурились. Некоторые осыпали бранью на амхари. Подростки дразнили его: «Килл-килл». Мальчишки наставляли указательный палец, отогнув большой кверху, словно стреляли из пистолета. Машина, которую он вел, не напоминала им ни о чем хорошем. Он заметил дорожный щит, указывающий направление к крокодиловой ферме. Название отдавало чем-то туристическим. Шанс найти дорогу. До Сюзан Фокс еще далеко. Прошло уже четыре дня, как он отправился на свидание с ней в кратере Нгоронгоро, выдав себя за Эзиан. А ему еще предстояло покинуть Эфиопию и пересечь Кению.
