Ричард Матесон - Посылка
— Это корабль. Корабль плывет по морю. Люди, которые живут на корабле, называются матросами.
Эти слова были напечатаны в букваре рядом с картинкой.
Паал вспомнил картины, которые показывал ему отец. Это тоже были картины с кораблями, но его отец не произносил безобразных коротких слов. Его отец давал ему мысленный образ, сопровождаемый звуком и цветом.
Огромные синие валы прилива. Зеленые, с белоснежными шапками пены, водяные горы. Штормовой ветер, гоняющий по гребням волн накренившийся парусник, вспышки молний, низкие тучи, грохочущие каскады воды. Волшебно прекрасный рассвет в океане, переливающееся всеми красками небо, тюлени, сияющие волны, яркое солнце.
— Это ферма. Люди, которые производят продукты питания, называются фермерами.
Слова — пустые обрубленные слова, не имеющие ничего общего с теплым запахом земли! Шум пшеничного поля на ветру, колыхание золотого моря. Вот солнце садится за красной крышей деревенского амбара, а в душистом нежном ветре издалека слышится тонкий звон колокольцев на шеях у коров.
— Это лес. Лес состоит из деревьев.
Разве в этих звуках или в символах на бумаге есть хоть немного чувства! Нет в них ни гула ветра, вечной рекой текущего сквозь столетние могучие кроны. Нет в них запаха ели, дуба, сосны и новых листиков березы. Нет в словах ощущения, когда под твоими ногами пружинит мягкий ковер опавших лесных листьев.
Слова. Косный бездарный язык людей с обрубленными мыслями! Полная невозможность выражения мысли и чувства! Черные значки на белом фоне. Это кошка. Это собака. Кошка. Собака. Это мужчина. Это женщина. Мужчина, женщина. Машина. Лошадь. Дерево. Стол. Дети. Каждое слово ударялось в него и обрубало его собственные мысли. Ловушка со скрежетом захлопывалась и запирала его необыкновенное сознание на замок.
Каждый день она ставила его на платформу перед рядами парт.
— Паал,— говорила она снова и снова.— Скажи: Паал!
Он не мог. Он смотрел на нее, слишком мягкий, чтобы обрывать всякую связь с ней, слишком испуганный, чтобы идти к ней навстречу.
— Паал.— Костлявый палец снова и снова упирался ему в грудь.
— Паал. Паал. Паал.
Он боялся ее. Он не мог не бояться ее. В конце концов его взгляд становился пустым, он переставал замечать классную комнату и всех, кто в ней находился, и концентрировался на спасительном образе — на руках своей матери. Он знал, что это был настоящий бой. Застывший от горя, он чувствовал всем своим существом каждую новую попытку вторжения в его мысли.
— Ты не слушаешь меня, Паал Нильсен! — Мисс Франк выпалила это и изо всех сил толкнула ребенка.— Ты — тупой, невоспитанный мальчик. Ты не желаешь быть таким, как другие дети?
Ребенок смотрел на нее широко раскрытыми зелеными глазами. Никогда не целованные тонкие губы старой девы покривились от злости и сжались.
— Садись на место,— злобно процедила она.
Ребенок не шелохнулся. Она столкнула его с платформы своими жесткими пальцами.
— Садись! — крикнула она таким голосом, точно командовала упрямым глупым щенком.
Каждый день.
Она внезапно проснулась отчего-то посреди ночи. Поднялась с постели и в темноте вышла из комнаты. Гарр� спал, похрапывая. Она, стараясь не разбудить его, прикрыла за собой дверь спальни и, повинуясь безотчетному предчувствию, пошла в гостиную.
— Мой милый!
Он стоял у окна и глядел на улицу. Когда Кора заговорила, он вздрогнул. Огни ночных реклам осветили его лицо. На этом лице был страх.
— Мой милый, ступай спать.— Она повела мальчика в спальню, уложила в кровать и взяла в свои ладони его тонкие, холодные руки.
— Что с тобой, мой дорогой?
Он молча смотрел на нее из тьмы своими огромными, милыми, полными слез глазами.
— Ох, господи,— прошептала Кора. Она схватила его и прижала к себе — щекой к щеке.— Чего ты боишься?
В глубоком молчании ей представилась классная комната и мисс Франк, стоящая посреди нее. Этот образ явственно нарисовался в ее воображении и исчез.
— Это школа? — спросила она, но тоже не словами, а мысленно, используя тот образ, который только что мелькнул в ее сознании.
Ответ был написан на его лице.
— Но в школе тебе нечего бояться, мой милый,— сказала она,— ты...
В глазах у него снова появились слезы, и Кора порывисто обняла его. Затем она отстранила немного мальчика и, прямо глядя ему в глаза, заговорила мысленно:
«Не бойся ничего, мой милый, пожалуйста, не бойся. Я здесь, я с тобой, и я люблю тебя так сильно, что больше любить нельзя! Я люблю тебя даже больше...»
Паал откинулся на спину. Он смотрел на нее так, точно ничего не понял.
Когда автомобиль подъехал к дому, Вернер увидел, что от кухонного окна отошла какая-то женщина.
— Может быть, от вас мы что-то и узнаем о нем,— сказал шериф Уилер.— Нам он пока не сказал ни единого слова.
Они молча сидели в автомобиле. Вернер смотрел на ветровое стекло, а шериф Уилер разглядывал свои руки.
— Но вам не в чем нас упрекнуть — мы сделали для ребенка все, что посчитали наилучшим.
Вернер кивнул. Коротким и быстрым кивком.
— Я вас понимаю,— сказал он в ответ,— но до сих пор мы не получали никаких писем отсюда.
Холгер и Фанни мертвы, думал Вернер. Их смерть нелепа и ужасна. Мальчик попал в полную зависимость от людей, которые �ичего в нем не могут понять. Это было даже еще ужаснее, чем смерть родителей Паала.
Уилер думал о тех письмах и о Коре. Ведь после он писал в Европу еще раз, и письма не дошли! Возможно ли, чтобы шесть писем потерялись на почте!
— Ну,— сказал, поразмыслив, Уилер.— Вы, наверное, хотите увидеть мальчика.
— Да,— ответил Вернер.
Мужчины распахнули дверцы автомобиля и вышли наружу. Они медленно шли по двору к дверям дома.
«Учили ли вы его говорить?» — хотел было спросить Вернер, но так и не осмелился. Мысль о том, что такого ребенка, как Паал, учат говорить, была настолько неприятной, что профессор боялся обдумывать ее вообще.
— Я позову сюда жену,— сказал Уилер,— а гостиная здесь.
Шериф оставил его в одиночестве, и Вернер медленно прошел из передней в гостиную. Перед этим, когда он снимал с себя мокрый плащ и вешал на вешалку, ему послышались приглушенные голоса — мужской и женский. Женский голос звучал подавленно.
Когда послышались шаги в передней, Вернер отвернулся лицом к окну.
Жена шерифа вошла в комнату под руку со своим мужем. Она вежливо улыбнулась гостю, но он уже знал, что ему здесь не рады.
— Садитесь, пожалуйста,— предложила ему женщина.
Он подождал, пока она расположится в кресле, затем сам присел на диван.
— Что вам угодно? — спросила миссис Уилер.
— Ваш муж еще ничего не сказал вам?
— Он сказал мне, кто вы такой, но он не говорил мне, для чего вы хотите увидеть Пола.
— Пола? — удивленно переспросил Вернер.
— Мы.— Ее руки нервно сцепились.— Мы поменяли его имя на «Пол». Это имя кажется мне более подходящим к фамилии Уилер.
— Да, я понимаю вас,— вежливо согласился Вернер.
Воцарилось молчание.
— Ну,— решился Вернер.— Вы желаете знать, для чего я хочу увидеть мальчика. Я постараюсь объяснить вам покороче. Десять лет тому назад в Гейдельберге,— продолжал Вернер,— четыре супружеские пары: Элкенберги, Нильсены, Калдеры и мы с женой,— решили поставить эксперимент на наших детях, которых тогда еще не было на свете. Этот эксперимент касался некоторых особенностей сознания человека. Мы предположили, что в древности все люди не пользовались сомнительными преимуществами речи, а обладали врожденной способностью к телепатии.
Кора приподнялась в своем кресле.
— Далее,— продолжал, не останавливаясь, Вернер,— что эта врожденная способность все еще дремлет в нас, но просто не используется больше нами. Но ведь если миндалины или аппендикс тоже не используются организмом, это не означает, что они вовсе бесполезны. Мы принялись за нашу работу, мы использовали в ней множество методик и обменивались ими. Мы переписывались каждый месяц, сообщая друг другу об успехах наших детей. Обучение продвигалось очень медленно. А в будущем мы планировали организовать колонию для наших подросших детей, где они могли бы жить вместе и укреплять свои телепатические способности, пока эти способности не стали бы второй природой членов этой колонии. А Паал Нильсен — один из таких детей.
Уилер выглядел совершенно удивленным.
— Это факт? — спросил он.
— Факт,— ответил ему Вернер.
Кора неподвижно сидела в кресле, глядя на высокого немца. Теперь ей было ясно, почему ей постоянно казалось, будто Паал понимает ее без слов. Она думала о его страхе перед школой и мисс Франк. Думала о том, сколько раз она поднималась с постели и приходила к нему, когда он в ней нуждался, хотя он не мог произнести ни звука.
— Что? — спросила она, увидев, что Вернер, кажется, говорит ей что-то.
