Уильям Лэшнер - Меченый
А теперь на ее очарование купился волшебник. Это было уже слишком. Досада заглушила внутренний радар Рикки. Он не почувствовал опасности в том, что волшебник снова и снова повторял имя сестры, в том, что назвал ей себя, хотя не открывался перед ним, в том, что долго-долго держал ее руку в своих ладонях. И в том, что дал ей доллар. Рикки должен был почувствовать опасность, но не почувствовал ничего. А может быть, почувствовал приближение беды, но не захотел ее предотвратить.
– Почему-то, – сказал Ричард, вытирая глаза рукой, – мне расхотелось ходить к волшебнику. Но Шанталь настаивала, и я отводил ее. А однажды он позвал ее в подвал, чтобы показать что-то. Когда Шанталь вернулась, она сияла, словно получила самый дорогой подарок в мире. Я спросил: «Что он тебе дал?» – но она не ответила. Она никогда, никогда, никогда не хотела делиться подарками.
– Что он ей дал? – спросил я.
– Зажигалку. Тяжелую, золотую. Она спрятала ее в ящике с игрушками, но я нашел. После этого у меня совсем пропало желание ходить к волшебнику.
– Но Шанталь продолжала бывать у него?
– Да. Она показывала конфеты, которые он ей дарил, и смеялась надо мной, потому что я к нему больше не ходил.
– Что случилось с Шанталь?
– Не знаю. Но как только она пропала, я понял, что виноват волшебник, этот Тедди.
– Вы кому-нибудь сказали об этом?
– Не сразу. Как я мог? Ведь это я отвел ее к волшебнику. Я был в ответе. Мама с папой убили бы меня, выбросили на улицу.
– Тебе было девять лет, – сказала Моника. – Ты не понимал, что делал.
– Нет, я все понимал. Когда Шанталь исчезла, родители изменились ко мне. Они больше не кричали: «Успокойся, Ричард. Сиди тихо, потому что Шанталь танцует». Они говорили: «О, наш милый Ричард, оставайся дома, Ричард, береги себя». Меня обнимали, целовали и баловали. Меня больше не выпускали на улицу, что меня вполне устраивало, потому что я боялся Тедди. Нет, я не хотел, чтобы Шанталь вернулась.
– Неужели ты так ее ненавидел? – спросила Моника.
– Нет. Да. Не знаю.
– Кому ты рассказал о волшебнике?
– Детективу. Он пообещал, что ничего не скажет папе с мамой, и я ему все рассказал.
– Детективу Хатэуэю? – спросил я.
– Да, точно. И он сдержал обещание. Никогда не говорил, что во всем виноват я. Он сказал, что найдет волшебника, но так и не смог это сделать.
– Хорошо, Ричард, – сказал я. – Думаю, достаточно.
– Это все? – спросил он.
– Это все. Спасибо.
Он посмотрел на Монику, и на его лице отразился отчаянный страх.
– Ты расскажешь об этом маме?
– О, дорогой, – сказала она, утирая слезы. – Тебе было всего девять лет.
– Не говори маме.
– Жить, как ты жил до сих пор, невозможно, просто невозможно. Нам нужно как следует убраться в этой комнате, нам нужно вытащить тебя из дома.
– Мне и здесь нравится.
– Так жить нельзя. Это просто невозможно.
– Я хочу так жить.
– О, Ричард, дорогой! Посмотри, что волшебник сделал с тобой. Посмотри, что он сделал со всеми нами.
Я покинул брата и сестру, агорафоба и танцовщицу, подражающую пропавшей девочке. Я оставил их в растрепанных чувствах. Моника была права: Тедди действительно виноват перед ними. Перед своей семьей, включая Шанталь. Я должен найти этого ублюдка.
И я знал, откуда начать поиски.
Но прежде следовало оставить кое-кому сообщение.
Глава 44
Для этого я выбрал самое непривлекательное место из всех возможных. «У грязного Фрэнка». Название говорило само за себя. А что делалось в туалетах! Такая гадость!
Забегаловка «У грязного Фрэнка», расположившаяся на углу Тринадцатой улицы и Пайн-стрит, официально именовалась притоном. В этом прибежище бородатых байкеров и хрупких, непрерывно курящих студентов-художников стояли замусоренные кабинки с низким потолком, имелась постоянная, не отличавшаяся вежливостью клиентура и играл великолепный музыкальный автомат, на котором крутились старые классические сорокапятки – маленькие виниловые пластинки. В этой забегаловке всегда висел густой сигаретный дым и царил запах немытого тела и пролитого пива.
Я нарочно опоздал, чтобы окружающая обстановка осела на его бледную мягкую кожу. Я нашел его в баре, он сидел между двумя пьяными байкерами перед стаканом вина.
– Я не знал, что в этом притоне подают красное вино, – сказал я.
Лавендер Хилл в бордовом вельветовом костюме с отвращением понюхал вино в стакане.
– Нет, не подают, – сказал он. – Это не вино, а кошачья моча, разбавленная кровью ягненка и приправленная йодной настойкой.
– Фирменный напиток.
– Хорошенькое же место вы выбрали.
– Для вас только лучшее, Лав. Я подумал, что это будет прекрасным местом для наших тайных переговоров.
– Тайных? Да, Виктор, в этом костюме – мешочная ткань, не так ли? – вы похожи на местную шантрапу. Но я не совсем подхожу для подобных мест, или вы не заметили? Если бы вы намекнули на тип заведения, в которое меня направили, я бы надел черный кожаный комбинезон.
– Не хочется признаваться, но мне жаль, что я упустил это из виду.
– О, я уверен, вы были бы очарованы моим костюмом. Тем временем я пью это ужасное пойло, из-за дыма глаза слезятся, что плохо сказывается на гриме, а неандертальцы по обе стороны от меня готовятся устроить соревнование по пуканию.
Байкер, сидящий за спиной Лава, при этих словах оторвал голову от стойки бара.
– Что ты сказал?
– Я адресовал свой комментарий не вам, сэр, – сказал Лавендер Хилл. – Будьте добры, займитесь своим пивом. Единственное, чем может привлечь это заведение, Виктор, – очень вероятная возможность пьяной драки. Ничто так не возбуждает кровь, как хорошая пьяная драка.
– Я не любитель пьяных драк.
– Я это уже понял.
– И вас не принял бы за драчуна.
– Поверьте, что вы вообще неправильно меня принимаете. Может быть, найдем более укромное место для разговора? А вот пустая кабинка. – Он соскользнул с сиденья у стойки. – Закажем пару пива? Боюсь, что пойло, которое здесь называют вином, слишком вредно для пищеварения.
Он засеменил к выгородке с грязным столом и рваной обшивкой сидений. Подошла барменша и стала наблюдать за ним вместе со мной. Это было то еще зрелище. Подойдя к кабинке, Лав заглянул внутрь, грустно покачал головой, вытащил платок и расстелил его на стуле, прежде чем усесться.
– Ваш друг? – спросила барменша, красивая женщина в черной рубашке.
– Деловой партнер.
Она посмотрела на нетронутый стакан вина.
– Оно ему не понравилось?
– Не очень.
– Не представляю почему. Я только что открыла ящик.
– Его вкусы слишком утонченны.
– Наверное, вы правы – от него очень хорошо пахнет.
– Кувшин китайского пива и два стакана, – сказал я, положив десятку на стойку.
Лавендер сидел в кабинке, пытаясь найти достаточно чистый кусочек стола, чтобы опереться локтями, но его усилия были напрасны. Он взглянул на меня с явным раздражением и уронил маленькие ручки на колени. Я сел напротив и наклонился над столом.
– Как я понимаю, вы связывались с моим клиентом.
– Мы разговаривали. Не знаю, откуда ваш клиент получил мой номер, – он подмигнул, – но что было, то было, и последнее время мы часто общаемся. Он поделился с вами содержанием наших бесед?
– Нет.
– Тогда как вы узнали?
– От Джоуи Прайда.
– Ах да, от непокорного мистера Прайда. После того, что случилось с его другом, отыскать Джоуи было нелегко.
– Как вы его нашли?
– У меня есть свои способы.
– Вы говорили с ним лично или по телефону?
– Он не пожелал встретиться со мной лицом к лицу. Наверное, его огорчила смерть друга.
– Убийство, – уточнил я.
– Полиция в этом уверена?
– Он был убит выстрелом в голову.
– О, довольно страшная смерть. Случаем, не самоубийство?
– Ему дважды выстрелили в голову. После того как ранили в колено. На месте преступления оружие не найдено.
– А, понимаю. Небрежная работа, но ведь и обучают в наши дни просто отвратительно. Итак, полагаю, причиной смерти действительно является убийство. Да, это достойно сожаления, хотя не такого, как это заведение.
– Джоуи сказал, что его не устраивают условия, которые предлагает Чарли. Он хочет не одну пятую, а половину.
– Ничего удивительного. Но боюсь, он может остаться ни с чем. Первоначальная восторженность вашего клиента от моего предложения, похоже, пошла на убыль.
– Он колеблется?
– Да, к сожалению. Это могла бы быть такая чистая сделка, такая выгодная для всех заинтересованных сторон, но этот жалкий олух не перестает лепетать о своей матери.
– Он к ней привязан.
– Состояние, достойное сожаления. Вы близки со своей матерью, Виктор?
– Не совсем.
