Андрей Измайлов - Трюкач
Кончился «Час червей», кончился…
III. ЧАС KPЕСТОВ
… И отправился в город самый хитрый из разбойников. Побродил по базару, посидел в чайхане, сыграл в нарды, послушал о чем горожане говорят, – сам поспрашивал, но так, чтобы его интерес был незаметен. И говорили горожане о бедном Али-Бабе, который недавно, и внезапно разбогател… И рассказали горожане, где живет Али-Баба. Самый хитрый из разбойников переоделся нищим, постучался в дверь и сказал: «Здесь ли живет бедный Али-Баба, ставший богатым? Подай несчастному нищему, достопочтенный. Если ты разбогател недавно, то должен помнить, как плохо быть бедным. Мне, несчастному нищему, плохо»! И жена Али-Бабы вынесла переодетому разбойнику золотую монету. И хитрый разбойник узнал монету из пещеры с сокровищами. Он долго благодарил и кланялся. А когда жена Али-Бабы ушла в дом, пометил дверь маленьким незаметным крестиком и поспешил к атаману. И сказал ему: «Ночью мы придем к тому, кто подслушал тайну «Сим-сима» и проник в нашу пещеру, похитив честно награбленное нами. Мы придем и не ошибемся дверью, потому что я пометил ее маленьким незаметным крестиком». Но жена Али – Бабы, собравшись на базар за зеленью, зорким женским взглядом обнаружила на двери крестик и пометила таким же крестиком все двери на улице. И когда ночью разбойники пришли в город, самый хитрый из них сказал атаману: «Здесь живет Али-Баба, укравший у нас украденное. Здесь, видишь, крестик!» – «И здесь крестик! И здесь! И здесь тоже!» – сказали разбойники, обойдя все двери. И атаман, вернувшись в пещеру, отрубил голову самому хитрому разбойнику. И решил атаман, что никому нельзя доверить самого простого дела. И хоть в подчинении у него сорок головорезов, но придется все делать самому. Тряхнуть стариной, так сказать…
КАДР – 1
Три трупа в квартире на Раевского – это уже серьезно. Три неожиданных трупа – Октай-Гылынч-Рауф. Неожиданность в том, что Октай-Гылынч-Рауф оказались в квартире. Для тех, кто тишком намеревался перетряхнуть каждую мелочь в жилище скитальца Ломакина, пока тот… скитается. В жилище, помеченном крестиком. Но, судя по кавардаку, ищущие не слишком заботились о том, что скажет хозяин, вернувшись и обнаружив кавардак. Нет, бы аккуратно произвести обыск, чтобы и следов не оставить, разве что хозяин заранее понаставлял бы всяческих волосков-ниточек-иголочек – ага, повреждено-порвано-сдвинуто, и, значит, рылись, значит, искали! Вот только что? Знать бы!
Ломакин и не думал ставить сигнализирующие ловушки перед те как «улететь в Баку», то есть «лечь на топчаны». Это годится для киногероев, владеющих неким компроматом на могучего злодея. И у Ломакина не было компромата, запрятанного в укромных уголках-тайниках квартиры. У Ломакина был единственный компромат – на себя самого. Такой компромат не спрячешь на дне горшка с апшеронским суккулентом. Все как на ладони: полмиллиарда долга. Платежки, смета, гарантийные письма, учредительные документы. Антонина в его отсутствие провела аудиторскую проверку: да, полмиллиарда, да, сроки сжались до недели, уже до пяти дней. Где он возьмет полмиллиарда за пять дней?! Вы что, все – с дуба рухнули?! А главное – понять бы, куда они, полмиллиарда, делись?
Как-ак – куда?! Вот же все документы, вот! Сам посмотри! Видишь? Понимаешь?
Он смотрел, но не видел, не понимал. Он кино снимает, он по уши занят, у него все кипит! Вот и в налоговой все кипит, и в банке все кипит, и в страховой все кипит. У всех все кипит – но у них с Ломакиным разные кастрюльки. Так, он полагал. Да? Кастрюльки, может, и разные, но блюдо одно: где полмиллиарда?! куда девал?! возвращай, пока не поздно!
Или уже поздно? Иначе шуровали бы неизвестные гости столь беспардонно? Оно конечно, хозяин – в Баку. Но ведь вернется когда-нибудь? Или… нет.
Так что вполне возможно: не только дверь квартиры на Раевского пометили крестом, но и на самом Ломакине поставили жирный крест – «мешок», он и есть «мешок».
Когда Ломакин срочно прилетел в Питер, и ввалился к Слою, то был праведно свиреп: что вы тут наваяли-накуролесили, пока я делом занимался?! С тайной надеждой: ерунда, профилактическая паника, сейчас, все выяснится.
Надежда умирает последней. Умерла. Все выяснилось. То есть не все, но одно-то уж точно: Ломакин в глубокой, беспросветной… джоппе, если yгодно.
А генеральный директор АОЗТ «Аура плюс» Евгении Павлович Солоненко – ни при чем. «Консильоре» Тим, гадкий мальчик, господин Ровинский – тоже ни при чем. Вообще, «Аура плюс» – не при чем. Ибо «Русский инвалид» – самостоятельная единица.
И Ломакин – директор. Вот печать, вот его подпись на банковской карточке – нотариусом заверено.
Он, Ломакин – бестолочь! Ему, Ломакину, кино бы доснять! Он целиком и полностью полагался на «Ауру» – мы же партнеры! Мы же еще тогда, еще в Доме кино договорились!
Договаривались, да. «Аура плюс» и действовала строго в пределах договоренности, не так ли? Аппаратуру закупила, сдала в аренду «Русскому инвалиду». С кредитом помогла. Кто бы, какой банк рискнул бы полумиллиардом рублей на квартал под минимальный процент, если бы не хлопоты «Ауры»?! Кстати, наличку пришлось сунуть. Немного, пять лимонов, на это лимоны «Ауры», надо бы вернуть. И аппаратуру – тоже вернуть, она на балансе «Ауры».
А как же «Час червей»? Нич-чего не понимаю!?
То-то и оно, супермен, то-то и оно. Забудь ты о «Часе червей», о себе подумай. Хотя… поздновато. Как же так, Виктор Алескерович. Как же так?! Мы вам – все, а вы нас так подставили, так подставили! Деньги разбазарены…
Почему разбазарены! Где Таша-лупоглазка? У нее все документы!
Все документы теперь у нас. А куда сбежал ваш бухгалтер – это вопрос. Но ничего, найдется. Найдут. У нас есть специальная служба. А документы – вы спрашивали? – вот они. Антонина Николаевна проводила аудит, пока вы, на курорте… пребывали. Антонине Николаевне вы, Виктор Алескерович, доверяете. Доверяй, но проверяй, понимаем. Можете проверить. – полмиллиарда в трубу. Так, по документам, Вашим, Ломакин, вашим документам. Проверяйте…
Он Ломакин, во всей этой фигне ни фига не понимает! Он понимает в кино!. Он… нич-чего не понимает!
– Кстати, насчет кино Евгений Павлович… – встревал гадкий мальчик. – Насчет ЛУКойла – все окей, я вам вчера рассказывал, – но мне заодно удалось кое-что пронаблюдать на съемках. Пусть господин Ломакин объяснит, зачем он купил костюм у своего… актера. Разве сметой это предусмотрено?
– А что за костюм? – живо заинтересовался Слой. От прежнего дружелюбного панибратства ни следа. Скорее дружелюбная… скорбь у изголовья безнадежного: от душевных щедрот сочувствие, но и неявная отстраненность, мол, ничто безнадежному не поможет, а нас, безгрешных судьба миловала, уф!
– Какой, к черту, костюм, Слой! Тут – полмиллиарда, а ты этого пацана слушаешь! Какой, к чертям, костюм?!
– A, почему вы Виктор Алескерович к Евгению Павловичу на «ты» обращаетесь? Он ведь старше вас?
– Пойди погуляй, мальчик! Слой, скажи ему, чтоб погулял, или я его, придушу! Его же, шарфиком!
– Это не мальчик, Виктор Алескерович. Это, чтоб вы знали, мой консильоре. Первый советник, если хотите. Ну так что вы там натворили с костюмом?
«Выканьем», именем-отчеством Слой обособился: он больше не Слой для супермена, он Евгений Павлович для проштрафившегося партнера, для Ломакина, который крупно подставил головную фирму, а сам разбазарил кредит в полмиллиарда – костюмы, видите ли, он щедро скупает у актеров! На барахолку, что ли, собрался секонд-хендом торговать? Дык, таким манером кредит не отобьешь, Виктор Алескерович…
А в окно с улицы следственно щурился белогвардейский Феликс: ну-ка, давайте, гражданин, все начистоту! Зря все-таки не сковырнули рыцаря революции в новейшее смутное время – было бы нынче на одного допрашивающего меньше. Слой, крошка Цахес и Дзержинский – многовато для одного Ломакина.
Допрос проводится генеральным директором Солоненко Е. П. в присутствии г. г. Ровинского Т. и Дзержинского Ф. Э.
По сути предъявленных мне обвинений я, Ломакин В. А., могу сообщить следующее…
Ну, по-о-олный бред! Какой допрос?! Какой костюм?! Какого… хрена?! Тут – полмиллиарда, а вы мне – про костюм! Я же на съемках был, а здесь все без меня крутилось!
Вот и докрутилось. Н-ну?
Что – н-ну?!
Про костюм.
Б-блин, дался вам этот костюм!
Не нам Виктор Алескерович, не нам. А вам. Н-ну?
Он, Ломакин, наоборот – экономил на чем мог. Тот же вертолет! Ведь бесплатно дали! МИ-8! Даже сначала с истинно кавказским размахом чуть «крокодил» не предоставили, то есть МИ-24, штурмовой, иначе – вертолет огневой поддержки. Но хоть и хорош МИ-24 в бою, в кино – нет. Потому что на борт не поднимет больше трех человек – остальное… боекомплект. А для «Часа червей» требовался именно МИ-8 – тринадцать пассажиров вместит. А сколько возни было с заправкой-дозаправкой?! А сколько на лапу пилоту?! Бесплатно-то бесплатно, однако и пилота надо понять. Тем более, что он дает понять, мол, день, жара, воздух более разреженный, а вы: садись-взлетай, садись-взлетай, оторваться от земли, зависнуть, балансировка – горючее нынче дорого! А вплотную к автобусу садиться – пусть другой садится, а он жить хочет! Да ничего страшного: размах лопастей позволяет приземлиться в пяти метрах. Да-а? А сами говорите: в трех! Ладно, пусть в пяти! Посадишь? А мне одолжения не надо! А что тебе надо?! Что-что, х-ха!… По какой статье подобные расходы проводить?!
