Андрей Измайлов - Трюкач
– Вот так, старикан! А ты думал!
И ОН, в свою очередь, поймал отсутствие сиплости, отсутствие акцента, отсутствие тащилы-психопата.
ОН наконец сосчитал.
Было:
Пожилой астеник-психотерапевт, схлопотавший в автобусе под дых.
Чистюля непреклонного возраста, белый пиджак в красно-бурую кровяную крапинку.
Беременная горянка.
Исцеленный от алкогольного плеврита, лишившийся акцента террорист.
Второй бандит, который способен не только дать сзади по башке, но и вертолет способен поднять и опустить, поднять и опустить, вот ведь что оказывается!
Прекрасная дама, готовая закрыть героя-трюкача своим телом и бесстрашно хамящая бандиту.
И – ОН.
ОН – ка-аз-з-зел, который, не то, что до десяти, до семи не сосчитал.
Их должно было остаться семь плюс два бандита, так?
«И этих семерых тоже отпустим, не бойся, начальник!».
А на борту – всего семь.
Брезентовый коридор понадобился не только для того, чтобы укрыться от снайперов, но и для того, чтобы НЕ СОСЧИТАЛИ.
Итак! Момент, момент! Ага. Момент истины.
Собираются вместе семь человек. Ни в коем случае не родственники, не любовники, не сослуживцы. Чтобы ни единой ворсинки, за которую спецы могли бы ухватиться. Каноническое число. Великолепная семерка. Семь самураев. Семеро смелых. Семь симеонов. Они жестоки, они рассудочны, они готовы на все. Терять им нечего, даже цепей. Приобретут же они каждый по три миллирда долларов без малого…
Сценарий и выдумывать не надо – он готов, он знаком до последней реплики. Премьера состоялась давным-давно, с той поры каждую реплику-ремарку знает наизусть не только исполнитель, но и зритель. Ну, допустимы небольшие вариации, но в пределах общей канвы. Завязка-кульминация-развязка. Особо просвещенные в нюансах обычно с пеной у рта доказывают, что необходима еще некая ОБЯЗАТЕЛЬНАЯ СЦЕНА. Точно никто не знает, какая-такая обязательная сцена, но быть должна – где-то между завязкой и кульминацией, или сразу после кульминации задолго до развязки. Черт с вами, эстеты! Будет вам и обязательная сцена и свисток! Финальный свисток!
Игра окончена. Со счетом двадцать миллионов долларов в пользу государства очередной раз победил спецназ!
Нет дорогуши! Это вам не финальный свисток! Это свист на галёрке! Потому как не видать государству этих миллионов, что совсем и не по правилам, установленных государством. Ибо…
Когда спецназ наконец-то, отдуваясь, берет вертолет в кольцо и сжимает-сжимает это кольцо, то слышит внутри счастливые всхлипы и смех на лужайке. И облегченные крики: «На-а-аши!».
«Альфисты» могут хоть до посинения пересчитывать пассажиров вертолета – их, пассажиров, аккурат семеро, и все они заложники. Да хоть у ранее освобожденных товарищей по несчастью спросите!
А террористы?
Они забрали чемоданы и побежали во-он туда!
Да не туда, а во-он туда! Их там как раз машина дожидалась. Легковая.
Какая? Конкретно! Модель?
«Комби»!
Нет, «девятка»!
Да нет же, «газик»!
Кто-нибудь может точнее?…
Не уверены. Бандиты перед выходом приказали всем лечь лицом вниз, руки за голову и – считать до тысячи. Они каждый раз, когда вертолет садился, приказывали всем лечь и считать до тысячи. Ни разу не досчитывали – вертолет снова поднимался. А теперь вот досчитали, и тут – вы, на-аши!
И вот еще что, товарищ… лейтенант?… капитан?… Извините, погон не вижу.
Неважно. Что – еще?!
О чем это я? А! Вот еще что! Один из бандитов на предыдущей остановке сошел. С двумя чемоданами. Там его тоже машина дожидалась. Он на ней уехал.
Не выдумывайте! Он не уехал, он просто чемоданы в нее перегрузил и обратно вернулся. А в машине люди были. Сообщники, наверное.
Как же вы разглядели? Если – лицом вниз и руки за голову?
Ты что, военный, слепой?! Ты, когда сам будешь на седьмом месяце, попробуй лечь на пол лицом вниз. А я боком легла – мне было немножко видно.
Товарищ… майор! Женщина права, но не совсем. Тот бандит все-таки вернулся. Но без чемоданов.
Погодите-погодите! Дайте я скажу! Мне показалось, что кто-то вернулся обратно, только это уже другой был. Скорее всего из машины. Потому что, когда мы последний раз приземлились, они вдвоем убежали. Иначе им просто чемоданов не унести было. То есть одному – не унести.
В общем разнобой в показаниях полный. Оно и объяснимо. Стресс. Бурное словоизвержение как реакция на долгожданное освобождение. Мешанина желаемого и действительного – никто толком не объяснит, что и как происходило. Каждый считает, что его восприятие происшедшего – единственно верно. Все так – и все не так.
Ясно одно – последние заложники живы-здоровы, хоть и перепуганы, а террористы сквозь землю провалились. Будем искать, будем оцепление ставить, будем магистраль перекрывать усиленными постами.
А где искать? Борт садился шесть раз. На место каждой посадки срочно (по возможности, а возможности не безграничны!) поспевал спецназ, оцеплял, прочесывал, перекрывал усиленными постами… В четырех из шести точках посадки обнаружены саквояжи с долларами – спрятаны, замаскированы, однако обнаружены. То ли сообщники должны подъехать и подобрать, то ли «головные» бандиты рассчитывали как-нибудь попозже вернуться и откопать – через недельку-месяц-квартал. А в двух точках ничего не обнаружено. То ли сообщники уже подъехали и подобрали – какая машина, какой модели?! То ли «головные» совершали отвлекающую посадку: ищите, ищите – они, саквояжи, золотые! Борты слежения-сопровождения разумеется были подняты в воздух. Разумеется, следовали на дистанции, чтобы террористы не заметили, условия они, террористы, продиктовали жесткие: заложников при несоблюдении по одному вышвыривают с вертолета. Так что пришлось борты сопровождения срочно сажать после того, как действительно что-то (кто- то?) было выпихнуто из вертолета и в свободном полете ушло к земле. Срочно – в точку приземления!
Капризы оптики: глядя в окуляр хоть кинокамеры, хоть бинокля, хоть ТЗК, запросто можно принять за человека не только борцовую куклу, но и деревянную чушку.
Нет, не чушка, не кукла, но и слава богу! – не человек: один из саквояжей с долларами. Лопнул от удара – высыпалось, разметалось. Спецназ тоже люди. Да и, помимо спецназа, там люди – добровольцы из местных. Вот и просеивай-отсеивай после: сообщник или обнищавший, позарившийся на «зелень», у него карманы долларами набиты! и за пазухой тоже! и в трусах! Ну-ка, фас!… А у этого – тоже! И у этого!… Э! Солдат! Его не трогай! Он мой брат, понял?! А этот – брат вон того. Ты бандита лови, а не нас, понял?!
Впрочем, с вертолета не только саквояж сброшен. С вертолета и заложник сброшен. Живой. До той поры живой, пока об землю не шлепнется. А то как же?! Вы что, военные, решили: мы блефуем?! Мы, бандиты, террористы… хоть горшком назовите, но условия соблюдайте! Говорили: никаких вертолетов сопровождения?! Договорились?! Вы что думаете – шутки шутим?! Нате тогда еще одного летуна без парашюта! Да, не блефуют, сволочи! Всем бортам сопровождения – на посадку! Не блефуют. Терять им нечего.
Основная группа заложников, выпущенная еще на полосе из автобуса, поделилась впечатлениями: безжалостны, беспощадны, бескомпромиссны. Два пристреленных пассажира – тоже свидетельство. Обычно террористы орут, грозят, матерятся, но стреляют в заложников только в случае крайней нужды, когда иного выхода нет. А тут – не было крайней нужды. Ну, вскочил парень неожиданно. Ну, подсмотрел кавказец в окно. А они сразу: паф! паф! Или старику этому – под дых! Он с ними хотел просто поговорить, а они… Какому старику? Такому… старому. Нет, среди нас его нет. Он еще там остался. Или другому, бородатому такому, – он только приподнялся, а ему сзади по голове ка-ак хрясь! Нет, его тоже здесь нет, он тоже там остался.
Кто еще там остался? Описание можете дать?
Точно – нет. Мы же лицом вниз все время. Или нам нужно было себя под пулю подставлять?! Вы так считаете, да?! Вместо того чтобы нас сразу спасти, вы считаете – можно нас под пули подставлять?! У нас ваших бронежилетов нет! И оружия нет! И никто нас не учил, как вас! А вы тут еще нас обвиняете в том, что мы…
Тише, тише. Никто вас не обвиняет. Успокойтесь. Все обошлось, все уже позади, уже кончилось. Родненькие-миленькие! Родненькие миленькие! Они мне – в руку! Кровь! Родненькие-миленькие! Да что это! Они всех убьют, они никого не пожалеют! Радненькие-миленькие! Вы их просто не видели! Эта – звери, звери!
