Джек Керли - Послание
– Вас уважают в нашем округе, Клэр. И за его пределами.
Она грустно улыбнулась.
– Тщеславие напоминает трещину, которая расширяется по мере ее заполнения, Райдер. Профессионально я твердо стою на ногах, но я не одна такая, а лишь одна из многих талантливых и уважаемых людей. Но только не в мире Зейна. Там я была аномалией! Самостоятельно пробившаяся женщина в мире блестящих тупиц, чьи достижения являются зеркальным отражением успехов Зейна: унаследованы, куплены, получены в результате удачного брака. Как мне попасть туда, где я могу стоять с ними рядом и одновременно возвышаться над ними? По выражению ее глаз я понял, что она ждет ответа.
– Выйти замуж за Зейна Пелтье, – сказал я.
Она невесело усмехнулась.
– Та же самая несчастная трещина, тщеславие. Я опускалась вниз, думая, что иду в гору.
За бухтой вуаль дождя над Мобилом с краю стала золотистой, через нее пробились лучи солнца. Клэр на мгновение задумалась.
– Мой самоанализ начался недавно, Райдер, и только после того, как вы пришли ко мне по поводу доктора Даванэлле, Эйвы. Когда вы ушли, я поняла, что моей первой реакцией было не «Как я могу помочь?», а «Я не могу допустить пятна в своем послужном списке». Это была жалкая мысль, а я – эгоцентричная дура.
Я покачал головой.
– Мне кажется, Клэр, вы установили планку на уровне, который выше, чем вы есть на самом деле, поэтому никогда ее не достигнете. А это путает все приоритеты.
Клэр взяла в руку цветок розы.
– Слабость Зейна, его покорность Барлью заставили меня почувствовать отвращение сверх меры. Но не к Зейну, а к себе самой. – Она кивнула в сторону дома. – Это место никогда не было моим, не было моей жизнью. Это просто чудовищное скопище вещей. Единственное, что я по-настоящему любила, была моя работа, моя способность… – Она замолчала и так крепко сжала кулаки, что даже костяшки пальцев побелели. – Черт! Вот я и снова выстраиваю мой мир, Райдер. Моя жизнь. Мои вещи. Моя работа. – Она отвернулась, чтобы вытереть глаза. – Как Эйва? Она справится с этим? Скажите, что у нее все хорошо, даже если это не так.
– Клэр, я думаю, что…
Прежде чем я успел закончить, Клэр приложила палец к моим губам. От ее духов у меня кружилась голова. Возможно, это было от роз.
– Хотя бы только на сегодня скажите, что у нее все в порядке, что она справится.
Она убрала палец, и я сказал:
– Она справится.
Невероятным усилием воли Клэр заставила себя улыбнуться.
– Вне всяких сомнений! Она молодая, она сильная. Она будет великолепна. Все будет хорошо. Мир состоит из бриллиантов и роз, Райдер. Нет, к черту бриллианты, это всего лишь полная самомнения грязь. Мир состоит из роз.
Ее улыбка разбилась, словно стеклянная, и она упала мне на грудь. Я подхватил Клэр, и она тихонько заплакала – больше вздохов, чем слез. Я почувствовал тепло ее губ у себя на щеке. Потом она отступила назад, вытерла глаза рукавом и подтолкнула меня к машине.
– За работу, дорогой! – только и сказала она.
Я смотрел, как она выпрямила спину, совладала с непослушными губами и широким шагом направилась к похожему на пещеру дому. Я знал, что это было сигналом к путешествию, от которого я долго уклонялся. Наше дело только что налетело на стену, и теперь была моя очередь выпрямляться, что-то делать с лицом и шагать дальше. Хотя я набирал этот номер всего раз шесть в жизни, я вынул из кармана телефон и уверенно позвонил Вэнжи, как будто эти цифры запечатлелись у меня прямо в сердце.
Глава 26
Ночь, тихий ветерок и жемчужно-белый серп месяца – все это было бы великолепно, если бы я находился в любом другом месте, но. не в этом. Здесь и сияющая луна, и звезды выглядели неуместно. Это было место вне красоты, место, где даже тени прятались в тень, а свет выглядел иронией. За ту милю, которую я проехал после поворота с трассы до этих ворот, мои руки так вцепились в руль, что их свело судорогой. Встряхивая их, я вспоминал, что был здесь четырежды, причем каждый раз говорил себе, что это в последний раз.
Охранник на воротах спросил мое имя и, не переставая светить фонариком мне в лицо, проверил по компьютеру мои данные. Я не обиделся: здесь все делалось именно так, чтобы исключить любую ошибку. Я припарковался на стоянке и подошел к двери, где второй охранник встретил меня так, будто внешняя охрана существовала только для разогрева. Под грохот замков и лязганье дверей я зашел внутрь.
Несмотря на позднее время, Вэнжи была на месте. Она понимала мое настроение, поэтому наш разговор ограничился обычными любезностями. Пришел охранник, чтобы проводить меня в комнату Джереми. Я попросил его не открывать дверь или смотровое окошко, если только я не позову его. Я потребовал, чтобы мониторинг комнаты видеокамерами был выключен, и Вэнжи неохотно согласилась. Охранник посмотрел на нее скептически.
– Он знает, что делает, – сказала она ему.
– Ему виднее, – ответил тот.
Мы шли по длинному белому коридору, куда выходило несколько массивных металлических дверей с окошками; окошки были закрыты. В коридоре раздался звук сирены, достигший высшей точки. Я думал, что это пожарная тревога, пока не сообразил, что это человеческий крик, хотя даже трудно представить, что за дьявольское видение могло вызвать подобный вопль. Крик задержался на мгновение, словно запутавшись в молекулах воздуха, и исчез в другом измерении. Я заметил, что охранник изучает меня со странной, торжествующей улыбкой, и понял, что он заряжается энергией, работая в условиях, где мука и ужас являются нормой. Мне хотелось съездить по его ухмыляющейся физиономии, чтобы брызнувшие слюни и кровь оставили на белой стене широкий, как хвост кометы, след.
Это на тебя так влияет само место. Спокойно.
Мы остановились перед дверью.
– Я буду здесь, снаружи, – сказал охранник. Он отодвинул задвижку окошка и заглянул внутрь, прежде чем провести пластиковой карточкой ключа по электронному замку. Дверь с шипением открылась.
Я вошел внутрь. Если бы не все остальное, это напоминало бы комнату в общежитии: встроенные шкафы, открытая ниша для одежды, длинный обеденный стол, служивший одновременно и письменным, стул около него, еще один стул в углу и диван-кровать со съемным матрасом. Вся мебель была сделана из мягкого пластика. Здесь был также книжный шкаф, аккуратный и полный книг. В нише находились умывальник, туалет и кабинка для душа. Зеркало в полный рост сделано из майлара, и отражение в нем было искажено, словно смотришься в поверхность ртути.
Джереми сидел на кровати с зеленой книгой в руках. Он был худощавым и привлекательным, с желто-голубыми глазами и шелковистыми белокурыми волосами; у него не было мощного отцовского сложения, зато он унаследовал его цвет глаз и волос. На Джереми был серый спортивный костюм, белые носки и больничные тапочки. Он взглянул на меня так, будто мы виделись каждый вечер. Я прислонился к стене и сложил руки на груди.
Он похлопал по книжке.
– Читал когда-нибудь Лукреция, Карсон?
– Думаю, что после второго курса нет.
– Какого такого второго курса? Опять шутишь. Вот одно из моих любимых высказываний: «Как дети дрожат и боятся всего в полной темноте, так и мы иногда при свете боимся того, чего следует бояться не больше, чем вещей, которые дети в темноте принимают за ужас, и воображаемое становится действительностью». – Он недоуменно наморщил лоб. – Но я спрошу иначе: кто должен бояться, когда дрожащие дети оказываются правы, Карсон?
Я посмотрел на часы.
– Я бы хотел уехать отсюда к…
Его голос упал на октаву.
– Кто должен бояться, Карсон, когда дрожащие дети оказываются правы?
– Джереми, у меня был очень длинный день.
– КТО ДОЛЖЕН БОЯТЬСЯ, КАРСОН? ЭТО ВЕДЬ НЕ ЧЕРЕПНО-МОЗГОВАЯ ХИРУРГИЯ!
Хотя он был взвинчен, я не смог сдержать злость в голосе.
– Родители, Джереми. Как тебе такое? Вопрос – ответ. Вызов – отклик. Звук – эхо. Ты доволен?
Он слегка наклонил голову, словно услышал вдалеке тихую музыку.
– С мамой все в порядке?
Я вздохнул. Все та же игра…
– Я спросил тебя, все ли в порядке с мамой. Она хорошо себя чувствует?
– Она умерла, Джереми. Она умерла три года назад.
Он удивленно поднял брови.
– Да? Жалко. Она сильно страдала, боли было много?
– Да, Джереми, боли было много.
Белая боль, черная боль… Боль, которая сожгла ее, превратив маленькие руки в неразгибающиеся шишки, и под белоснежным огнем которой она стала почти прозрачной. Она не прикасалась к таблеткам до самого конца, когда была уже не в состоянии терпеть и разрешила мне делать с ней все, что угодно. Ей необходимо было пройти через ад просто на случай, если рай все-таки существует.
– Достаточно боли на троих? – спросил он. – Я тебя, конечно, в этот список не включаю. Ты избежал пламени. О, возможно, тебе были причинены некоторые неудобства, ты стал немного невротичен, но душу твою это не сожгло. Ты был спасен от огня. Твоя душа обожглась, Карсон?
