Монс Каллентофт - Летний ангел
Всего за несколько секунд Ульф Давидссон как будто постарел на пятнадцать лет. Как будто он годами высказывал принципы и установки, но в конце концов каждый раз шел на попятную.
— Папа, это единственное правильное решение. И если я вспомню что-нибудь, что поможет им задержать убийцу, ты станешь героем месяца.
— Ты сама не понимаешь, о чем просишь, — отвечает дочери Ульф Давидссон. Взгляд его ясен, но полон грусти. — Но хорошо. Если тебе хочется гипноза, то он тебе будет.
По пути обратно к парковке.
Солнце на небе — как голубая часть пламени от газовой горелки, именно такой свет, перед которым бессильны солнечные очки. Кажется, что земля потеет, хотя она настолько пересохла, что возможно самовозгорание. Вновь ощущается запах лесных пожаров, щекочет в носу, создает легкое чувство беспокойства во всем теле. Обмен любезностями в доме перед уходом.
— Спасибо. Вы приняли правильное решение.
Заверения:
— Это безопасно. Ей самой станет лучше, если она вспомнит.
Практические соображения:
— Мы свяжемся с вами, когда переговорим с Вивекой Крафурд. Возможно, прямо сегодня вечером. Самое позднее — завтра утром. Постарайтесь быть на связи.
И вот голос Вивеки на другом конце телефонной линии, в Свартмоле.
— Я только что вошла в дом, купалась в озере.
Тело Даниэля Хёгфельдта.
Вода озера.
Ключ к пониманию — в прошлом.
— Она согласна на гипноз. И родители не против.
— Когда?
— Когда тебе удобно.
— Где?
— Тоже — где тебе удобно.
— Тогда давай договоримся, в семь часов вечера в моем кабинете.
— Отлично. Только бы за это время ничего не случилось.
Натали Фальк держит изуродованные грабли, их кривые зубцы — как умирающая крона дерева на фоне неба, почти побелевшего от жары.
Они стоят среди могил в дальней части кладбища, и слышно, как на дороге гудят машины, преодолевая сопротивление плотного жаркого воздуха.
— Я всегда выравниваю дорожки этими граблями, — говорит Натали. — Очень хорошо получается.
— Красиво, — кивает Малин и показывает в сторону часовни, где проходят погребальные церемонии. Дорожка, ведущая к часовне, в идеальном состоянии. — Ты такая основательная.
— Да, в этом смысле я не такая, как все.
Зак молча стоит рядом с Малин в тени старого дуба, смотрит на увядшие цветы на могилах, скорчившиеся от жестокого зноя.
— Я вижу, вы смотрите на цветы. Но мы просто не успеваем их поливать. По такой жаре это невозможно.
— Да, жарко. — Малин кивает и спрашивает: — Ты ведь не все нам рассказала, правда?
— Откуда вы знаете?
— Интуиция подсказывает. Две девочки твоего возраста убиты, так что настало время рассказать все как есть.
— Мне нечего рассказывать.
— Тебе есть что рассказать, — настаивает Малин. — И мы с тобой обе прекрасно это знаем.
— Нет. — Натали Фальк чуть заметно качает головой.
— Ну хорошо, — говорит Зак. — Что ты делала в ночь с понедельника на вторник?
— Я была дома. Мама и папа могут это подтвердить.
— Две девочки. Тереса. Разве тебя не огорчает, что она умерла?
Натали Фальк пожимает плечами, но Малин видит, как ее глаза медленно наполняются слезами. Однако Натали тут же берет себя в руки.
— Хорошо, — произносит она.
— Что — хорошо? — уточняет Зак, и Малин отмечает: он делает над собой усилие, чтобы казаться сердитым.
— Зак, успокойся. Дай ей рассказать.
Натали Фальк делает несколько шагов в тень и садится на траву под дубом.
— Я прочла в газете, — начинает она, — что вы делали обыск у Лолло Свенссон. Но в статье мало что сказано. Так вот, знайте, что я была с ней, да, спала с ней, и Тереса тоже. Подозреваю, что вы хотите это знать, если уже сами не докопались.
Малин и Зак смотрят друг на друга круглыми глазами.
Значит, вот чем занималась Тереса, когда говорила родителям, что идет на свидание с Петером Шёльдом! Вот что она скрывала!
Луиса Свенссон, иначе Лолло. Ты снова всплыла в этом деле. A Lovelygirl — это тоже ты?
— Так Луиса Свенссон и есть Lovelygirl на странице Тересы в Facebook?
— Насколько мне известно, нет.
Лолло. Горячий туман, который появляется в лабиринте расследования, принимает очертания, рассеивается и снова сгущается, приобретая конкретную форму.
Тень.
— Черт подери! — бормочет себе под нос Зак.
— И ты не понимала, что нам важно это знать?
— Понимала.
— И все же ты…
Малин проглатывает слова, ругается про себя. Весь этот заговор молчания, с которым приходится бороться, вся эта жизнь, которую надо скрывать, чтобы тем самым возвысить, словно молчание — живая вода.
— Но теперь вы все знаете, — с улыбкой произносит Натали Фальк. — Просто я считала, что это вас не касается. Это слишком личное.
— Как происходили ваши встречи?
— Мы занимались с ней сексом у нее в усадьбе. Она платила нам за это. Вас, наверное, интересует Петер Шёльд. Так вот, у него есть парень в Сёдерчепинге. Он ездил к нему, когда говорил родителям, что встречается в Тересой. А тем временем Тереса встречалась со мной.
— Вы с ней тоже… были вместе?
— Нет. Она не в моем вкусе.
«Ясное дело, не в твоем вкусе», — думает Малин.
— Сексом мы, конечно, иногда занимались, — добавляет Натали Фальк. — Но так, по-дружески.
— Пошлите патрульную машину на усадьбу Лолло Свенссон возле Римфорса, пусть ее немедленно привезут на допрос, — по телефону говорит Зак Свену Шёману. — По нашим данным, она вступала в сексуальные контакты с Тересой Эккевед.
Пауза. Малин открывает дверь автомобиля на парковке у кладбища, внутри атмосфера горячая и влажная.
— Я знаю, Свен, — продолжает Зак. — Мы всегда можем задержать ее за совращение несовершеннолетних.
Не будьте к ней слишком суровы.
Постарайтесь увидеть в ней человека.
Она не плохая, Лолло, она просто особенная.
Я помню прикосновения ее рук к моему телу, помню, как она совала мне деньги при прощании, помню вкус ее пышного влажного лона и шепот: «Тереса, Тереса!» — эти звуки сплетались с тканью цветастых простыней, с силуэтами деревьев за окнами, с темным сводом небес, украшенным сияющими звездами.
Она отдавалась мне, расслаблялась от прикосновений моего языка, а я ничего не имела против, мне так хотелось получше узнать то тело, которого у меня теперь нет.
Ангелы.
Как я и София.
Мы с ней навек непорочны.
Малин, это она — Lovelygirl?
Или это Славенка Висник?
Это тебе предстоит узнать самостоятельно.
Так что выслушай Лолло, постарайся понять, почему она такая, какая есть, почему поступает так, как поступает.
Малин, я чувствую твое возбуждение.
Ты учуяла запах истины.
И надеешься, что истина поможет тебе.
Эта надежда питает нас обеих, не так ли?
43
Вальдемар Экенберг сидит за своим временным столом в общем офисном помещении следственного отдела. Его длинные ноги в зеленых брюках лежат на столе, он барабанит карандашом по ручке кресла. Пер Сундстен, сидящий напротив, бесцельно бродит по Интернету, заходя на различные сайты новостей, выясняя, что нового пишут газетчики об «их» убийстве.
«Экспрессен»: «Город охвачен ужасом».
«Афтонбладет»: «Таков убийца».
«Дагенс нюхетер»: «Отечественный серийный убийца?»
«Корреспондентен»: «Линчёпингский убийца — мужчина или женщина?»
Он пробегает глазами тексты — ничего нового, ничего такого, чего они сами не знают, интервью с людьми на улице, с девушками, купающимися в бассейне «Тиннис».
Мы боимся выходить вечером на улицу.
В городе гнетущая атмосфера.
У меня дочь четырнадцати лет. Каждый раз, когда она уходит из дома, я ужасно волнуюсь.
Пер смотрит на фоновый рисунок рабочего стола своего ноутбука — пляж в Таиланде. «Боже мой, все на свете бы отдал, чтобы оказаться сейчас там», — думает он и тут же замечает Свена Шёмана, который приближается к их столам. Издалека кажется, что он фыркает, как лошадь, неуверенной походкой продвигаясь вперед. «Неужели я тоже стану таким? — снова думает Пер. — Смертельно усталым и медлительным». Но какой бы утомленной ни казалась фигура Свена, взгляд его живых глаз ясен и остр, и Пер видит: Свен несет им что-то важное.
«Чужаки, — размышляет Свен, приближаясь к столам Пера и Вальдемара, — изгои, хотя принадлежат к полицейскому братству. Один — теленок, другой — бугай, о нем дурная слава. Экенберг вообще темная личность, просто удивительно, как ему удалось так долго продержаться в полиции».
