Дж. Лэнкфорд - Тайный мессия
– Змея мертва, – сказала африканка. – Мужчины убили ее.
Ариэль кивнула. Ее мысли все еще путались.
– Спасибо вам всем, что заботитесь обо мне.
Женщина постарше заговорила со стариком. У нее было произношение американки.
– Что ей помогло? Противоядие? Или это сделал ты, Бабу? Или мой сын?
– Все вместе взятое, – ответил Бабу.
– Она была беременна, – сказал мальчик.
«Была»?
Ариэль села и посмотрела на мальчика:
– Была?
– Теперь у тебя не будет ребенка, – ответил он.
И мысленно добавил – она услышала его: «Все в порядке. Твой ребенок хотел побыть физическим лишь немножко. Она счастлива и благодарит тебя».
Итак, должна была родиться девочка.
Ахмед шагнул вперед:
– Если это правда, Бог благословил тебя, юная Ариэль.
Бабу сочувственно посмотрел на нее:
– Травы, которые тебя спасли, не были полезны для ребенка.
– О! – отозвалась Ариэль.
Она не была уверена, чувствует ли что-то по этому поводу. Значит, она может вернуться в Чоат, если только ее не исключили. Значит, ее родители могут перестать обращаться с ней, как с инопланетянкой, внезапно объявившейся в Роксбери, в штате Коннектикут. Замечательно было быть живой, а не обедом змеи. И было странно знать, что что-то внутри нее умерло.
– Меня зовут Бабу, – сказал старик. – Я – лекарь. Это – моя внучка, Сума.
Потом он показал на мальчика:
– Он – Великий Издалека, а это – его мать.
Ариэль уставилась на мальчика:
– Господибожемой! Верно! Это же вы только что со мной говорили? Вы – клон, и…
Она посмотрела на женщину с американским выговором:
– А вы – Мэгги Джонсон?
Мэгги повесила голову, как будто застеснявшись. Потом словно приняла решение и кивнула:
– Да. А это мой сын, Джесс.
– Так вы не Хетта Прайс? – спросила Сума.
– И Хетта Прайс тоже, – ответила Мэгги. – Это длинная история.
– Господибожемой! Я приехала сюда, чтобы познакомиться с вами. Я – Ариэль, дочь Феликса!
Мэгги подалась к ней:
– Да ну? Я тебя не узнала, милая! Я не видела тебя с тех пор, как тебе было восемь! Тогда тебя похитили, чтобы попытаться добраться до Джесса.
Ариэль кивнула:
– Знаю. О, я это знаю! С тех пор папа не оставлял меня одну!
Мэгги протянула руки и привлекла Ариэль в долгие объятия.
– Я так рада, что ты оправилась после змеиного укуса!
– И я рада, – ответила девушка и обняла ее в ответ.
Почему-то руки Мэгги казались знакомыми.
Потом женщина выпустила ее и спросила:
– Как ты нас нашла?
Ариэль удивленно оглядела собравшихся:
– Да вы же были во всех новостях!
– Только не это! Опять! – сказала Мэгги и встала. – Только не это.
– Что за клон? – спросил Ахмед. – И в каком смысле – «великий издалека»?
Мэгги вздохнула:
– Это длинная история.
Бабу встал и повернулся лицом к Ахмеду:
– Это – Утешитель, Мфарайя.
Ахмед нахмурился:
– Кто?
– Когда я был здесь раньше, меня называли клоном Иисуса, – сообщил мальчик.
– Он – Мунгу, единый бог, – добавил Бабу. – И вот доказательство: когда черная мамба укусила знакомого мне воина-масая, он болел семь дней. Я спас его. Она выздоровела за час благодаря Мфарайе.
Ахмед дико огляделся по сторонам, обеими руками пригладил волосы, выдохнул и больше ничего не сказал.
При всеобщем молчании Бабу спросил Ахмеда:
– Зачем ты сюда пришел?
Ахмед приподнял брови и сделал шаг назад.
– Я, э-э… Я отправился на сафари и повстречался в Дар-эс-Саламе с преподобным Полом Джозефом и его группой, и… э-э… сказал, что загляну к нему с визитом.
Бабу не сводил с него глаз так долго, что Ахмед начал гадать, не пытается ли старик загипнотизировать его или прочесть его мысли.
– Преподобный нездоров, – в конце концов сказал Бабу. – Но вы можете к нам присоединиться.
– Э-э, мне пора идти…
– Вы можете к нам присоединиться! – тверже сказал Бабу, и это как будто решило дело.
Потом старик спросил Ариэль:
– Ты в состоянии встать?
– Да, наверное.
Она поднялась с тростниковой постели на утрамбованном земляном полу хижины и вслед за остальными вышла наружу. Сгущалась ночь. Вдалеке Ариэль увидела слониху со слоненком. Их силуэты выделялись на фоне желто-оранжево-пурпурного неба: символ того, о чем она не просила и чего теперь не будет иметь. И все-таки слоненок заставил ее загрустить.
В центре владений Бабу собралась, похоже, вся деревня: старики, взрослые, дети постарше – все уселись в кружок, так что ноги каждого соприкасались с ногами соседа.
То было странное и завораживающее зрелище: столько людей в одном месте, прикасающихся друг к другу, неразрывный круг жизни.
Бабу жестом пригласил Ахмеда проследовать впереди него к огромному дереву на краю участка. Джесс и его мать, а также Сума пошли сзади, Ариэль замыкала шествие. В голову девушке пришло, что к этому времени ей пора бы уже проголодаться, но ей не хотелось есть.
Они сели тесной группкой, и Бабу начал бить в огромный барабан, который висел на дереве. От звука по спине Ариэли в буквальном смысле слова побежал холодок. Наконец Бабу остановился, и его внучка Сума встала:
– Теперь я расскажу историю Фиолетового народа.
Все заулыбались и одобрительно забормотали. Ариэль не могла дождаться, когда же услышит о Фиолетовом народе, но не хотела слушать отсюда. Ночь была такой красивой, момент – таким волшебным. Не зная, кого и как спросить, она встала и вошла в круг, стиснув руки под подбородком. Люди потеснились, чтобы дать ей место. Ариэль сняла обувь и уселась вместе со всеми на утрамбованную красную землю, прикоснувшись ногами к ногам соседей.
Глава 29
«Почему я здесь? – спрашивал себя Ахмед. – Потому что старик, которого я не знаю, приказал мне здесь быть?»
Почему он чувствовал себя так, будто эти деревенские жители загнали его в угол, сидя в пыли в своем глупом кругу? И кем был тот явно арабский мальчик, выдающий себя за клона Иисуса?
Темнело, и Ахмед знал, что Аджия будет на него злиться. Он представил, как она расхаживает перед их палаткой, воздвигнутой на высоком настиле над высохшим руслом реки. Он мысленно увидел ее силуэт на фоне сверкающего, темнеющего неба – в своей обретенной зрелой женственности она была еще красивее, чем в его самых чарующих снах, – Аджия, сладкая, как медовые финики, которая хотела убить всех вазунгу.
Наверное, их свела сама судьба.
Много лет Ахмед чувствовал себя одиноким, отстраненным, потому что в его жизни не было отца. Некому было гордиться, когда Ахмед впервые постился целый месяц Рамадана, никто не учил его, как драпироваться в белый ирам [111], когда он впервые отправился в паломничество в Мекку, чтобы выполнить свои религиозные обязанности в таинстве хаджа. Отосланный из дома, чтобы изучать экономику, поскольку ему хорошо давалась математика, Ахмед повиновался воле отца. Он переехал в Нью-Йорк и нанялся в крупную фирму, чтобы выведывать секреты американских счетов для джихада. Но, пока он этим занимался, ему стало многое нравиться в Америке: пиво, футбол, женщины в вольных одеждах, пульсирующая музыка неприличных песен, свобода быть неправым, как и правым. Оставаясь в некоторых отношениях в стороне от своих мусульманских обязанностей, Ахмед тщательно следовал пяти столпам ислама: иметь веру, молиться, раздавать милостыню, поститься и совершать хадж в Мекку. Однако Ахмед жил в двух мирах и знал, что всегда будет так жить, если только не присоединится к своему отцу.
С тех пор как он встретил Аджию и решил ей помочь, он больше не чувствовал себя одиноким. Аджия дала Ахмеду его джихад. Теперь он принадлежал миру своего отца.
Бургиба наблюдал, как молодая женщина по имени Сума шагнула в людской круг. Она заговорила, а старик Бабу играл на своей мбире, извлекая из нее мягкие, высокие ноты, наполняющие ночь. Сума говорила сперва по-английски, чтобы ее могли понять гости, потом на суахили – для всей деревни.
– Давным-давно наши предки жили в гармонии и радости, – начала Сума.
Кружок захлопал в ладоши в такт мбире и сказал:
– Аминь.
– Давным-давно Африка была нашей.
Хлопки и новое «аминь».
– Те африканцы назывались Фиолетовым народом.
Кто-то начал напевать в такт хлопкам и «аминь».
– Их кожа была иссиня-фиолетовой.
Хлопки, пение.
– Все они владели пепо. Все говорили со своими предками. Все могли исцелять.
Хлопки, хлопки.
– Они играли на Исцеляющем Барабане и сидели, как мы сидим, в священном кругу.
Старик играл на мбире, извлекая приятные высокие звуки.
– Потом некоторые из фиолетовых людей ушли в другое место и жили в мире и гармонии тысячи лет.
Хлопки, пение.
– Странники расселились по всей земле и утратили знание о своем Фиолетовом пламени.
«Аминь», «аминь», «аминь».
– Сегодня пламя снова зовет нас. Дух зовет нас. Пепо зовет нас. По всему миру поют музыку африканцев. Возвращайтесь, сыны и дочери, к пламени.
