Сергей Кулаков - Всемогущий
Тон был такой же, каким командуют в тюремных коридорах.
Егор вошел в комнату – которую уже за последние сутки? – оглядел бетонные стены, зарешеченное окно, донельзя скупую обстановку, состоящую из солдатской кровати, ничем не покрытой, и некрашеного табурета, и обернулся к своему надзирателю.
– Это что? – спросил он.
– Как что? – ухмыльнулся Пронов. – Апартаменты. Категория люкс. Да вы заходите, не стесняйтесь. Вам тут долго еще сидеть.
Последняя фраза была явной отсебятиной, сказанной для острастки, по мстительности мелкого характера, но настроение от нее все равно ухудшилось. Уж больно страшными были «апартаменты», часовое сидение в которых запросто могло обернуться длительной и трудно излечимой депрессией.
– Я не хочу здесь сидеть, – заявил Егор.
– А придется, – возразил Пронов.
– Но я могу побыть внизу, – сказал Егор. – Или на улице. Сбегать я не собираюсь, зачем меня запирать?
Пронов ощерился.
– Знаю зачем! Мало нам Дикого? Умник. А очки на всех не припасли. Нет уж, сиди здесь. Всем спокойней будет.
Он отступил назад и взялся за дверь.
– Да не останусь я тут! – возмутился Егор.
Он не боялся, что его возмущение будет истолковано как проявление нелояльности по отношению к Ожогину. Тут налицо были личные счеты, и он не собирался уступать мерзавцу, который, пользуясь своим положением, нарочно запирал его в этой камере, получая от его унижения нескрываемое удовольствие. Спускать мерзавцам было вообще не в привычках Егора – тут за его спиной вздыбливалось все его детдомовское детство; поэтому он шагнул вперед и ударил выставленной рукой в закрываемую дверь. Он был уверен, что Пронов спасует перед его решительностью. В конце концов, он видел, в каких отношениях состоит Егор с его обожаемым шефом!
Но Горин просчитался.
Пронов отпустил дверь и с размаху саданул кулаком ему в грудь.
Егор охнул и отлетел назад. Он и не думал, что этот коротышка умеет так бить. Дыхание остановилось, и он, схватившись за грудь, все никак не мог вздохнуть. Перед глазами поплыли красные круги, ноги ослабели, и, несмотря на желание броситься на Пронова, Егор только и мог, что бессильно смотреть на своего обидчика и радоваться тому, что избиение не продолжается.
– Напрасно вы так, – подождав, сказал Пронов.
На лице его сияло выражение превосходства. Как же, сбил с провидца спесь, показал, кто в доме хозяин! Он уперся короткими, толстыми в предплечьях руками в косяки и выжидательно смотрел на пленника.
– Я ведь могу и не рассчитать, – добавил он тоном ласкового палача.
Егор молчал, начиная потихоньку вдыхать и выдыхать.
Пронов подождал еще немного.
– Ну, отдыхайте, – сказал он. – Если что понадобится, стукнете. Только уж аккуратно, ручку не побейте.
Егор отвернулся и сел на кровать. Дыхание вернулось, боль начала затихать. Он уже корил себя за эту вспышку, за то, что поддался на дешевую провокацию. Ему ли бросаться в кулачный бой? И с кем? Со своим тюремщиком, человеком, которого ему вообще не следовало замечать. Устал, что ли? Похоже. Да и было от чего.
Пронов, еще немного постояв в дверях, с силой закрыл их. Егор вздрогнул. Брякнул засов. Только сейчас Егор заметил, что в двери светился глазок. Это и была камера, самая настоящая. Сильно же невзлюбил его Пронов, если даже не побоялся гнева Ожогина и сунул в этот мерзкий отстойник!
«Не думай об этом, – сказал себе Егор. – Это всего лишь оболочка, никак не затрагивающая того, что живет у тебя внутри. Какая разница, голый ли бетон вокруг или шелкография, кожаные диваны или панцирная сетка? Главное, чтобы дверь была открыта, чтобы в любую секунду была возможность выйти и, при желании, не вернуться. Но дверь пока закрыта, и думать прежде всего надо об этом. А дверь скоро откроют, осталось совсем немного. Поэтому не надо волноваться, а надо лишь успокоиться и подождать».
Действуя этими словами на взвинченные нервы, словно дуя на порезанный палец, Егор вскоре смирился со своим новым обиталищем и даже по привычке произвел знакомство со стенописью, которой пестрели крашенные в зеленый цвет стены. В основном это были выцарапанные какими-то острыми предметами, которые арестанты неведомыми способами сохраняли при себе, невзирая на предварительный обыск, имена сидельцев, даты их пребывания и краткие высказывания в адрес тех, кто их сюда заключил. Последние больше всего и интересовали Егора, и он вскоре улыбался, читая всякие «Пускай сдохнут поганые менты», «Ненавижу легавых» и прочие подобные эпистолы, обильно сдобренные яростным арестантским матом. Многие из них были закрашены, но хватало и свежих, из чего можно было сделать вывод, что камера пустует редко.
Мысль о том, что не ты один терпишь притеснения, всегда утешительна – для того и оставляются на стенах все эти отчаянные надписи, авторов которых не пугает даже то поверье, что оставивший свою отметину на стенах тюрьмы непременно, рано или поздно, в нее вернется. Желание заявить о себе и ощутить поддержку других пересиливает страх – вот и пишутся эти письма во все времена и эпохи, давая краткое развлечение и поддержку очередному поколению заключенных.
Вдоволь начитавшись настенной прозы, Егор подошел к окну и уставился на желтеющую полоску лесопарка. До него было метров четыреста, и он видел, как вдали ходят какие-то люди, не то грибники, не то просто любители природы. Могли ли быть среди них люди Чернышова? Трудно сказать. Отъезд с Тверской прошел в самых лучших шпионских традициях, вряд ли их успели засечь. И далее ни Пронов, ни его люди погони не заметили. Значит, Чернышов может быть вообще не в курсе того, что Егора уже нет в здании. Да и до того ли ему сейчас? Он должен упредить вылет премьера, а на это, даже при его погонах, надо положить немало сил.
Но это все пустяки. Главное, чтобы Жанна передала Чернышову сообщение. Вот что больше всего волновало Егора. И хотя он знал, что взлет самолета не состоится, он все-таки, будучи всего лишь человеком, не мог быть уверен ни в чем.
Освобождение
Посидев у окна на шатком табурете и не найдя в этом особого удовольствия – уж больно скучный и инертный был вид снаружи, – Егор улегся на кровать.
Металлическая пружинная сетка низко провисла под ним, отвечая резким скрипом на каждое движение. Но он вскоре приноровился и, положив под голову руку, снова начал думать о том, куда поедет с Жанной после операции и о чем будет его новая книжка. Что касалось книжки, тут было о чем поразмыслить. Его новые способности давали столь богатую пищу и для сюжета, и для размышлений, что он должен был теперь посвящать обдумыванию темы втрое больше времени, чем раньше.
Вскоре Горин так углубился в разработку сюжета, что по временам забывал, где находится. Белый потолок все ниже нависал над ним, и он вынужден был то и дело моргать тяжелыми веками, чтобы вернуть зрению утраченный фокус.
Иногда он бросал взгляд на дверь и замечал, что глазок затемнен. За ним кто-то внимательно наблюдал, видимо, ожидая, что он будет вести себя как-то иначе. Но Егор только посмеивался над наблюдателем, дав себе слово ни единым жестом не выказать своего недовольства.
Так прошел час или больше – Горин уже переставал различать ход времени, как всегда, трудноуловимый в замкнутом пространстве. За окном было однотонно серо, в камере стояла тишина до звона в ушах, и каких-либо ориентиров, отсчитывающих часы, не существовало.
Вдруг засов загремел, и дверь открылась. На пороге, пригнувшись, стоял Дикий, в руке его дымился пистолет с глушителем.
– Привет, – глухо пробасил он.
Егор поднялся, изумленно посмотрел на него:
– Привет. Но ты же…
– Все в порядке, – перебил его Дикий.
Он шевельнул рукой, поморщился.
– Маленько продырявили шкуру. Но это пустяки.
– Я думал, они тебя убили.
– Счас! – ухмыльнулся Дикий. – Ну, чего ты ждешь?
Егор только сейчас понял, что дверь в камеру распахнута настежь, и дымящийся пистолет Дикого означал конец его страданиям.
– Пошли, – сказал Дикий.
– Пошли, – согласился Егор.
Он вышел из камеры и увидел два трупа. Это были его телохранители, приставленные Проновым. Парни ровно лежали на боку, у обоих из дырок во лбу текла кровь, густо заливая масляно-алым зеркальные линзы.
– А где Пронов? – спросил Егор.
– Там, – ткнул стволом себе под ноги Дикий.
Они спустились вниз, и у подножия лестницы Егор увидел труп своего недруга. Вся лысина Пронова была разворочена пулями, и он мешком лежал на полу, обхватив руками нижний столбик перил.
Егор заглянул в дежурную комнату. На диванах, под столом, на полу валялись трупы оперативников.
– Ну, ты даешь, – сказал он Дикому. – Даже от тебя я такого не ожидал. Как ты с ними со всеми справился?
– Я в этой дежурке отсидел полжизни, – пояснил Дикий. – Знаю каждый угол. У парней не было шансов.
– Но зачем ты это делаешь? – спросил Егор.
